Я сразу запал на Тамару Огневу. Тамара — продукт слияния грузинской, русской и татарской кровей. И какой продукт! Матовая кожа, иссиня-черные волосы, большие карие глаза… А греческий нос! А изгиб коралловых губ! А тонкие запястья! А крохотная ножка с высоким подъемом! И так далее. Как выразился однажды Паша, и кто таких е**т?

Огневу е**т маленький, похожий на человекообразную обезьяну Наум Исаакович Данайский. Наум Исаакович читает Байрона в оригинале. Может и наизусть сбацать. Но сам он не Байрон, он другой. Даже летом носит поверх халата казенную телогрейку. Наума Исааковича знают в лицо. Кто не знает, путают с сантехником.

Разумеется, есть у него и супруга, и взрослый сын. А у Тамары — кореец Витя Сен, с которым она обжимается в курсантской. Витя — хороший парень, умница и весельчак. Вечный студент второго курса. Моложе и симпатичнее Наума Исааковича.

Все уuлы их сложной любовной фигуры оказались заняты. Пустая трата времени. Тем более, что Наум Исаакович сильно помог мне на клинико-анатомической конференции после той смерти в урологии. А Сен слыл экспертом по восточным единоборствам.

Маша Русенкова ворвалась в мою жизнь, как сквозняк врывается в склеп. Досрочно вышла из отпуска. Что вполне в ее стиле. Высокая, худая, льняные волосы, серые глаза — для меня поворот на сто восемьдесят градусов.

Примитивна, но не лишена своеобразного вульгарного шарма. Мисс «Ласковый май».

Я встрепенулся и совершил первую ошибку. Начал с длинной сложной тирады. Маша пропустила ее мимо ушей и уточнила мои намерения.

Я срочно оповестил Пашу, и приблизительно через четыре часа мы ждали Машу с подругой на станции метро «Белорусская», затарившись сухоньким.

После чего взяли тачку и поехали в Марьину рощу. Последовал месяц пьяных песен под гитару и Машиных звонков мужу («Я останусь ночевать у знакомых»). Мой друг в восторге от Глаши — цыганистой девицы с точеной фигуркой. По его словам, это — лучшее, что у него было. Глаша, кажется, никогда не испытывала недостатка в мужском внимании. Но лишь теперь осознала, что выше доктора ей не прыгнуть.

Теперь прибирает Пашу к рукам — ненавязчиво, шаг за шагом. Умеет косить под скромную. Мы с Машей играем в любовь — не слишком тонко, но и не слишком грубо.

Сегодняшнее ночное бдение началось, как обычно. Я отпустил Филиппа Исаевича, который в гордом одиночестве — все остальные реаниматологи числятся дежурантами — лениво облетал планету Зум (пятый уровень). Филипп Исаевич передал больных, указав, какие из назначений можно видоизменять, а какие (большинство) не следует.

Лежали двое. Тетка после гинекологической операции и заведующий «хирургией» одной из московских медсанчастей, медленно, но уверенно выходивший из запоя.

Коллегу уже много раз госпитализировали в его лечебное учреждение по поводу обострения хронического панкреатита. Полгода назад, на третьи сутки пребывания в родном отделении, заведующий по секрету сообщил дежурному доктору о волосатом существе, которое намедни вынырнуло из унитаза.

Очевидно, покушаясь на самое сокровенное. Видя перед собой начальные проявления алкогольного психоза, дежурный доктор привязал начальника к кровати и полечил его аминазином. А утром другая больная (без вредных привычек) грохнулась в обморок с другого унитаза. Ее рассказ почти дословно повторил «горячечный бред» заведующего.

Команда дератизаторов применила химическое оружие и выудила из канализационной сети дохлую ондатру. После этой диагностической ошибки заведующий предпочитал лечиться у Филиппа Исаевича, на которого вышел через друзей.

Краеугольным камнем терапии при данной патологии является бдительность и еще раз бдительность. Приходилось досматривать все передачи и выливать (или выпивать — смотря по ситуации) минеральную воду, если она попахивала водкой.

Филиппа Исаевича сменил за пультом Витя Сен, а планету Зум — диггер. Тамары поблизости не наблюдалось. Недавно Данайский закатил ей скандал и с помощью Анжелики Семеновны десинхронизировал Тамарин и Витин графики.

