– У тебя там есть знакомые?

– Не знаю, вспомнит ли он меня…

– Кто?

– Один маоист. В прошлом году он принимал участие в конкурсе по цитированию изречений Мао. Он возглавляет красных охранников в своей школе. И еще он мой сосед.

– И как же ты с ним познакомилась?

– Мы столкнулись в прошлое воскресенье в магазине соевых продуктов. Он очень торопился к отцу в больницу, а очередь была на три квартала. Ну, он и подошел ко мне, хотя мы не были знакомы. Спросил, не стану ли я возражать, если он подойдет передо мной. Я его пропустила, несмотря на протесты тех, кто стоял за мной. Чтобы их утихомирить, я сказала, что это мой брат. Так он успел купить свое молоко… Не знаю, сможет ли он нам чем-нибудь помочь.

– Как зовут этого парня?

– Вечнозеленый Кустарник.

– Вечнозеленый Кустарник? Как он посмел так назваться! Это же имя главного героя в опере Мадам Мао!

– Верно, я тоже спросила его об этом, спросила, как он посмел позаимствовать имя из оперы Мадам Мао.

– И что же он ответил?

– Сказал, что это она позаимствовала у него имя, которым его нарекли при рождении, в 1954 году, а опера Мадам Мао появилась только в 1960-м.

– Похоже, он парень с характером.

– А я тебе что говорю!

Мы разыскали его. Вечнозеленый Кустарник работал над огромным плакатом, озаглавленным «О чем идет речь, когда мы говорим о преданности». Ему было шестнадцать. Высокий, худощавый парень с широко открытыми глазами. Когда Дикий Имбирь попросила меня описать его, я не знала, что ответить, и сказала только, что он красив. Я не могла найти подходящих слов, чтобы выразить, что я думаю о нем. Я могла бы назвать его человеком честным и хорошо владеющим собой. Он был очень открытым, точно знал, чего хочет, и не боялся попросить об этом. Соседи называли его «правильным», подразумевая, что родители воспитали парня в должной строгости. Но в этом молодом человеке было еще кое-что, привлекшее мое внимание: что-то загадочное и необычное. Он был очень внимательным и одновременно каким-то отчужденным. Меня заинтересовала его способность глубоко сосредоточиться на чем-то и внезапно переключиться на другое. Впечатление было, будто он очень хочет понравиться, но одновременно неприступен, как Великая Китайская стена. А сложен он был как атлет, на худощавом теле ясно вырисовывались мускулы. В синей маоистской куртке он склонился над столом для пинг-понга и мастерски выводил иероглифы каллиграфическим почерком, напоминавшим письменность периода правления династии Сун. Мы наблюдали за ним, дожидаясь, когда он нанесет последний штрих. Взглянув на мою подругу, Вечнозеленый Кустарник отложил кисть и улыбнулся ей. Эта улыбка показалась мне несколько странной и даже какой-то почти нежной.

Дикий Имбирь протянула ему руку.

А он опять взял свою кисть и отвернулся к плакату. Потом, обмакнув кисть в воду, еще раз взглянул на девочку.

– Я тебя не отвлекаю? – Дикий Имбирь вновь протянула ему руку.

– Немного, – улыбнулся он.

– Что плохого в том, что я наблюдаю, как ты рисуешь плакат? Разве это не считается общественным делом?

– Что ты так разволновалась?

– А почему ты все время на меня смотришь?

– Кто, я?

– Я что, похожа на реакционерку?

– «Прямое дерево не испугать кривой тенью». – Он отбросил кисть и выпрямился. – Ладно, извини. Меня зовут Вечнозеленый Кустарник.

– Рада познакомиться.

– Так ты пришла на плакаты посмотреть?

– Ну, не совсем. Я здесь вместе с Кленом, – она подтолкнула меня к парню, – вы с ней, кажется, знакомы.

– Клен! Здравствуй! Прости, я тебя не узнал. Ты выглядишь как-то иначе.

– Это все из-за куртки. Ткань не очень хорошо прокрашена, поэтому после каждой стирки меняет цвет.

– В прошлый раз она была синяя.

– А теперь фиолетовая.

– В следующий раз станет коричневой?

– Можешь не сомневаться… Как твой отец?

– Его выписали.

– Что с ним было?

– Туберкулез. Двадцать восемь лет работы в шахте не прошли бесследно.

– Ему уже лучше?

– Врач разрешил ему есть все, что захочется.

– И что это значит?

– Что он долго не протянет.

– Мне очень жаль. Если я могу чем-то помочь, пожалуйста… Я, например, всегда могу принести тебе молока. (Дикий Имбирь и Вечнозеленый Кустарник не сводили друг с друга глаз.) Ой, давайте-ка, я вас познакомлю. Это Дикий Имбирь, моя одноклассница и лучшая подруга. А это Вечнозеленый Кустарник, мой сосед.

– Дикий Имбирь? Какое необычное имя.

– Но не настолько необычное, как Вечнозеленый Кустарник. Так звали Секретаря Компартии в знаменитой опере мадам Мао.

– Любишь оперу?

Дикий Имбирь, казалось, не хотела отвечать на этот вопрос.

– Ее мама любит, – вмешалась я, – она оперная певица.

– Моя мать – враг народа, – резко произнесла Дикий Имбирь.

Я повернулась к подруге:

– Что ты делаешь?

– Просто говорю все, как есть, чтобы Вечнозеленый Кустарник знал, кто я на самом деле.

– Ты думаешь, это лучший способ знакомиться?

– Мне казалось, мы пришли попросить о помощи. Разве нам не следует говорить правду? – возразила в ответ Дикий Имбирь.

– Нет, нам не нужна помощь. Странным образом я вдруг изменила свое решение. Не знаю точно, с чем это было связано. Я как-то разволновалась, и во мне проснулась гордость, которая не позволяла принимать чью-то жалость.

– О какой помощи, Клен? – поинтересовался Вечнозеленый Кустарник.

– Ни о какой. Я на самом деле просто показываю подруге окрестности. Что у тебя нового, Вечнозеленый Кустарник?

Дикий Имбирь удивилась, но все же подыграла мне.

– Я готовлюсь к предстоящему конкурсу по цитированию изречений Мао, – ответил Вечнозеленый Кустарник, отодвигая в сторону плакат. – Пытаюсь процитировать триста страниц и побить свой собственный рекорд.

– Как амбициозно!

– Я считаю, что в этом и заключаются верность и преданность.

– Любой может принять участие? – спросила Дикий Имбирь.

– Это открытый конкурс.

– Там под окном Дикий Имбирь, она зовет тебя, – сказала мне мама. Как всегда, в воскресенье утром она готовила еду, а я колола дрова. – Она, кажется, чем-то взволнована. Куда вы собрались? Клен, захвати мусор.

Я вылетела на улицу, Дикий Имбирь подошла ко мне, все ее лицо было в слезах.

– Моя мама… – произнесла она сдавленным голосом.

Мадам Пей, представшая перед общественным собранием, стала предметом всеобщего осуждения. На грудь бедной женщине повесили табличку «Французская шпионка», а какой-то мужчина средних лет в очках в темной оправе громко зачитывал ей обвинения. Он был тощий как скелет и напоминал осла. Из его кривого рта вылетали злобные слова:

– Покончим с французской шпионкой, и да здравствует Председатель Мао!

– Скоро все закончится, – успокаивала я подругу, мы стояли позади толпы и наблюдали за происходящим.

– А Дружок сейчас варится в котле, – не поворачивая головы, проронила Дикий Имбирь.

– Как? – остолбенела я.

– Утром его забрали…

Я протянула руку, чтобы обнять ее.

– Не прикасайся ко мне! – Дикий Имбирь резко оттолкнула меня. – Кто-нибудь может заметить.

– Кажется, твоя мама уже начинает терять мужество, – отметила я.

– Как раз этого он и добивается, хочет видеть, как она страдает.

– Кто он?

– Господин Чоу, бывший ее поклонник. Он работает бухгалтером на рыбном рынке. Шестнадцать лет назад отец отбил у него маму.

– Откуда тебе это известно?

– Я читала любовные письма, которые он писал ей. Я перечитала все мамины письма, не исключая тех, которые писал отец, но их я, конечно же, не поняла, он ведь писал по-французски.

– А где сейчас эти письма?

– Их больше нет.

– Ты их сожгла?

– Они были омерзительны.

– А твоя мама об этом знает?

Замотав головой, Дикий Имбирь опустилась на землю. Я взглянула на сооруженный наскоро помост, и мне показалось, что мадам Пей умерла. Обессиленно откинувшись на стуле, она была неподвижна. Но руководитель собрания объявил, что она «прикидывается мертвой», и велел продолжать зачитывать обвинения.