Тяжело груженый 338-й автобус плыл по Щелковскому шоссе. С кислыми физиономиями пассажиры встречали новый трудовой день — последний на этой неделе. Все, кроме меня. Я ехал на Экзамен.

Для водителей троллейбусов, а также инженеров, учителей, модельеров и актеров провинциальных театров моего возраста экзамены ассоциируются с неизбежным, оставшимся в далеком прошлом издевательством над неокрепшими умами. Похожим на визит к школьному стоматологу. Погребенным в памяти, как Хиросима и Нагасаки. Такое не должно повториться!

До недавнего времени и врачи могли десятилетиями почивать на сушеных лаврах, догадываясь о своем профессиональном уровне лишь по отзывам собутыльников. Да еще по сравнительным размерам гонораров. Система оценки не идеальная, но объективнее категорий и степеней.

Но, благодаря усилиям профессора Н.А. Батыр, ситуация коренным образом изменилась. Советские анестезиологи, став коллективными членами ВФОА, подключились к свободному обмену людьми и информацией.

В Москву приехал м-р Джефф из Оксфордского университета.

Джефф намеревается отобрать пять молодых дарований для стажировки в Англии.

Причем длительной и за счет приглашающей стороны.

Я висел на поручнях и пытался отыскать в себе страх — хотя бы в следовых концентрациях. Но его не было — без рисовки. Хорошо. Паша часто вспоминает Брюса Ли: «Зачем усиливать свои сильные стороны? Надо просто ослаблять слабые. И, в конце концов, расставаться с ними — без сожаления».

За прошедший месяц я расстался со многим. Не могу сказать, что без сожаления.

В принципе я всегда готов — к землетрясению, извержению вулкана или удачной посадке спортивного самолета на Красную площадь. Но Машиного звонка не ожидал.

Кафедра в тот день не оперировала. Но Салмонов «отгуливал» дежурство, и заведующий нейрохирургическим отделением М.А. Завулон попросил меня обеспечить удаление опухоли правого полушария.

Хирурги уже заканчивали, когда Соня позвала меня к телефону.

— Олежка, здравствуй!

— Маша! Сколько лет, сколько зим! Как поживаешь?

Соня — баба добрая. И анестезистка отменная. В навязчивом контроле не нуждается.

Мы разговорились.

Полгода назад Маша уволилась из больницы. В настоящее время нигде не работает. Ушла от Коли и живет у подруги. От меня ей нужно всего-то две упаковки сорокапроцентной глюкозы, строфантин и одноразовые шприцы.

Наверное, решила кого-то полечить.

Надо значит надо. Достанем. Дело осложнялось тем, что Маша не могла забрать лекарства по пути моего следования от Беговой к Щелковской.

Просила доставить их на дом, то есть в Кунцево. Простая. В своем амплуа.

— Слушай, это же у черта на куличках!

— Тебе совсем не хочется меня увидеть?

Дело принимало совершенно иной оборот. Что ни говори, а Маша — самая молодая и далеко не худшая из моих девочек. У меня что-то шевельнулось в душе (и не только).

— Очень хочется. Ты сама прекрасно знаешь.

Маша молчала.

— Ты приглашаешь меня… — я задержал дыхание. Может, нас разъединили? — На вечер воспоминаний? С чаем и бубликами?

— Почему именно с чаем?

— А что есть?

— А у тебя что есть?

Как назло, мой шкаф был пуст, а в кармане штанов жалобно позвякивала мелочь. Но анестезиологи славятся быстротой реакции.

— Не у тебя, а у вас.

— Зазнался.

— Ничуть. Просто подумал о твоей подруге. Она симпатичная?

— Да так… А почему ты спрашиваешь?

— Потому что мой друг очень симпатичный. То есть симпатичные. Их двое. Кстати, у тебя не найдется еще одной подруги?

Маша хмыкнула.

— Найдется. Та еще лучше.

— Отлично. Записываю адрес…

Сейчас около четырех. Работы еще минут на десять. Со6paть команду, раздать поручения, переодеться…

Договорились на шесть.

Я заглянул в операционную. Завулон стягивал перчатки.

Яблочкина зашивала кожу.

