– Думаю, что не очень, раз мы сумели разгадать его планы.

– Но Темуджину об этом говорить нельзя, – вздохнул Чиркудай.

– Да... – подтвердил Субудей. – Ему опять нельзя ни о чём говорить...

В Каракоруме Чиркудаю, Субудею и всем остальным туменным, построили большие дома. Чиркудай привык к юрте, но Сочигель обрадовалась, попав под хорошую крышу. Она всю жизнь прожила в рабстве у уйгуров в глинобитном доме. К юрте у неё не лежала душа. Не могла привыкнуть.

Чиркудай наблюдал за ней, за недовольно морщившей нос Хоахчин, которая бродила по комнатам и заглядывала в углы. Старуха, как и он, знала только юрты.

Сочигель быстро выбрала для спальни дальнюю комнату, и показала воинам охранной тысячи, где положить кошмы. Когда нукеры ушли, Сочигель уселась на них, выкатила в прорезь платья тугую грудь и принялась кормить захныкавшего Анвара. Чиркудай с удовольствием смотрел, как мальчонка чмокает. Круглые, не похожие на монгольские, глаза сына слипались после дороги. Но грудь он не отпускал. Однако усталость победила, и Анвар уснул, выпустив сосок изо рта.

– Он похож на тебя, – улыбнулась Сочигель.

Чиркудай помолчал и отрицательно помотал головой:

– Нет. Не похож. У него нет седого клока волос.

– И пусть никогда не будет, – испуганно произнесла Сочигель, прижав сына к груди.

Чиркудай вздохнул:

– Он мужчина, поэтому будет воином. Ты должна быть готова ко всему.

Сочигель опечалилась, вздохнула и опустила голову, покачивая ребенка на руках.

Чиркудай радовался, когда приходили Субудей и Тохучар. Почему-то друзей тянуло в его дом, где заботливая Сочигель всегда готовила с Хоахчин еду для нескольких человек. Субудей всегда приходил со своей молчаливой китаянкой. Никто не спрашивал у него, кем она ему приходится: наложницей, рабыней или женщиной. Сам он не распространялся на эту тему. Тохучар стал приходить со своей первой женщиной и с двумя подросшими сыновьями.

Подростки во все глаза рассматривали Чиркудая и Субудея. Очевидно, Тохучар рассказал им свою историю, которая их восхищала. Приходил Джучи со своей женщиной, с крупным Орду и маленьким, но вёртким Бату, который уже научился играть в шахматы. Он иногда выигрывал у Чиркудая, но не у Субудея. Бату очень огорчался, когда приходилось признавать своё поражение. Старался уговорить Субудея, чтобы тот ему проиграл понарошку. Но туменной был непреклонен:

– Если я стану тебе поддаваться, то ты проиграешь слабому. Учись выигрывать у сильных соперников.

Бату внимательно слушал Субудея и, подумав, согласно кивал головой. Мальчику нравился этот изуродованный вражеской саблей богатур. Субудей отвечал ему тем же, что иногда вызывало зависть у Джучи, но не злость. А Чиркудай продолжал изредка проигрывать Бату: ему было приятно, что мальчишка радуется победе.

Но не всё шло гладко. Соратники видели, что Темуджин с каждым днем мрачнел больше и больше, получая известия о неблаговидных поступках Хасара. Оставляя после заседаний ближних, хан жаловался:

– Не дает покоя брату моё избрание. Сегодня вновь донесли его разговоры о том, что он сумел бы дела вести лучше, чем я, – взволнованно вздохнув, Темуджин добавил: – Негодяй!..

– Тебе нужно его вызвать и круто поговорить, – посоветовал Субудей. – Негоже пользоваться слухами.

– Хасар всегда был завистлив, – бросил Темуджин. – Это на него похоже, – замолчав и потеребив бороду, он заставил себя успокоиться. Посмотрел на Тохучара и спросил: – Ты хотел мне что-то сказать насчет Каракорума?

– Да, Великий хан, – склонил голову Тохучар. – Киданьцы и уйгуры продолжают строить дома вокруг центра как раньше. Получаются узкие улочки, на которых невозможно разъехаться двум арбам. Тесно.

Темуджин хотел вспылить, потому что город строился по его плану, но сдержался, задумавшись. Через минуту согласно кивнул головой:

– Наверное, ты прав, Тохучар. Я не продумал этого с самого начала, но менять уже поздно.

