— А это что, неправильно? — спросила Анелида, но потом вдруг опешила, запоздало осознав, что произошло. У нее пересохло в горле, широко раскрылись глаза. Прижав обтянутые перчатками пальцы к полураскрытым губам, она воскликнула: — Не может быть, чтобы вы меня видели!

— Видел. Вместе с Диком Дейкерсом.

— О господи, — прошептала Анелида, используя совершенно несвойственный для себя оборот.

— Осторожнее! Вы расплескаете свой бокал. Может, нам куда-нибудь удалиться от этой базарной сутолоки? Кажется, сейчас никого нет в оранжерее.

Анелида, чтобы поскорее освободиться от бокала, в смятении проглотила залпом его содержимое.

— Пошли, — сказал Гантри.

Поддерживая Анелиду под локоть, он повел ее в оранжерею. Ричард пропал как по мановению руки; Октавиус тоже исчез.

— Добрый вечер, Банни, Поль, дорогой, добрый вечер. Здравствуй, Тонни, — раскланивался со всеми Гантри. Театральные знаменитости отвечали на его приветствия и оставались где-то позади. И вот они в оранжерее, и теперь до конца жизни запах фрезий будет напоминать Анелиде об этом дне.

— Ну что ж, — произнес Гантри и чуть рожал, а потом отпустил локоть Анелиды.

— Ричард ничего не говорил мне. И никто не сказал, что в были в зрительном зале.

— Никто не знал, дорогая. Мы вошли во время первого акта, а ушли перед окончанием. Я решил, что так будет лучше.

Она смутно припомнила, что в рассказываемых о нем легендах говорилось и об этой его особенности.

— А что вы забеспокоились? — спросил Гантри. — Вам стыдно за то, как вы играете?

— Нет, — честно ответила Анелида и поспешно добавила: — Я знаю, что местами это было скверно.

— Сколько вам лет?

— Девятнадцать.

— Что вы еще играли?

— Только небольшие роли в «Бонавентуре».

— Не кончали драматическую академию? — спросил он, со злостью выплевывая согласные звуки этих слов. — Не агонизировали в верноподданнических кружках? Не перевоплощались в образ? Не ложились спать со Станиславским и не вставали с Системой?

Анелида, к которой пришло второе дыхание, улыбнулась его словам.

— Я восхищаюсь Станиславским, — сказала она. — Очень.

— Ну и прекрасно, прекрасно. А теперь слушайте меня. Я буду говорить о вашей игре.

Он говорил довольно долго и касался мельчайших подробностей, высмеивал, поучал, не оставляя камня на камне, и был бесконечно прав. Сначала она слушала его жадно и молча, но вскоре решилась попросить кое-что объяснить. Он объяснил и, видимо, остался ею доволен.

— Вот, — сказал он, — что было неверно в вашей игре. Можете сделать вывод, что, если бы я не считал вас актрисой, я не стал бы вам обо всем этом говорить. Ваши ошибки — дело техники. Вы их исправите. Теперь у меня есть к вам предложение. Только предложение. Никаких обещаний. Это относительно пьесы, которая, может, никогда и не будет поставлена. Уверен, что вы ее уже читали. Будьте добры, прочитайте ее еще раз, а для этого приходите в следующий четверг к десяти часам в «Единорог». Эй, Монти!

Анелида уже начала свыкаться с тем фантастическим окружением, в котором она очутилась. Оно стало обладать даже какой-то долей реальности. И когда перед ней появилось само Правление во плоти Монтегю Маршанта, этот предел мечтаний, к которому стремится всякая начинающая актриса, Анелида смогла отвечать вполне осмысленно. Как бледен был мистер Маршант, как вылощен, как самоуверен! Он говорил о весне, о цветах в оранжерее и как-то незаметно перешел к театру. Как он понимает, она актриса?

— Она играет Элизу Дулитл, — заметил Гантри.

— Да, да, конечно. Неплохие отзывы, — пробормотал Маршант, прилежно ей улыбаясь. Анелида подумала, что он вряд ли мог где-нибудь видеть эти отзывы.

— Я здесь нагнал страху по поводу ее игры, — продолжал Гантри.

— Что за скверный тип! — небрежно заметил Маршант. — Не правда ли?

— Предлагаю тебе посмотреть этот спектакль.

— А теперь, мисс Ли, видите, он начинает терроризировать и меня.

— Не надо ему это позволять, — ответила Анелида.

