После его слов раздались автоматные очереди. Трое из четверых расстались с жизнью. Вода в бассейне начала багроветь.

Гусаков смотрел на автоматчиков выпученными глазами, в которых кроме ужаса ничего не осталось.

— Что, приятель, напугался? — с усмешкой спросил Богданов.

— Я тут ни при чем. Я получил приказы из Москвы.

— От кого?

— От Илюши Проскурина.

— Проскурин — шестерка Максимова. Он решений не выносит. Осенью прошлого года ты со своей шпаной сжег самолет в моем клубе. Приказ тебе тоже Проскурин отдавал?

— Нет. Максимов. Он сказал, что ты не платишь денег в «общак» и тебя надо наказать.

— Наказал. Я выплатил хозяину самолета восемьдесят тысяч долларов и до сих пор еще не рассчитался. Но хозяин самолета меня попросил найти и наказать виновных. Тогда он готов мне вернуть четверть суммы.

— Спрашивай с Максимова. Я даже не знал…

— Не путайся, Гусаков. Только что ты сказал, кого наказывал. Следи за своими словами.

Тот не мог следить. Бассейн превратился в красную лужу и перестал быть прозрачным. Вокруг него плавали три трупа, и он вот-вот станет четвертым.

— Рассказывай по порядку, Гусаков, — стальным голосом потребовал Борис. — Какие ты получал приказы от Максимова и Проскурина за последние два месяца? Начнешь вилять — тут же получишь пулю в лоб.

— В начале мая, на ежегодной сходке в клубе ветеранов Проскурин дал мне поручение похитить парня. Сопляк, лет шестнадцати. Дал мне адрес. Поселок Озерцы. Фамилия Ливенталь. Парня мы нашли и увезли. Потом Илюшка велел его хлопнуть и отвезти к гробовщику.

— Подробней о гробовщике.

— Магазин ритуальных услуг для богатых клиентов. Называется «Православный обряд». Максимов сбагривает туда трупы, которые должны исчезнуть с лица земли. Гробовщик укладывает их в гроб и направляет в военный госпиталь. У Максимова там свои люди работают в морге. Он лежал в этом госпитале четыре месяца после ранения. Обзавелся связями. Труп расчленяют, а сверху кладут умершего в больнице и хоронят официально на кладбище.

— И парня похоронили?

— Наверное. Я не знаю. Потом Илья велел мне позвонить папаше парня из Серпухова и потребовать выкуп в полмиллиона. Дать ему на сборы две недели и хорошенько припугнуть, чтобы тот не пошел к ментам. Прошло три недели, Проскурин опять позвонил мне и сказал, чтобы я вызвал Ливенталя в Серпухов с деньгами, и дал мне его новый телефон. Я все сделал. Но никто не приехал. Я и не ждал. Обычная телефонная игра. Он хотел, чтобы звонки исходили из другого города. А пятого июня Илья потребовал, чтобы я прислал ему трех стрелков, готовых приступить к работе по сигналу. Цель понятна, но кто был мишенью, я не знал. Когда ребята вернулись, они мне рассказали, в кого стреляли на даче. Я обозлился на Проскурина и сказал ему, что мы больше не будем работать вслепую. Вот и все. Илья больше не звонил.

— Да, Гусаков. Ты отъявленная тварь. Тебя уже не отмоешь. Выходи. Сделаем попытку смыть с тебя кровь.

Перепуганный мужик вышел из лужи крови. От пояса до пят он был покрыт бурой водой, стекающей с него разводами.

— Заходи в кабину. Попарься. Может, отойдет или, наоборот, впитается.

Боец подтолкнул голого бандита стволом в спину и загнал его в сауну. Богданов захлопнул дверь и запер на ключ. На стене возле каждой кабины висел регулятор температуры. Стрелка стояла на шестидесяти градусах. Валерий повернул рычаг, и стрелка остановилась на пределе, возле цифры двести.

— Пусть попарится мужик. Очистится перед кончиной. Когда они покинули баню, на дворе еще стояла ночь.

— Боюсь, что не успею вернуться к рассвету, — глянув на часы, сказал Борис. — Соня проснется, а меня нет. Напугается.

— Может, тебе не возвращаться? У тебя жена, Боря. А Соня в тебя втюрилась по уши. Лучше сразу оборвать, чем тянуть.