Народ, который на Руси всегда в поле, сегодня представляла Дарья Фастова. Несмеяной вроде не назовешь, но и не хохотушка. Не уродина, но далеко не красавица. Не закомплексована и не вполне раскрепощена. Не дура и не особо умная. То есть ни рыба, ни мясо. Главное — трудолюбивая и не стучит.

Дипломат распирали «Экстренная анестезиология» Донегана и «Поддержание сердечной деятельности на этапе квалифицированной медицинской помощи» Нью-йоркской Кардиологической Ассоциации.

Свежими книжками подкармливала меня профессорша, протоптавшая дорожку на Запад задолго до падения «железного занавеса». Где отдыхала душой и телом в среднем две недели каждого месяца. В качестве утешительного приза для тех, кто не мог увидеть живьем корифеев мировой анестезиологической науки, а также Лондон, Париж, Бонн, Вашингтон и Манилу, Нелли Алиевна ящиками привозила из-за бугра специальную литературу. В ее кабинете образовалась внушительных размеров и отменного качества библиотека, в которой я состоял единственным читателем. Но в «бочке» особая атмосфера. Не располагает к серьезному чтению.

В крови еще не погасло пламя от Опошинской искры. Я позвал Фастову и набрал Машин номер. Услышав Колин голос, я всучил трубку Дарье.

Через полминуты с помощью незатейливого шифра Маша подтвердила свою готовность прибыть часа через полтора. А жрать нечего.

Мы скинулись по «трешке» и, сломав ожесточенное сопротивление Вити, командировали его купить хоть что-нибудь: хлеба, плавленых сырков, рыбных консервов, картошки…

У кованой двери я пронзительно посмотрел в Витины раскосые глаза и протянул ему «четвертной». Витя — свой в доску, но и сам не пьет на дежурствах, и других отговаривает.

— У Маши собака ощенилась, — московская сторожевая там и в самом деле присутствует, правда, мужского пола, — Надо обмыть.

Место за пультом освободилось, и я переключился на «Стрип-покер». Эту игру по моей настоятельной просьбе и за умеренный магарыч записали ребята из больничного вычислительного центра.

Сексапильная блондинка уже рассталась с блузкой, лифчиком, чулками и юбочкой (жаль, что экран монохромный), когда за окнами просвистел синий «жигуль» машиной родительницы. Хлопнула дверь.

— Какой ты все-таки бабник! Ни на минуту нельзя оставить.

Маша прибыла на полчаса раньше.

Я уважаю пунктуальность. Терпимо отношусь к опозданиям. Но опережение назначенных сроков приводит меня в недоумение. Радует, однако, тот факт, что и Маша и машина добрались до места целыми и невредимыми. В прошлый раз девушка устроила ночные гонки по Москве, убегая от ГАИ — пьяная, в ночной рубашке, с взятым у соседки двухкассетником на заднем сиденье.

Я выключил компьютер и полез со «своими телячьими нежностями». Но Маша считает подобные проявления чувств мужчины к женщине в стенах взрастившего ее ГБО святотатством и по трезвяку их не принимает.

В дверях показался Витя с двумя тяжело нагруженными авоськами в жилистых руках. Ему удалось уговорить скучающего у приемника шофера «скорой» за бутылку пива прокатиться по Москве. Пользуясь привилегиями красного креста и белого халата, Витя отоварился всем по списку и без очереди.

Значит, наша «скорая» перешла на пиво. Две недели назад «главный» устроил вечернюю облаву на тружеников баранки. Почти все водители приданных больнице «двадцатьчетверок» пребывали в состоянии алкогольного опьянения разной степени.

Что естественно: «скорая» не оказывает никакой экстренное помощи, просто транспортирует больных из корпуса в корпус самое большее на полкилометра. Скучно! Собратья со второй подстанции сдают свои «рафики» горячим кавказским мужчинам (Ваганьковский рынок неподалеку) под бордели на колесах.

Хоть какое-то развлечение. Опять же какие-то деньги.

Дарья забренчала посудой. Маша переоделась в операционную форму и прошла в буфет, но в процесс приготовления пищи не включилась. Закурила. Мы с Витей притащили из кабинета заведующего телевизор. Телевизор периодически удаляют из ординаторской. Говорят, что компьютерные игры и канал «2х2» одномоментно — это слишком. Правда, в отделении ничего не запирается — ни бункер, ни подсобки. Из подсобок я периодически ворую запчасти от наркозных аппаратов и вообще все, что под руку попадется.