Темуджин не задавал вопросов, лишь хмуро кивал головой. Выслушав все жалобы, он отпустил присутствующих взмахом руки, приказав остаться Джучи, Джебе и Субудею.

Как обычно, посидев в молчании, Темуджин посмотрел по очереди на своих командиров и негромко сказал:

– Мне не нравиться твоё поведение Джучи. Ты мой сын. Но почему-то слишком добр для монгола, который не знает жалости к врагам. Я не обвиняю тебя в трусости, но не могу похвалить за смелость.

– Великий хан, – начал Джучи, открыто глядя на отца. – Я согласен с Елюй Чуцаем – убитые не принесут нам прибыли, а живые могут работать.

– Мудрый кидань слишком добрый. Но он не воин, не монгол, – неприязненно сказал Чингизхан. – Возможно, его слова были бы очень хороши, но только в том случае, когда мы прекратим воевать, – Темуджин передохнул, немного помолчал.

– Я подозреваю, что войны с Хорезмом, с Мухаммед-шахом, нам не избежать. Он всячески старается унизить меня. Я отвечаю ему тем же. Чувствую, что перепалка в письмах приведет нас к войне.

Хорезм-шах сейчас самый сильный на западе. Однако связываться с ним ещё рано. Нам нужно разобраться с ненавистными меркитами, которые каждый день нападают на наши границы, – и, взяв бумажный свиток, Чингизхан протянул его сыну, приказав:

– Читай!

Джучи медленно развернул рулончик желтой бумаги и, спотыкаясь на словах, стал читать, сразу переводя текст с уйгурского на монгольский:

– Великий хан, докладывает тебе нойон ойратов Хариб, что подчиняется тебе и согласен с твоими законами. Я живу со своим куренем недалеко от меркитов. Семь дней назад, эти разбойники, напали на мой курень, забрали всех моих овец, коней, и увели к себе на север. Кроме этого они порубили саблями моих нукеров, а женщин бросили на арбы и увезли. Я был нойоном, а сейчас – нищий. Прошу Великого хана заступиться за меня и отомстить проклятым меркитам, – Джучи медленно свернул свиток.

– Ну что скажешь, сын мой? – угрюмо спросил Чингизхан.

Джучи молчал, опустив голову.

– Вся твоя жалость не стоит одного человека, который поверил мне и которого я не смог защитить! – зло бросил Чингизхан. Попыхтев от гнева, он посчитал пальцы на руках, чтобы успокоиться, и приказал:

– Субудей и Джебе, вы уничтожите меркитов, всех, до единого! Но командующим войском я назначаю Джучи, хотя у него осталось лишь пять тысяч воинов. А в ваших туменах – по десять тысяч. У Джебе даже больше, – и взглянув на Чиркудая, спросил:

– Я был прав, когда велел отобрать у неумелого командира Чагадая воинов?

Чиркудай пожал плечами:

– Через несколько лет Чагадай станет хорошим командиром.

Темуджин устало усмехнулся:

– Не надо защищать моих сыновей. Вы отлично видите, что он, – Темуджин ткнул пальцев в Джучи, – хороший. Слишком добрый. Что неправильно для монгола. Сейчас нужно быть жестоким. У Джучи жестокости хватает только для того, чтобы не слушаться отца и перечить.

Чагадай любит копаться в бумагах и следить за исполнением законов, а не командовать воинами. За исполнением законов в Монголии должен следить Угедей. Но он любит пьянствовать и развлекаться.

Младший, Тулуй, по нашим законам унаследует моё имущество. Но и он слишком мягок, – Темуджин тяжело вздохнул: – Да ещё Кулан: требует доли для её сына. Незаконно это.

Вы видите, в каком я положении? Для того чтобы всем хватило добра, мне приходится завоевывать другие страны. А мне достаточно одной Монголии, – он замолчал, накрутил кончик седой бороды на палец и продолжил:

– И им хватило бы одной Монголии. Но для этого нужно быть дружными. Не драться из-за улусов, как собаки из-за кости.

Мне нельзя умирать. Мне нужно жить долго, чтобы не началась война в самой Монголии, между моими сыновьями. Я воюю ради того чтобы взять всех под своё крыло, и запретить людям воевать, – Темуджин склонил голову, и расстроенно усмехнулся: – Правильно писали кидани в древних книгах – если хочешь мира, то готовься к войне.

Помолчав, Чингизхан уже спокойнее продолжил:

– Субудей и Джебе, вы пойдете со своими туменами, а Джучи со своим полком. Не возвращайтесь, пока не уничтожите меркитов. Но командовать в походе будет Джучи, – Темуджин на секунду умолк, задумавшись.

– Как это будет происходить? – Чингизхан поднял указательный палец, призывая командиров к вниманию: – Джучи будет принимать решения, но если вы оба скажете – Нет! – значит, его решение не проходит, а если вы оба скажете – Да! – значит, так тому и быть.

Ответственность, за принятые решения, будет нести мой сын Джучи, а не вы: Субудей и Джебе.

И ещё одно замечание: отбитые у меркитов стада, обозы, оружие, женщин и детей, вы будете сразу же отправлять назад, в Монголию, в сопровождении нукеров из полка Джучи. Так что к концу, он останется совсем без войска.

Вы поняли?

Субудей с Чиркудаем молча поклонились хану. Но Чингизхан и не сомневался в них. Он сверлил взглядом Джучи.

– Я понял, Великий хан, – покорно поклонился Джучи.

Темуджин задумался. Через несколько минут он встрепенулся, и тоскливо посмотрев на командиров, грустно произнес:

– Но это не всё. Я напомню вам свою историю, которую рассказывал раньше. Посылаю вас на запад не просто сражаться, хочу, чтобы вы произвели дальнюю разведку.

Я знаю, что вы помните легенду о Борджигидах, предок которых, святой Бодончар, пришел из дальних стран. Бодончар многому научил монголов. И ещё, он оставил завет – освободить его народ от рабства. Он рассказывал, что на его родине народ пленен иудеями, – Темуджин предостерегающе поднял вверх руку, предупреждая желание Субудея вставить слово:

– Я помню, Субудей-богатур, о чём ты говорил. Может быть, мой коренной народ, который я даже не знаю, как назывался, и племя Бодончара, не попал в плен к иудеям, а всего-то стало поклоняться Иисусу. Но это тоже завоевание, хотя и не военное, а духовное. Однако для меня завоевание, есть завоевание. Именно поэтому я беру налоги только с синагог, не облагая данью молельные дома других религий. Не нравятся мне иудеи...

Мне необходимо знать, – Темуджин стал загибать пальцы на руке: – Где живут мои предки? Как они живут – плохо или хорошо? Много ли их? Кто там стоит у власти? Какая у них вера? И ещё я хочу знать дорогу, по которой когда-нибудь отправлюсь на свою древнюю родину.

С моими предками не воюйте. Уклонитесь. Уйдите, – Темуджин вновь замолчал и надолго. Повздыхал, покачал головой, своим мыслям и продолжил:

– Я хочу, чтобы вы гнали меркитов именно в ту сторону, откуда пришел Бодончар. Пусть для окружающих племен кажется, что вы только преследуете врага. Я пошлю с вами хорошего рисовальщика, того самого, который так умело составил для нас карту империи Цзинь. Пусть он нарисует всё, что увидит, и обозначит на карте ваш путь.

После этой речи Чингизхан, застыл в кресле, как изваяние. Друзья и Джучи не посмели прервать его размышлений. Наконец, он шевельнулся:

– Что скажете на это? – с некоторой неуверенностью в голосе спросил он.

– Приказ Великого хана – закон, – ровно ответил Чиркудай.

Темуджин недовольно махнул рукой в его сторону:

– Не надо этого, Джебе. Я обращаюсь к вам не как к полководцам, а как к своим друзьям.

– Ты хочешь узнать тайну своего рода? – спросил Субудей.

– Я хочу узнать, кто я, – ответил Темуджин и, кивнул на Джучи: – и кто он, – и, посмотрев на Чиркудая, добавил: – Может быть, мы сможем, наконец, узнать, из какого племени происходит Чиркудай, – Темуджин усмехнулся: – Я знаю, из какого племени Джебе, но не знаю кто такой Чиркудай. Хотя слышал, что он родом тоже с запада, – и вопросительно посмотрев на своего полководца, спросил: – А ты не хочешь знать, откуда пришли твои родители?

Чиркудай помолчал секунду и отрицательно мотнул головой:

– Я – монгол.

– Наверное, ты прав, – согласился Темуджин. – Но у тебя растет борода, как у Борджигидов. Возможно, мы с тобой родственники?..

– Меня устраивает мое настоящее положение, – уверенно сказал Чиркудай. – Сейчас я стал частью тебя, а не продолжением того, кем был в детстве.