Опухоль оказалась небольшой, жизненно важных центров не затрагивала. Последние полчаса никаких наркотиков и седатиков не вводили. Экстубируем. Задышит, куда он денется!

— Соня, держись! Еще минутку.

Паша только что вошел. От зарплаты осталось сотни полторы, планы на вечер отсутствуют («У меня нет замыслов. Случай — мой замысел»).

Игоря поймал чудом. В урологии оперировать давно закончили.

Допивали последние капли.

Интерн по имени Игорь чем-то заменил для меня Старгородского. Веселый, разговорчивый, компанейский. Как и я, ценитель прекрасного. Заглазная кличка: солдат-похотинец. Совсем не похож на Мишку, да это и не нужно. Я не верю в дружеские отношения с двумя и более мужчинами. Друг у меня один — Паша. Но полезно и приятно иметь под рукой человека для повседневного общения. Товарища.

Товарищ воспринял мою идею с энтузиазмом. Обещал позаимствовать у своих пару бутылок коньяка.

Энтузиазм Игоря мне совершенно непонятен. По идее он должен обходить меня за версту. В начале года я познакомил его с Марьяной. Страсть вспыхнула, как сухая солома. Игорь чуть не сделал Марьяне предложение. А она, испытывая серьезные материальные затруднения, параллельно общалась с пожилым бизнесменом. Если верить Зине Куликовой, бизнесмен предпочитал общение в ванне, оценивая каждый сеанс в триста рублей (размеры ванны соответствовали). Игорь поверил и расстался с любимой. В процессе выяснения отношений мне побили в баре все стекла и заблевали мягкую мебель. Тогда же выяснилось, что бизнесменов было несколько, в связи с чем Марьяна частенько обращалась за помощью к Куликовой.

— Олег Леонидович!

По тембру Сониного голоса я понял, что назревают какие-то невкусные события, и попросил Игоря подождать меня на кафедре.

После отключения закиси азота у больного развились судороги.

Мы снова подключили тиопентал — сперва болюсно[24], потом капельно.

Больной успокоился. Соня позвонила в «нейрореанимацию». Аппаратных мест нет и не предвидится.

Попробуем еще раз.

Я уменьшил скорость инфузии. Судороги возобновились. Соня отыскала последнюю ампулу диазепама. Ну куда его к черту экстубировать?!

И как дальше? Продолжать наркоз пока не освободится «аппаратная» койка?

Я вышел покурить и в дежурке наткнулся на Игоря.

— Проблемы?

— Судороги после удаления опухоли.

— Ладно, не торопись. Подожду.

Ты-то подождешь, а как же Паша, мерзнущий на наземной станции метро?

Нет, Игорь прав. Нужно успокоиться и подумать.

Я подошел к шкафу с медикаментами и, не спеша, начал перебирать содержимое. Ничего нового. Эх, фенитоину бы сейчас! Препарат подавляет судороги, практически не влияя на сознание. Конечно, имеются отечественные аналоги. Может, даже не хуже западных. Но только в таблетированной форме.

Тут меня осенило. Года три назад в какой-то старой книжке я видел оригинальный рецепт снятия судорог лидокаином. И не придал этому большого значения. А почему бы нет? Дозы? Оттитруем!

Эффект не заставил себя долго ждать. Вскоре бутыль с тиопенталом отправилась в мусорное ведро, а интубационная трубка — в раковину.

Игорь тихо присвистнул у меня за спиной.

— Ну ты, старик, даешь! Откуда это?

Я снисходительно похлопал младшего товарища по плечу.

— Учись, студент, пока я жив!

Соня упаковала Машин заказ.

Через четверть часа, зафиксировав эпизод в истории болезни, я занял последнее неаппаратное место в «реабилитации».

На улице мы пустились вперегонки. Игорь пришел первый — у него ноги длиннее.

Я переоделся и поднялся в ординаторскую (она же является кабинетом заведующего и старшей медсестры). Игорь заканчивал полировать свою «легенду» для жены:

— … больной со СПИДом. Работал без перчаток. Сейчас меня оставили в карантине. Дней на пять, пока не придут анализы, — туфта, при инфицировании ВИЧ антитела в крови можно определить только через несколько месяцев, — Конечно, завтра перезвоню. Не переживай — обычная перестраховка.