Тут я осознала, что она не ведает о произошедшем прошлой ночью. Отстранив ее руку, я ответила:

– Просто я немного устала.

– Это из-за того, что я постоянно заставляю тебя сидеть в шкафу?

– Ну конечно нет, – я даже вскочила с постели. – Для меня это ничуть не трудно, совсем не трудно.

– Прости, я прошлой ночью уснула. Вечнозеленый Кустарник ушел, просто ушел и больше не вернулся. Уверена, что он расстроился. Но на самом деле ему не о чем волноваться, потому что мы все наверстаем. Ему так нравится быть со мной, что я могу читать все, что угодно, а он даже не заметит, – улыбнулась Дикий Имбирь.

Ее улыбка вдруг стала меня раздражать, я ничего не ответила и начала молча обуваться.

– А ты дождалась, когда он ушел?

– Я? Что ты имеешь в виду? – Я сбросила ботинки, а затем надела их снова. – Не хочешь ли ты… стакан воды?

– Нет, спасибо. Ты ведь не ушла вместе с ним, не так ли?

– Нет, конечно нет. Ты же говорила, что не хочешь, чтобы он знал о моем присутствии, разве не так?

– Так.

– Там на улице холодно? – Я старалась скрыть волнение.

– Что же ты тогда сделала? – Она подняла голову и заглянула мне в глаза.

– Я…

Она рассмеялась.

– Не бойся, можешь сказать правду.

– Правду? Какую правду?

– Я хочу сказать, не бойся признаться, что ты сама тоже заснула и больше ничего не делала.

– Ну да. Я заснула.

Все, что произошло, стало казаться мне нереальным. Прошла целая неделя, а Дикий Имбирь, Вечнозеленый Кустарник и я словно потеряли связь друг с другом, словно мы все выжидали чего-то. Я никак не могла разобраться в своих чувствах и постоянно прокручивала в памяти все, что произошло между нами. Мне стало казаться, что я больше никогда не смогу вести себя с подругой по-прежнему. Я не хотела признать, что предала ее, но и отрицать этого не могла. С Вечнозеленым Кустарником мне было до неприличия хорошо, и я ничуть не жалела о произошедшем. Мы с ним смогли дать друг другу то, в чем оба нуждались, – человеческую любовь. Я была слишком эгоистична, чтобы отказаться от него. Ведь я всегда ревновала его к подруге, мне всегда хотелось занять ее место, еще задолго до той ночи. А когда я сохранила в тайне, что он знает о моем присутствии, я дала ему это понять. Единственное, что оправдывает меня, – Дикий Имбирь никогда не хотела физической близости с ним. Будь они любовниками, я ни за что не позволила бы себе влезать в их отношения.

На десятый день я получила письмо от Вечнозеленого Кустарника, в котором он спрашивал, смогу ли я встретиться с ним вечером в квартире его друга на улице Большой Медведицы. Это невероятно взволновало меня, и в назначенный час, ровно к восьми тридцати, я пришла к многоквартирному дому на упомянутой улице. Квартира располагалась на втором этаже, прямо над мастерской по изготовлению корзин. Грязная и пыльная лестничная клетка была вся завалена этими корзинами. Деревянные ступени скрипели у меня под ногами. И вот я уже стучалась в узкую дверь. Мне открыл какой-то худощавый мужчина средних лет, без слов он впустил меня и удалился, как только я оказалась в квартире. Я услышала, как он запер дверь.

– Здравствуй, – раздался из темноты голос Вечнозеленого Кустарника.

– Я ничего не вижу.

– Сейчас зажгу свечку.

– Здесь безопасно?

– Господин Кзин – местный глашатай. К нему обычно никто не заходит.

Свеча отбрасывала призрачно-тусклый свет.

– Ты что, подкупил его?

– Ему нужны талоны на продукты, его семья умирает с голоду у себя в деревне.

Он начал целовать меня. Я глубоко вздохнула.

– Не раскаиваешься? – спросил он. – Я боялся, что ты можешь пожалеть о том, что случилось.

Я ответила, что не думала ни о чем, не могла, что я была сама не своя.

– Я тоже, – сказал он, задувая свечу. В комнате воцарилась кромешная тьма. Из мастерской доносился шум: работники разговаривали между собой на странном диалекте, ругались и смеялись одновременно.