— Ничего. Я привык к его выкрутасам. Вам нравится роль Элизы?

— Очень. По-моему, мне просто повезло, что удалось ее сыграть.

— Сколько времени еще будет идти спектакль?

— До воскресенья. Мы меняем репертуар каждые три недели.

— Понятно. Как обычно в студиях.

— Совершенно верно.

— Не вижу никаких оснований, — вступил в разговор Гантри, — почему мы должны кружить вокруг да около. Я тебе рассказывал о роли в новой пьесе Дикки. Она мне ее прочитает. Ты тем временем, дорогой Монти, проглядишь пьесу, а потом отправишься посмотреть спектакль в «Бонавентуре», — неожиданно он бросил свой знаменитый косящий завораживающий взгляд. — Никаких обещаний не было дано, ничего плохого не случилось. Просто нужно проявить немного сердечной заботливости, потому что, ты знаешь, зря я не попрошу. Ну, Монти, скажи, что ты это сделаешь.

— Кажется, — проговорил Маршант, — меня загнали в угол.

По его тону трудно было понять, так ли уж ему это не по душе.

— Это совершенно непомерная просьба, — проговорила Анелида. — Пожалуйста, не позволяйте загонять себя в угол.

— Если я решу, что это потеря времени, я скажу вам об этом со всей откровенностью.

— Да, конечно.

— А, Дикки! — воскликнул Маршант. — Могу я осведомиться, ты что, тоже участвуешь в этом заговоре?

Ричард опять был здесь, рядом с ней.

— Заговоре? — переспросил он. — Да я в нем по уши. А что?

— Все, что касается плаща и шпаги, — это моих рук дело, — заметил Гантри. — Дикки здесь просто марионетка.

— По-моему, как и все остальные, — сказал Маршант. — Мне нужно выпить. Полагаю, и вам тоже.

Ричард всем налил.

— Анелида, — обратился он к девушке, — что такое они здесь состряпали?

В третий раз за вечер Анелида, все еще не веря, выслушала, что ее ожидает.

— Ричард, — сказал Гантри, — я здесь распорядился по-своему. Эта малышка сходу прочитает мне роль твоей девицы из «Бережливости». А Монти пойдет взглянуть на ее Элизу. Я его уверяю, что ему понравится. И очень плохо, если ты думаешь, что она с этим не справится. — Он посмотрел на Анелиду, и на лице его заиграла подкупающая улыбка. Щелкнув большим и указательным пальцем по полям ее шляпы, он сказал: — Очень милая шляпка.

Ричард больно сжал Анелиде руку.

— Тимми! — воскликнул он. — Ты просто молодец, Тимми!

— Во всяком случае, — беспристрастно отметил Маршант, — автор, кажется, доволен.

— Тогда, — предложил Гантри, — давайте выпьем за неизвестное. За ваши блестящие глаза, мисс Возможность!

— Я тоже могу добавить не менее изящно, — сказал Маршант. — За твой заговор, Тимми. В лице Анелиды Ли.

Они поднимали бокалы в честь Анелиды, когда сзади раздался голос:

— Я не потерплю заговоров в своем собственном доме, Монти, и боюсь, я не в восторге от того, что сейчас услышала. Может, вы посвятите, меня в свои замыслы?

Это была мисс Беллами.

Мисс Беллами появилась в оранжерее не одна. В качестве свиты ее сопровождал полковник Уорэндер. За ними следовали Чарльз Темплетон, Рози Кавендиш и Берти Сарасен. Трое последних задержались, чтобы наполнить у Грейсфилда бокалы, а затем также прошли из столовой в оранжерею, оставив дверь открытой. Грейсфилд, обнося гостей напитками, собирался последовать за ними. В гостиной и столовой шум голосов уже достиг высшей точки, но весь этот гул перекрыл один пронзительный, резкий от волнения голос Мэри Беллами. Все могли видеть, как она стояла в оранжерее, слегка наклонившись вперед и обращаясь к Анелиде:

— Нет, нет и нет, дорогая моя. Так дело не пойдет!

Неожиданная тишина, похожая на ту, что наступает в театре, когда в зале гасят свет, нарушалась невнятным говором в дальней комнате и неуместной, но неслышной раньше игрой музыкантов. Все головы повернулись к оранжерее. К двери подошел Уорэндер. Входящий Грейсфилд оказался отодвинутым в сторону, и полковник очутился лицом к лицу с Октавиусом. В это время из оранжереи послышался голос Гантри: