– Я думал, что умру в степи. Какой-то нукер, во время нападения, кольнул меня копьём. Крови много было... Обессилил. А они бросили меня и ушли. Остальных убили. На всю степь – один! Кое-как отбился от волков железной цепью. Они чуют слабого. Потом потихоньку пошёл. Волки за мной. А куда идти, не знаю. И кто меня примет? Во всех стойбищах полно народу. А вечером на меня наткнулись эти... – и он мотнул головой в сторону юрты Гурджила.

– Напоили водой. А я не мог напиться: всё пил и пил... Я должен благодарить Гурджила, – Тохучар тяжело вздохнул: – Не могу. Плохой он. Не могу и всё!

Чиркудай не отвечал ему откровенностью. Слушал не перебивая. Ни о чём не спрашивал. Тохучар сам рассказывал.

Эти рассказы по ночам тоже не трогали Чиркудая. Судьба у Тохучара, мало чем отличалась от его собственной, и от судеб множества осиротевших детей, которым удалось выжить, которых могли загрызть волки. Любой из них мог летом погибнуть от жажды, а зимой от холода. Бывало, что кого-нибудь подбирали белые араты и продавали в рабство чжурчженям, в империю Цзинь.

Когда наступила осень, Чиркудай с Тохучаром и двумя парнишками собрали третью юрту из старых кошм, на которых они спали. Решили перезимовать с бандой, а весной уйти. Но куда – еще не определились. Это предложение сделал Тохучар. Чиркудаю было все равно.

Однажды главарь собрал всех около своей юрты и сказал:

– Земля застыла от холода и сделалась как камень. На ней почти не видно следов. Скоро зима. Нам нужно будет есть много мяса, чтобы не замерзнуть. Завтра пойдем отгонять баранов из одного куреня. У них несколько стад. Одно из них откочевало слишком далеко. Пасут его всего пять чабанов. Мы попробуем заманить пастухов в засаду, – главарь повернулся к Чиркудаю и спросил: – Ты сможешь их перестрелять из скрата?

Чиркудай подумал и согласно кивнул головой.

– Тогда хорошо, – скривил губы в неприятной улыбке Гурджил: – Тогда мы будем с мясом.

На следующий день они выехали из солончаков и направились на север. Главарь знал дорогу и сказал, что как раз к вечеру они будут на месте.

Во второй половине дня, поднялся холодный ветер. Под копытами коней катались сухие шары перекати-поля. Мальчишки кутались в халаты, надев их на себя: кто по два, кто по три. Гурджил с братом и его двое верных нукеров были в старых овчинных полушубках. Чиркудай стал внушать себе, что ему тепло и ветер его не достает, как учили монахи. Но это не очень-то помогало. И он все время зябко передергивал плечами. Тут подъехал Тохучар и протянул ему старый халат.

– А сам? – поинтересовался Чиркудай.

– На мне два халата. А этот я на всякий случай в хурджуне вожу.

Чиркудай поблагодарил его кивком головы и закутался сверху.

Вечером нашли отару на склоне холма. Животные сбились от холода в шевелящуюся кучу. Казалось, что на земле не овцы, а желтое облако. Бараны теснились к солнечной стороне, впитывая остатки тепла от заходящего за горизонт светила. Пять пастухов находились ниже отары, где укрывались от ветра. Они все время шевелились, приседали, пытаясь согреться, махали руками. Разбойники подкрались поближе, двигаясь по оврагу. Ветер стал доносить до них выкрики и хохот пастухов, рассказывающих о своих подвигах.

Гурджил поманил Чиркудая и, ткнул пальцем в сторону больших валунов лежавших в лощине, которая упиралась в косогор, с отарой овец на скате холма. Чиркудай молча кивнул головой и, спешившись, подобрался с Чёрным к природному скрату. Почуяв сзади шорох, он оглянулся, и увидел крадущегося Тохучара, ведущего своего коня за уздечку. Чиркудай заклинил палку между нижними камнями и привязал к ней коня. Тохучар последовал его примеру. А животные прижались друг к другу боками, чтобы согреться.

Осторожно протиснувшись между валунами, Чиркудай осмотрелся. Лощину уже накрыла вечерняя тень. Но он хорошо видел и слышал пастухов, все так же подпрыгивающих в двух полетах стрелы от него.