Вечнозеленый Кустарник тихо подошел ко мне. Мы точно знали, как доставить друг другу удовольствие, словно уже много лет были любовниками.

– Давай будем реакционерами, давай испепелим здание маоизма, – прошептал он.

Мы сливались с ним снова и снова, наслаждались друг другом.

Внизу все стихло. Рабочие разошлись по домам. Я начала уставать, а он все не мог остановиться.

Он сидел рядом со мной и при свете свечи наблюдал, как я ела принесенные им булочки.

– Неужели ты уже сыт? – спросила я.

– Напротив, – он наклонился ко мне и прошептал, – снимай рубашку.

– Нет. Зачем?

– Я могу насытиться только тобой. Я засмеялась.

– А ты попробуй насытиться изречениями Мао! Наполни ими желудок. Ну же! «Председатель Мао учит нас…»

– «Тысяча лет – это слишком долго, лови момент». – Он схватил меня. – Председатель Мао учит нас, что «революция – это восстание, это насильственный акт одного класса, свергающего власть другого класса».

– Еще Председатель Мао учит нас, – я отложила булочки, пытаясь сопротивляться ему, – что «такую обстановку необходимо изменить. Положить конец агрессии и гнету империалистов, главным образом американских, – такова задача народов всего мира».

Вечнозеленый Кустарник вошел во вкус.

– «Если монополистические группировки США будут упорствовать в своей политике агрессии и войны, то непременно наступит день, когда народы всего мира приговорят их к виселице».

Мое тело испытывало небывалое блаженство. Я не могла больше цитировать.

– Не останавливайся, Клен! Покажи свою веру в Председателя Мао! Прояви свою преданность! Страница сто пятьдесят шестая. Выступление на Московском совещании представителей коммунистических и рабочих партий. Ну, давай!

– «Я считаю, – начала я, – что наступил новый переломный момент в международной обстановке». – Тут я остановилась, в голове у меня все смешалось – наслаждение захлестнуло меня.

– Давай же, Клен, давай. «В мире сейчас дуют два ветра, – стоя у меня за спиной, он ласкал мою грудь, – ветер с Востока и ветер с Запада. В Китае говорят: "Либо ветер с Востока довлеет над ветром с Запада, либо ветер с Запада довлеет над ветром с Востока"».

Мы с трудом дышали, а он все настаивал на продолжении цитирования изречений Мао. Чувствуя его пот на своих губах, я подхватила:

– «Я считаю, что нынешняя обстановка характеризуется тем, что ветер с Востока довлеет над ветром с Запада, то есть тем, что силы социализма имеют подавляющий перевес над силами империализма…»

Наши тела вновь слились воедино. Мой разум помутился.

– Скажи да, Клен, скажи да! Скажи, что ты тоже меня хочешь, скажи это! Мне нужно от тебя это услышать!

Я не могла сдержать слез счастья.

– Да! Еще, Клен, да!

– Председатель Мао учит нас…

– Нет.

– Ну, давай же, Вечнозеленый Кустарник!

– «Народы… Народы всего мира, сплачивайтесь и громите американских агрессоров и всех их приспешников! Народы всего мира, будьте мужественны, смело сражайтесь, не бойтесь трудностей и идите вперед волна за волной!»

– «Тогда весь мир будет принадлежать народам. А всякая нечисть будет полностью уничтожена!»

– «Толкайте повозку», Клен!

– «Толкайте повозку до… до врат коммунистического рая!»

– Ах, Клен, слепой собирает персики.

– А слепая поймала большую рыбу – это чудо.

– Продолжай цитировать!

– Ты – фальшивый революционер!

И тут он застонал:

– О! Председатель Мао!

Ночь длилась бесконечно, пока мы в изнеможении не упали друг другу в объятия. Я собиралась завести разговор о Диком Имбире, но не представилась возможность. Честно говоря, я просто старалась избежать этой темы. Проблема стала слишком большой, чтобы ее можно было легко решить. Сейчас мы с ним испытывали друг друга. Прежде чем решить что-либо в отношении Дикого Имбиря, мне надо было разобраться в своих и его чувствах. Вместе с тем я опасалась, что ситуация выйдет из-под контроля. Я знала, что Дикий Имбирь может вмешаться в любой момент. У нее всегда было предчувствие чего-то плохого перед тем, как это случалось. И мне уже слышались те упреки, с которыми она на меня обрушится.