— Если это можно назвать ссорой, — пробормотал Уорэндер.

— Это касалось Ричарда Дейкерса? — спросил Аллейн, но, не дождавшись ответа, добавил: — Думаю, что да. Хотя, разумеется, это лишь догадки, и вы можете их опровергнуть, если хотите.

Уорэндер распрямил плечи.

— К чему все это? — спросил он. — Вы хотите меня арестовать?

— Вы, конечно, знаете обычное предупреждение полиции. Но послушайте, сэр. Ведь у вас была ссора с Чарльзом Темплетоном, и я уверен, из-за Ричарда Дейкерса. Вы сказали Темплетону, что отец — вы?

— Не говорил, — быстро ответил он.

— Значит, он знал об этом?

— Нет… С самого начала мы решили, что ему лучше ничего не знать. Никто не должен был знать.

— Вы не ответили на мой вопрос. Тогда я спрошу по-другому. Стало ли Темплетону сегодня впервые известно, что Дейкерс — ваш сын? Верно?

— Почему вы так думаете?

— У вас всегда были дружеские отношения. Но сегодня, когда можно было бы ожидать, что общее горе вас сблизит еще больше, Темплетон выказывает явное нежелание видеть и вас и Дейкерса.

— Верно, — ответил Уорэндер, внезапно поворачиваясь.

— И все же вы этого ему не говорили, — Аллейн подошел к полковнику и заглянул ему в лицо. — Это она ему все рассказала. Не посоветовавшись с вами. Не думая, как это отразится на вас или на мальчике. Просто потому, что ее обуяла одна из ее вспышек злобы, которые становились все более и более неуправляемыми. Она заставила вас в присутствии мужа опрыскать ее этими невыносимыми духами. Полагаю, с единственной целью — разозлить его.

— Потом вы ушли, оставив их вдвоем. И тут она нарушила тридцатилетнее молчание и все ему выложила.

— Вы этого не знаете наверняка.

— Выйдя через несколько минут из комнаты, она уже на площадке продолжала кричать: «Это говорит лишь о том, как можно заблуждаться. Убирайся куда угодно, дружочек, и чем скорее, тем лучше». Флоренс ушла раньше. Вас там тоже не было. Значит, разговаривала она с мужем. Она сказала вам об этом?

— Мне? Какого черта?..

— Она сообщила вам, что рассказала обо всем Темплетону?

Отвернувшись к камину, Уорэндер закрыл лицо руками.

— Да, — запинаясь, пробормотал он. — Да! Какое это теперь имеет значение. Да, говорила.

— Во время приема?

В ответ он что-то утверждающе промычал.

— До или после скандала в оранжерее?

— После, — рук от лица он так и не отнял, и его голос прозвучат неузнаваемо. — Я пытался остановить ее, когда она набросилась на девочку.

— И это вызвало ее злость к вам? Понимаю.

— Я пошел было за девочкой и ее дядей. Но она, задержав меня, прошептала: «Чарльз знает о Дикки». Если бы видели, какое у нее при этом было лицо! Ужасно! Я не мог смотреть. Просто вышел оттуда, — подняв голову, он взглянул на Аллейна. — Это невозможно описать.

— И вы больше всего боялись, что она теперь все расскажет мальчику?

Он ничего не ответил.

— И она это сделала. Ее просто обуял демон, и она совсем разошлась. Позвала его к себе в комнату и все выложила. Должен сказать, это были ее последние слова.

— Как вы можете… — начал Уорэндер. — Вы говорите такие вещи… — он был не в состоянии продолжать. Его покрасневшие глаза наполнились слезами, а лицо посерело. Он казался совсем старым. — Не понимаю, что со мной, — пробормотал он.

Но Аллейн понимал.

— Конечно, дело дрянь, — проговорил он, — если обнаруживаешь, что зря заботился о ком-то всю жизнь. Ведь если близкая женщина начинает превращаться в настоящее чудовище, наверное, любой мужчина предпочтет, чтобы она умерла.

— Почему вы мне это говорите? Почему?

— А вы с этим не согласны?

Жест, которым Уорэндер привычно поправил галстук, выглядел сейчас нелепо, потому что рука его дрожала.

— Понимаю, — произнес он. — Полагаю, вы сразу все поняли.

— Боюсь, что не сразу.

Уорэндер взглянул на лучащийся радостью портрет мисс Беллами.

— Ничего больше не осталось, — проговорил он. — Ничего. Как вы хотите, чтобы я поступил?

— Я должен поговорить с Дейкерсом, а потом со всеми остальными. Думаю, вам придется присоединиться к ним.

— Хорошо, — ответил Уорэндер.

— Хотите выпить?

— Да, если можно.

Аллейн посмотрел на Фокса. Тот вышел и вернулся со стаканом и графином. Инспектор вспомнил, что видел их на столике, который разделял двоюродных братьев во время его первой встречи с ними.

— Виски, — сказал Фокс. — Если угодно. Налить вам, сэр?

Одним глотком Уорэндер выпил неразбавленное виски.

— Очень вам обязан, — сказал он, выпрямляясь. На лице промелькнула тень улыбки. — Еще стаканчик — и я буду готов ко всему. Так?

— Я пойду сначала поговорю с Дейкерсом, — сказал Аллейн.

— Вы хотите… все рассказать ему?

— Я думаю, так будет лучше.

— Да. Понимаю. Да.

Аллейн вышел.

— Он сделает это очень аккуратно, сэр, — успокаивающе произнес Фокс. — Можете в этом быть уверены.

— Аккуратно! — пробормотал Уорэндер со звуком, похожим на смешок. — Аккуратно!

Знакомые Мэри Беллами собрались в ее гостиной последний раз. Через несколько дней этот дом будет продан под конторы какой-то новой телевизионной компании. В холле, бог весть почему, для украшения установят паланкин. Полностью сохраненный интерьер Берти Сарасена послужит фоном к горячим спорам о новых трюках, а кабинет Чарльза Темплетона превратится в комнату отдыха для незанятых актеров. Но пока здесь все по-прежнему. Выдохнувшись от волнений, гнева и сострадания, гости равнодушно обменивались отрывочными замечаниями, беспрестанно курили и время от времени машинально подливали себе из принесенных Грейсфилдом бутылок. Филпот оставался на страже в углу комнаты.

О смерти Чарльза Темплетона они узнали от доктора Харкнесса. Не позаботившись о подготовке, тот просто сразил их новостью, и теперь все пребывали в состоянии крайнего изумления. Когда вернулись Анелида и смертельно бледный Ричард, всем пришлось сделать усилие, прежде чем они вообще могли что-либо сказать. В конце были произнесены приличествующие фразы, но Анелиде сразу стало ясно, что запас сострадания у всех исчерпан. И хотя сочувствие было искренним, каждому пришлось прибегнуть к актерской технике, чтобы выразить его. Наконец Рози Кавендиш догадалась прекратить эти вымученные усилия и просто поцеловала Ричарда, ласково добавив:

— Ничего не получается, дорогой. Нам нечего сказать. И мы не знаем, что делать. Надеемся от всего сердца, что Анелида сможет тебя утешить. Все!

— Рози, — дрожащим голосом проговорил Ричард, — ты бесконечно мила. Боюсь, я не могу… не могу… Извините. Просто я уже ничего не воспринимаю.

— Естественно, — сказал Маршант. — Мы понимаем. Самым правильным было бы оставить тебя одного, но, к сожалению, этот тип из Скотленд-Ярда вряд ли нам позволит так поступить.

— Но он просил передать, что теперь уже ждать осталось недолго, — нервно заметил Берти.

— Ты думаешь, — спросила Рози, — это значит, что он собирается кого-то арестовать?

— Откуда мне знать? Ты сама-то знаешь? — напряженным голосом, глотая слова, проговорил Берти. — Держу пари, каждому из нас безумно хочется знать, что думают о нем или о ней другие. Мне, признаюсь, хочется. Я все время спрашиваю себя: неужели кто-то из них подозревает, что вместо того, чтобы пройти в уборную, я пробрался наверх и все там подстроил? Полагаю, что нет никакого смысла просить вас честно ответить на этот вопрос.

— Я не думаю так о тебе, — сразу ответила Рози. — Даю тебе слово, дорогой.

— Рози! И я о тебе не думаю. Ни на секунду в тебе не сомневался. Так же, как в Ричарде и Анелиде. А ты?

— Ни на миг, — твердо ответила она. — Даже в голову не приходило.

— Хорошо, — продолжал подбодренный Рози Берти. — Тогда могу я знать, кто-нибудь из вас подозревает, что это сделал я?

Ему никто не ответил.

— Позвольте выразить за это благодарность, — сказал Берти. — Спасибо. Дальше. Сказать, что думаю я? Знаете, кто из вас, по-моему, мог бы в исключительных обстоятельствах внезапно совершить какие-либо насильственные действия?