– Однако новые дома можно строить по-другому, делая улицы шире, – настаивал на своём Тохучар.

– Это хорошее предложение, – согласился Темуджин.

Субудей шевельнулся и, посмотрев на хана, спросил:

– Это правда, что у нас мало денег для строительства? И что мастеров приходится заставлять работать силой?

– Правда, Субудей, – хмуро ответил Темуджин.

– А зачем мы должны платить мастерам? – хитро прищурив единственный глаз, поинтересовался Субудей.

– Я и так им почти ничего не плачу, – не понял Темуджин.

Субудей недовольно махнул рукой:

– Многие нойоны хотят жить в Каракоруме со всеми своими родичами. И это потому, что к нам стали приходить богатые караваны от уйгуров, из Хорезма, и других стран. Даже меркиты присылают свои товары. А недавно приехали тангуты. Зачем тебе платить за те дома, в которых будут жить нойоны? Пусть они сами платят мастерам.

Темуджин подумал и усмехнулся:

– Хитёр, Субудей-богатур, хитёр, – и с улыбкой посмотрел на командующего. – Что бы я без вас делал. Хороший совет. Я его принимаю. Пусть нойоны строят за свой счет, но по нашим планам. Я распоряжусь, чтобы не теснились и следующие улицы были широкими. Но центр останется таким, какой он есть. Ломать ничего не будем.

– Верь Хасару, – неожиданно добавил Субудей.

Темуджин упрямо склонил голову и негромко сказал:

– Очевидно, назревают какие-то события, а я их не вижу, будто ослеп? – и, взглянув на Чиркудая, спросил:

– А что скажет Джебе?

– Верь Хасару, – коротко ответил Чиркудай.

Темуджин удивился:

– Если так говоришь ты, тот, кого Хасар когда-то хотел убить!..

– Сейчас другие времена, – сказал Чиркудай.

Темуджин понимающе покивал головой:

– Очевидно, я что-то просмотрел, – негромко сказал он и махнул рукой: – Все свободны.

Командующие чинно встали и вышли из большого дома, построенного для совещаний.

– Не люблю я эти дома, – буркнул Джелме, выбираясь на узкую улочку.

– Мне тоже больше нравиться юрта, – поддержал его Тохучар.

– Нам всем милее юрты, – сделал заключение Бельгутей и искоса взглянул на Субудея: – Спасибо, Субудей-богатур. Ты хорошо сказал, про брата. Мне нельзя было этого говорить. Он бы взбесился.

Тохучар хищно усмехнулся и почти прорычал с ненавистью:

– Наш общий враг – Теб-Тенгри...

Джелме и Бельгутей поёжились, как от холода. Они боялись колдуна. Субудей с Чиркудаем промолчали.

К осени нойоны стали строить дома для себя и своих ближних на свои средства. В двух верстах от города стояли двенадцать куреней, в которых жили нукеры со своими семьями и некоторые мастеровые. Каракорум рос.

Между домами нойонов стали вырастать небольшие ламаистские храмы, христианские церквушки, мусульманские мечети и даже было начато строительство иудейской синагоги. Торговая площадь между центром города и домами нойонов уже не пустовала ни днем, ни ночью. Тысячи людей, соблазненные дешёвыми шкурками зверей, кедровыми орехами, соленой рыбой и другими монгольскими товарами, приезжали и уезжали ежедневно. Стали появляться кидани и иудеи, невесть откуда узнавшие о торговых площадях города.

На одном из совещаний Темуджин не выдержал и сказал, что зиму он, возможно, проведет в Каракоруме, ну а весной и летом будет жить в юрте. Командиры весело рассмеялись такому признанию. Им всем надоели заборы, закрывающие вольную степь.

– Я никого больше не буду принуждать к постоянному жительству в Каракоруме, – весело добавил Темуджин, и внезапно помрачнев, перешел на хозяйственные проблемы. Обговорив обо всем, он распустил командиров, оставив, как обычно, своих ближних.

Помолчав, оглядел командующих и сказал:

– Теб-Тенгри настаивает, чтобы я брал мзду с молельных домов других религий, непохожих на нашу, тёмно-синюю веру Бон. Что вы мне на это скажете?

Бельгутей неодобрительно покачал головой, но промолчал. За всех сказал мудрый Субудей: