— Я… Это не входило в мои намерения, — ответил Ричард.

— Дикки, пойми раз и навсегда. Я не намерен ставить эту пьесу с Мэри в главной роли. Я не намерен советовать Правлению финансировать постановку с Мэри в главной роли. Пьеса неизбежно и с треском провалится с Мэри в главной роли. Это ясно?

— Безусловно, — ответил Ричард.

— Более того, чтобы быть до конца честным и иметь право называться твоим другом, должен сказать, что тебе давным-давно пора освободиться и перестать быть эдаким бычком на веревочке. Спасибо, я предпочитаю виски с содовой.

В смятении Ричард отправился за виски. Возвращаясь обратно, он понял, что навязчивое жужжание разговора внезапно прекратилось, как это иногда случается во время подобных приемов. Гантри, возвышавшийся над всеми гостями в комнате, смотрел куда-то поверх голов в сторону двери. Некоторые из присутствующих тоже повернулись ко входу. Посмотрев в просвет между затылками и плечами, Ричард увидел, что появились Анелида и Октавиус.

Только много позже Ричард понял, что его первой реакцией было простое чувство благодарности к Анелиде за то, что она была так красива. Он услышал, как Тимон Гантри произнес:

— Монти, посмотри.

Подошедший Монтегю Маршант ответил:

— Я смотрю. Во все глаза.

И действительно, все трое так пристально смотрели на Анелиду, что ни один не заметил, как с лица Мэри Беллами улыбка сначала исчезла, а затем появилась снова, как бы насильно приклеенная.

Анелида, пожимая руку хозяйке дома, ожидала, возможно, хотя бы тени непомерной сердечности, которой та одарила ее утром. Но услышала лишь «Как мило, что вы пришли» и удостоилась знаменитой треугольной улыбки. Вместе со следующим за ней Октавиусом она подошла к Чарльзу, а потом столкнулась лицом к лицу с Ричардом, поспешившим к двери, чтобы встретить ее.

— Ну? — спросил Тимон Гантри.

— Ну? — повторил Маршант. — Кто это?

— Это актриса.

— Хорошая?

— На это я отвечу попозже.

— Ты что-нибудь замышляешь?

— Да.

— Скажи же, ради бога, что?

— Терпение, терпение.

— Знаешь, Тимми, я иногда удивляюсь, почему это мы тебя еще держим.

— Нечему удивляться. Держите вы меня, старина, потому что я повышаю престиж Правления.

— Ну, это ты так думаешь.

— Но ведь правда?

— Не собираюсь своим признанием доставлять тебе низменное удовольствие.

— Во всяком случае, сделай мне одолжение, останься на месте.

Маршант не сводил глаз с Анелиды, а Гантри двинулся навстречу группе из трех человек, которые медленно проходили через толпу гостей.

Встретив Анелиду и взяв ее под руку, Ричард, к своему удивлению, обнаружил, что просто не способен вымолвить ни одной из тех фраз, которые с такой легкостью говорил последние десять лет на приемах хорошеньким женщинам. Ведь это было так привычно — нежно поцеловать в щеку, сказать, как она превосходно выглядит, поддерживая под локоть, обойти с ней комнату. А если к тому же это была дама, за которой он ухаживал, то постараться провести в ее обществе большую часть времени, а после приема, возможно, где-нибудь вместе пообедать. Как события могли развиваться дальше, зависело от целого ряда обстоятельств, ни одно из которых не было уместно в случае с Анелидой. Неожиданно Ричард почувствовал, что те девять лет, на которые он старше ее, больше походят на девятнадцать.

Октавиус встретил своего знакомого. Это был врач мисс Беллами, доктор Харкнесс, который не только был в Оксфорде в одно время с Октавиусом, но даже и в одном университетском колледже. Их можно было спокойно оставить вдвоем предаваться счастливым воспоминаниям, а Анелиде принести мартини и познакомить ее с Рози и Берти, которые старались держаться на приеме вместе.

— Поздравляю вас, — быстро проговорил Берти. — Поклянитесь мне всем святым и дайте слово чести никогда не носить ничего, кроме белого, и всегда-всегда с этой чудесной шляпкой. Всегда!

— Не обижайтесь на Берти, — добродушно заметила Рози. — Это самый сногсшибательный комплимент, который можно от него услышать.

— Я это запомню, — ответила Анелида. Ей бросилось в глаза, что эти двое вели себя как-то странно. Они все время поглядывали через ее плечо, будто что-то у нее за спиной притягивало их внимание. Делали они это так часто, что она тоже невольно оглянулась. Оказалось, что их взгляды были направлены на Мэри Беллами, которая уже прошла вглубь комнаты и теперь стояла недалеко от них, окруженная шумной толпой друзей. К своему смущению Анелида обнаружила, что пристальный и холодный взгляд Мисс Беллами устремлен прямо на нее. Анелида была уверена, что взгляд этот не был случайным или непреднамеренным. Мисс Беллами наблюдала за ней, и это стесняло Анелиду. Она отвернулась, но тут же встретилась с другой парой глаз — Тимона Гантри. А рядом еще одни глаза — Монтегю Маршанта, оценивающие и внимательные. Чувство было такое, будто шиворот-навыворот реализовались ее сегодняшние смешные фантазии.

«Поистине, все глаза обращены на меня, — подумала Анелида, — только ощущения не те, что я ожидала».

Рядом с ней стоял Ричард. Он не смотрел на нее, его рука лишь слегка касалась ее руки, но к ее огромному удовольствию он был здесь. Рози и Берти болтали с необычайным энтузиазмом, окружая Анелиду дружеским вниманием, но внося тем не менее какую-то нервную напряженность.

Вскоре Ричард сказал:

— А вот еще один человек хочет с вами познакомиться, Анелида.

Она взглянула и увидела кирпично-красное лицо, похожее на лицо гвардейца, и пару голубых удивленных глаз.

— Полковник Уорэндер, — произнес Ричард.

Уорэндер, как всегда, отрывисто вступил в разговор:

— Все так громко говорят на этих сборищах, не так ли? До крика еще не дошло, но будет. Вы играете на сцене, не так ли?

— Совершенно верно.

— Очень хорошо. Что вы думаете о пьесах Дикки?

— Анелиде было непривычно слышать, что Ричарда называют Дикки, странно, что ей задают такие вопросы, ждут от нее ответа.

— Ну что сказать… они пользуются, безусловно, грандиозным успехом, — проговорила она.

— О, успех! — согласился он. — Да, успех огромный. И знаете, мне они нравятся. Я — его типичный зритель. Люблю веселое, забавное с хорошей ролью для Мэри. Не понимаю интеллектуальную драму. Но вопрос в том, получает ли он удовлетворение от них? Что вы думаете? Не тратит ли он себя впустую? Как?

В глубине души Анелида была страшно смущена и обеспокоена. Или этот пожилой военный очень близко знает Ричарда, или все друзья Ричарда, едва познакомившись, бросаются, для пользы людей совершенно незнакомых, разбирать по косточкам внутренний мир друг друга? И знает ли этот Уорэндер о «Бережливости в раю»?

У нее опять возникло чувство, что за ней пристально наблюдают.

— Надеюсь, — ответила она, — что очень скоро он преподнесет нам серьезную пьесу. А до тех пор пока он этого не сделает, не думаю, чтобы он чувствовал удовлетворение от работы.

— Ага! — воскликнул Уорэндер так, будто она сказала что-то очень весомое. — Вот именно! Очень хорошо! Поддерживайте его в этом. Ладно?

— Я?! — поспешно воскликнула Анелида. Она собралась уже было возразить, что не может себе позволить поддерживать Ричарда в чем бы то ни было, но почему-то подумала, что полковник сочтет ее отказ за жеманство. И она спросила: — А разве его нужно поддерживать?

— О господи! Конечно! — ответил Уорэндер. — И в этом отношении, и в другом. Да вы сами должны знать.

Анелида оглянулась вокруг. Она выпила только половину своего мартини и никак не могла, решила она, быть в состоянии опьянения. Нельзя этого было сказать и о полковнике Уорэндере. Не были навеселе ни мисс Беллами, ни Чарльз Темплетон, или Кэйт Кавендиш, или мистер Берти Сарасен. И уж никак нельзя этого было заметить по мистеру Тимону Гантри, которому ее неожиданно представил Ричард.

— Тимми, — сказал он, — это Анелида Ли.

Для Анелиды все это походило на встречу с легендой.

— Добрый вечер, — произнес голос, которому так часто подражали. — О чем нам с вами поговорить? А, знаю. Скажите мне поточнее, почему в своем финальном монологе вы делаете этакий жест рукой, словно что-то бросаете через плечо? И скажите, это ваше собственное изобретение или фантазия режиссера?