— Она все понимает. Я ей уже об этом говорил. Но без ее помощи я не могу еще обходиться. Болячки не засохли. Скажи, Лера, если ты знал, кто сжег самолет, то почему раньше не действовал? У тебя отличная команда ребят. Настоящие профи.

— Я не знал, Боря. Гусаков с испугу признался. Если бы мы встретили его за столом с рюмкой в руках да в мирной обстановке, он ни за что бы не признался. А кто такой Ливенталь?

— Впервые о нем слышу. В нашу игру вступили какие-то посторонние силы и провели свою партию, цель которой мне неизвестна. И я не могу ничего понять. То ли нас хотели прикрыть, то ли сдать. Но ни тот, ни другой варианты не подходят, если по следу пустили киллеров. Сплошные противоречия.

Они сели в машину. Яркие огни окон двухэтажного деревянного дома вскоре остались позади.

Прогулка затянулась. Катя трижды обошла здание, где располагался офис фирмы «Мега», и ее взору открывалось чистое небо и край крыши, который разглядеть с земли было невозможно. Настоящий небоскреб.

Когда она шла по аллее парка, то с большого расстояния она видела профиль здания и крышу. В этот момент у нее возникли сомнения в собственной версии.

Крыша напичкана антеннами и спутниковыми тарелками. Сплошные шесты и растяжки, и судя по всему, они высокие, если отчетливо просматриваются с такого расстояния. Если прыгнуть раньше, то промахнешься, если секундой позже, то останешься без ног, а то и наткнешься на шест и станешь шашлыком.

Задача тем более усложнится, если действия переложить на ночное время. Правда, диаметр здания оказался больше, чем она предполагала. Метров тридцать пять. Катя описала круг и посчитала количество шагов. Расчеты можно сделать дома на бумажке.

Задрав голову, она попятилась назад, пока не наткнулась на что-то твердое. Оглянувшись, она увидела машину, в которой сидел Метелкин. Интересно, зачем ему понадобилось за ней следить?

Она обошла «Ниву» вокруг, открыла переднюю дверцу и села рядом.

— Раз уж я тебя засекла, Женечка, то отвези меня домой.

— Я работаю, а не за тобой слежу. Это ты мне объясни, что ты тут делаешь? Повадились, понимаешь ли! То Рита в гости к Прозорову приходит, теперь ты пришла. Тоже к Прозорову? Там что, медом намазано?

— Извини, а Рита это?…

— Ванькина любовница. Она каким-то образом связана с господином Прозоровым — нашей несчастной жертвой ограбления, но несчастья я в ее глазах не заметил.

— Забыла ее фамилию. Дик говорил мне, но я запамятовала…

— Маргарита Белоцерковская. Но речь не о ней, а о тебе.

— Хотела посмотреть на офис, который обчистил мой муж. Но туда не пускают.

— И не мечтай. Нерешаемый вопрос. Заноза. Застряла в башке, и никто ее не может выдернуть.

— Однако факт остается фактом. И ничего тут не поделаешь. А я, наивная, подумала, что ты за мной следишь.

— Ты, Катя, в сыскные дела не лезь. Накуролесили, и хватит. Ваши приметы уже в милиции есть. И потом, надо сначала думать, а потом делать. На кой ляд мне за тобой следить? Я обещал тебе проследить за Севой. Так?

— Так.

— И что это значит? А это значит, что если ты меня увидела и узнала, то я слежу не за тобой, а за Севой, который следит за тобой. Но его ты не заметила. В итоге ты плюхаешься в мою машину, выдаешь меня и себя, а Сева тихо уходит, «сфотографировав» мою рожу. Теперь я засвечен. Понятно?

— Так Сева здесь?

— Нет. Я к примеру сказал. У меня новое задание. Сменил на посту убитого Митрошкина. Прослушиваю кабинет Прозорова. Пока ничего интересного.

Он кивнул на аппаратуру, установленную в торпеду машины.

Молчаливая техника тут же откликнулась, подтвердив свою высокую работоспособность.

В динамике послышался скрип, потом голоса.

— О, знакомый голос. Я его уже слышала на пленках Митрошкина.

— Тихо, Катя. Это Прозоров и его зам Шульга. Я уже все голоса изучил.

Метелкин нажал на кнопку «запись».

«— Ну, что, Глеб? Договорились?

— Да, Слава. Испытательный стенд готов. Можем начинать запуск.

— Не сейчас. Ровно через две недели. Двадцать шестого июля.