Около южных ворот Чиркудай разглядел на стене какого-то высокородного чжурчженя в отсвечивающих золотом латах. Знатный китаец долго смотрел в сторону монголов через какую-то трубку, о которой он слышал в Ляояне от библиотекарей, что есть такие приборы, которые приближают всё, что находится далеко. Но сам он такой инструмент в руках не держал и сомневался в его существовании. Однако чжурчжень вылез на стену не для того, чтобы развлекаться. При его появлении смолкли все крики. Солдаты на стенах стояли по стойке смирно, не мешая господину. И это Чиркудаю понравилось.

После того, как этот китаец ушел со стены, солдаты продолжали молчать, и это Чиркудай оценил – всё-таки есть у противников дисциплина. Затем на стенах забегали, и стало заметно, что количество солдат увеличилось. Чиркудай сообразил, что о разгроме корпуса здесь уже слышали. Возможно, его рассматривал со стены китайский военачальник, глядя через волшебную трубку. Со стен давно уже разглядели красный девятихвостый бунчук, который всюду возил за командующим специальный прапорщик. А таких бунчуков в армии Чингизхана было всего два, и оба у лучших полководцев.

После ужина в своей юрте, Чиркудай подсунул под голову войлочный валик и, прикрывшись волчьей шубой, стал думать о том, как можно проникнуть в этот город. Размышлять было тяжело: его стало знобить. Но он старался не обращать внимания на болезнь.

Ему не нравилось, что стены были высокие, и сложены из крепких камней. Но это было не все: вокруг всего города китайцы прорыли широкий ров, заполнив его водой, которая застоялась и отвратительно воняла.

Между рвом и стеной лежала полоса земли с наклонно врытыми острыми кольями. Даже если переплыть ров, то под стенами воины становятся отличной мишенью для лучников. Дорогу через ров, перед каждыми воротами, разрывали подъемные мосты. Так что, крепость, по его мнению, была неприступна.

Ему не хватало Субудея и Тохучара. Разговора с ними. Перед отъездом из лагеря Темуджина, Чиркудай приказал прихватить с собой катапульты для метания больших камней. Но перед этими стенами они были бессильны.

К воротам не подойти. И невозможно бить по ним тараном, который сделали умельцы в Ляояне из толстого бревна. Даже если прикрыться сверху щитами, то всё равно, город не взять. Сверху начнут обливать кипятком или горячим маслом. Так было написано в книгах.

Сейчас он был рад, что внимательно слушал чтецов. Он не мог ничего придумать, но не расстраивался, веря, что какая-нибудь мысль появится завтра или послезавтра. После сокрушительного разгрома корпуса регулярных китайских войск, новая армия, наверное, не скоро соберётся. Поэтому воевать на два фронта не придется.

Ничего, не надумав, уснул, скукожившись на кошме. Последние десять дней, он спал сидя на коне.

Утром, преодолевая ломоту в костях и мышцах, Чиркудай собрал совещание командиров. Тут же приказал своим четырем тысячам отделиться от общего лагеря и расположиться напротив четырех ворот города, выходящих на все стороны света. На общем совещании наказал, чтобы командиры тысяч зорко следили за воротами и подъёмными мостами. Если прозевают момент, когда подвернется возможность прорваться в город – оторвет голову.

Остальным нукерам велел отдыхать, пообещав, что скажет об их задании позже. Четыре тысячи тут же снялись и ушли на свои места. Не занятые воины тут же завалились спать: очень устали от сражений. Война оказалась тяжелой работой, а не веселой игрой.

Чиркудай видел, с каким злорадством посматривал на него Чагадай, предвкушая провал знаменитого воина. Но вслух принц ничего не говорил. Как и Чиркудай, он ушёл в свою юрту, позвав за собой Газмана. Но заместитель туменного, сославшись на неотложные хозяйственные дела, уклонился от визита. Чиркудаю это тоже понравилось.

Его продолжало знобить. Болело горло. Бросало то в жар, то в холод. Трудно было глотать. Поэтому он велел вскипятить себе молока. Напившись, завернулся в шубу, и моментально уснул, будто провалился в бездну.

Вечером проснулся весь мокрый, как новорожденный жеребёнок. Все мышцы ныли. Но Чиркудай почувствовал, что болезнь отпускает. Потребовав еще молока, он опять уснул, отказавшись от услуг китайского лекаря из полка Бай Ли. Тот хотел намазать туменного вонючей мазью.

Ночью открыл слипшиеся от температуры глаза, и увидел у очаговой ямы нахохлившегося Газмана. Заместитель дремал, держа в руке ветку, которой ворошил угли в очаге. Газман услышав кашель Чиркудая, встрепенулся и посмотрел на командира.

– Караулишь? – хрипло спросил Чиркудай.

Газман вздохнул и пробормотал:

– Все нукеры переживают... Предлагают свои лекарства.

– Уже проходит, – негромко ответил Чиркудай.

– Даже Чагадай забеспокоился, – продолжил Газман: – Хотел послать гонцов в лагерь Чингизхана за лекарями. Но я не разрешил.

– Он тебя послушался?

– Сказал – делай, как хочешь.

Чиркудай кивнул головой и, взяв чашку с остывшим молоком, немного отпил мелкими глотками. Глотать стало легче, горло почти не болело. Усевшись на кошмах и завернувшись в шубу, Чиркудай уставился невидящим взглядом на красные угли. Посидев несколько минут в таком положении, он тихо спросил:

– Что будем делать?

Газман долго молчал, раздумывая, с чего бы начать. Поворошив веткой угли, он потянулся в сторону и, нащупав какое-то корневище, сунул его в очаг. Смолистое дерево затрещало, и синий душистый дым потянулся вверх, к обрешетке в потолке.

– Нукеры Чагадая допросили китайских солдат, которых они подстрелили в бою под городом, – неторопливо начал Газман: – Чжурчжени сказали – вы не возьмете город, потому что в нем много еды и есть колодцы с водой. Ещё они заявили, что горожане могут просидеть в крепости целый год. А через стены нам не пробиться.

– Значит – город неприступен? – хрипло спросил Чиркудай.

– Можно их обмануть. Переодеть наших воинов в китайскую одежду и послать к воротам, будто они гонцы от императора...

– Подставка быстро обнаружится, – возразил Чиркудай. – Нукеров перебьют и станут еще осторожнее.

– Но на стены нам лезть нельзя, – твердо заявил Газман.

Чиркудай согласно покивал головой и закашлялся.

– А выводить войско за стены города, после их поражения в урочище, они больше не будут, – посетовал Газман. – Я думаю, что чжурчжени знают о Джебе-нойоне и боятся его.

– В воинских книгах было написано только о том, как брать города приступом, – задумчиво пробормотал Чиркудай. – И это всегда сопровождается большими потерями. Мне нужно действовать по иному, – он вздохнул, и, посмотрев на Газмана, почти приказал: – Ложись и спи. Завтра я сообщу всем, что мы будем делать.

Заместитель поколебался, но послушал командира, улегся на кошмы и тут же засопел. Чиркудай посидел ещё немного у огня и тоже лёг досыпать. Он чувствовал себя гораздо лучше, чем вчера.

А утром, как было не раз, Чиркудаю пришло решение. Он приказал собраться всем командирам на совещание, включая и сотников. Окинув взглядом двести воинов, рассевшихся на холмике полумесяцем, Чиркудай громко сказал, что все нукеры, кроме его охранной тысячи, будут ездить по селам и сгонять к городу местных жителей. И не только мужчин, но стариков, и женщин.

– Мне нужно, чтобы они шли на приступ города, – твердо говорил Чиркудай подчиненным. – Пусть лезут через ров, а потом на стену. Для этого им нужно заранее заготовить лестницы из жердей.

– А если китайцы не будут нас слушаться? – спросил один из командиров.

– Будут, – хмуро ответил Чиркудай, – если вы будете гнать их нагайками, а особенно непослушных сечь шашками и протыкать пиками и копьями, – он ещё раз внимательно осмотрел всех командиров и сказал:

– Мне всё равно, какой способ вы найдете для того, чтобы китайцы лезли на стены. Но если не справитесь, то полезете вместо них. Всё это время здесь на холме будут греметь барабаны. Они будут напоминать вам, что город ещё не взят, – посмотрев на Газмана, Чиркудай приказал: – Возьми большие барабаны в обозе и прикажи бить в них до тех пор, пока я не остановлю. Поставь около них по десять нукеров, пусть бьют по очереди.