Тохучар примостился рядом и, подтолкнув Чиркудая под локоть, показал головой налево, где по развилке оврага двигалась их банда в обход отары. Чиркудай мысленно похвалил Гурджила. Если тот выскочит на холм над овцами и ринется вместе с ними вниз на пастухов, то те, с перепуга, поскачут к валунам и станут удобной мишенью для Чиркудая.

Положив возле себя лук и стрелы, которые он вытащил из хурджуна – колчан он выкинул, оказался гнилой, развалился – Чиркудай стал ждать.

Да. Все так и получилось. Банда с дурными криками свалилась сверху. Пастухи даже не стали считать, сколько конников на них нападает. Попрыгав на коней, они с места в карьер метнулись на засаду. Даже сторожевые псы, прохлопав нападение, завыли от неожиданности и бросились врассыпную. Чиркудай привстал на колено и быстро выпустил пять стрел. Он видел, что попал. И четверо пастухов упали с коней. Но пятый, сильно кренясь на бок, промчался мимо них, и ускакал в лощину между холмов.

Гурджил, со своими нукерами, даже не стал проверять, убиты подстреленные Чиркудаем пастухи или нет. Несколько разбойников, при помощи нагаек, торопясь и сильно ругаясь, направили овец в степь. А Чиркудай с Тохучаром и двумя парнишками поймали четырех мечущихся без всадников коней.

Овцы послушно бежали вперед. Лишь иногда раздавалось короткое блеяние. Чиркудай с Тохучаром тоже стали махать нагайками, подгоняя отстающих, держа за повод новых коней.

Спустя час, когда совсем стемнело, овцы отказались бежать, но идти продолжали. Разбойники окружили их полукольцом, ориентируясь по многочисленному топоту копыт. Гнать баранов было несложно, они не разбегались в стороны, семенили тесной кучей.

В полночь остановились в распадке на отдых. Слишком опасно было появляться с краденой отарой днем в хорошо обозреваемой степи.

Пустив своих коней пастись, Чиркудай с Тохучаром улеглись на взятые с собой кошмы, подсунув под голову один хурджун на двоих, и прижались друг к другу спинами. Было так холодно, что руки коченели и болезненно ныли. Подошел Гурджил и негромко приказал, кому сторожить отару сейчас, а кому позже. Чиркудай с Тохучаром и Тогулом, должны были принять смену на рассвете.

– Выбрал для нас самое плохое время, – недовольно буркнул Тохучар и плотнее прижался к спине Чиркудая. Но, несмотря на холод, они быстро уснули.

Чиркудаю показалось, что он только-только задремал, а его уже кто-то тряс за плечо. Еще в детстве он заметил, что у него нет длинного перехода от сна к бодрствованию, как у других. Он просыпался сразу. Тохучар стал потягиваться и зевать, копируя манеру Гурджила и выпуская изо рта белый пар в морозный воздух. Джурка, который их разбудил, рассмотрел в предрассветном полумраке, кого тот изображает, и тихо зафыркал: он так смеялся. А когда умостился на их месте со своим напарником, буркнул:

– Гурджил увидит – побьёт, – и натянул халат на голову, пряча лицо от морозного утреннего ветерка.

Тохучар выпятил нижнюю губу и показал язык спине Джурки, который был одним из приближенных главаря.

Чиркудай искоса понаблюдал за действиями партнера и пошел к обкусывающему пучки замерзшей травы Чёрному. Бараны уже успокоились и неспешно бродили по лощине, обтекая коней и своих угонщиков, спящих по двое на захваченном войлоке.

После того, как едва гревшее солнце, прокатившись по Вечному Синему Небу, скрылось за сопкой, и в лощину заполз серый туман, банда выгнала отару на плоскую равнину и погнала ее на восток. Красное светило лежало на горизонте за их спиной.

И тут их обнаружили. Из-за невысокого холма вырвались на боевых конях семеро всадников, с криками налетев на них. Разбойники сиганули от нападающих в разные стороны, бросив отару.

Чиркудай тоже рванул своего Чёрного вместе со всеми, но, оглянувшись, вдруг обнаружил, что на них напали не пастухи, а, очевидно, такие же люди длинной воли, как и они. Одежда у конников была иной, не такой, в какую были одеты чабаны. Он остановился, вырвал лук из хурджуна, положил на него стрелу, и выстрелил в ближнего, одетого в чёрный, развевающийся на скаку халат. Он не захотел его убивать, поэтому выпустил стрелу в горло, а не в яремную вену.