Литмир - Электронная Библиотека

Прости, оговорился, знаю, дают только в долг, по морде и в рот. Наркоз проводят. Ладно, про армянина. Тот оказался совсем непростой. В квартире нашли килограмм золота. И в течение всей операции терпеливо ждали в смотровой.

Допросили свеженьким. Одурманенный армянин рассказал все как есть. Довольная бригада вернулась на Петровку, включили кассетник, а там — тишина. Микрофон сломался. Они назад, а больной уже очухался: «Нет, ребята, никого не знаю, ничего не ведаю».

А как Ася санитарила, вместо новокаина физраствор операционной сестре налила! Больной орет, а Толя его успокаивает. «Я знаю, что не больно». Так — под «крикаином» — отросток и удалили.

А борьба с курением!

Бывший главный Харитонов Аверьян Михайлович (сокращенно ХАМ) ввел очередной драконовский — на этот раз ноусмокинговый — закон. Нарушителей вылавливали, нескольких даже оштрафовали. Люба Мефодиева из травматологии — раньше нашего брата направляли в 17-ю на день-два — пишет истории в ординаторской, курит. Вдруг за дверью раздается бас Шишиной. Люба — сигарету в стол. Заходит А. Г. Все встают. «Как дела? Проблемы? Претензии к администрации?» Тут вспышка слева — в том столе рентгеновские снимки лежали.

Насилу потушили (стол — Люба успела отскочить).

Однажды Баталова поймала опасных преступников. Хирургический интерн средь бела дня возжелал медсестру. Сладострастники заперлись в туалете для больных. Больше было негде — для персонала туалета не предусмотрено. Потом они расслабились, даже закурили. У дверей сформировалась очередь. Народ волнуется: занято уже полчаса, а теперь еще дым. Пожар? Поджог?! Оперативно нашли заведующую, та не менее оперативно — плотника. Столь же оперативно прибежал плотник и выломал дверь. Эту бы оперативность, да в мирных целях! В последний момент незадачливый любовник смекнул, что дело пахнет керосином, и полез в соседнюю кабинку, но сорвался с перегородки и сломал ногу.

Сестру вышвырнули из больницы, а молодого доктора, как пострадавшую сторону, перевели в другое отделение.

Перешли на спирт.

Дядя Толя рассказывал похабные анекдоты. Галя прижималась к Боре толстой коленкой.

Я вышел в коридор. Владик последовал за мной. Стрельнул сигаретку. Чуть не расплакался.

Парень был близок к цели. На одном из последних дежурств в 17-й ему удалось затащить Леночку в буфетную. В буфетной, конечно, уютнее, чем в сортире, но изнутри она не запирается. Владик заклинил дверь полотенцем, после чего уложил девочку на кушетку и частично раздел. Леночка не сопротивлялась и почти не подавала признаков жизни. Понимая ответственность момента, Владик приступил к подготовительной игре. Прошло пять, десять минут — никакой реакции. В конце концов пьяная санитарка открыла пинком дверь, прошла мимо сплетенных тел и забрала кастрюлю с водным раствором компота.

— Ладно, хоть не Баталова.

— Да… — Владик вздохнул, — Но полтора года!

Я попросил Владика передать оставшимся, что ушел по-английски.

Послеоперационное отделение для хирургических больных. «Реанимация». ГБО. Барокамера. «Бочка».

В январе сего года мое разрешение на совместительство в балашихинской ЦРБ утратило силу. «Внешнего» аспирантам не давали. Вот я и постучался два месяца назад в эту кованую дверь с неработающим дистанционным замком и работающим переговорным устройством (судя по внешнему виду, сконструированным еще до рождения А.Г. Белла).

Меня провели в крохотную прокуренную ординаторскую.

На столе у входа громоздился отечественный персональный компьютер. Которые привел меня, лишь понаслышке знакомого с методами обработки и хранения информации, в поросячий восторг.

Клавиатуру терзала Люсия Абрамовна Фригер — полная неуклюжая коротко стриженая брюнетка с добрыми грустными глазами. За письменным столом, уставленным пустыми и полупустыми чашками баролог[8] Анжелика Петровна склонилась над историей болезни.

На подоконнике постоянно кипел чайник.

В отделение непрерывным потоком шли хирурги, урологи, гинекологи. Перевязывали, забирали или подкидывали своих больных. Постовые сестры приносили на прочтение листы назначений, испещренные нечитабельными каракулями. Терапевты упрашивали барологов провести сеансик-другой чересчур назойливым или бесперспективным пациентам. Постоянно звонил телефон. Анжелика Петровна отвечала на звонки, бегала к двери и наливала коллегам чай, так что с историей болезни дело подвигалось медленно.

Старшая сестра Анжелика Семеновна — сухощавая строгого вида дама, в прошлом известная пловчиха, объездившая полмира со сборной страны — рассказывала, как был красив Париж двадцать лет тому назад.

Меня усадили на единственное свободное место под чайником.

Анжелика Петровна извлекла из своих «загашников» банку растворимого кофе.

Анжелика Семеновна угостила присутствующих «Кентом».

В теплой дружественной атмосфере, которая с незапамятных времен установилась между нашими отделениями, мы закончили про Париж и обсудили последние кафедральные сплетни. Через пять минут Анжелика Семеновна проводила меня в подвал.

Корпус строили в десятых годах нашего столетия под научно-исследовательскую лабораторию. За все последующие пятилетки наземная часть здания многократно подвергалась реконструкции и модификации. Лишь подвал, где семьдесят дет назад разместили виварий, стоял неизменно и непоколебимо. А в подвале, несмотря ни на какие ухищрения, до сих пор стоял запах крысиного помета. Здесь находились хозяйственные, складские помещения и курсантская — со старинными шкафами, пыльными фолиантами и широким диваном. Преподаванием здесь не занимались уже лет пятнадцать. Кабинет напротив курсантской, в дверь которого постучалась Анжелика Семеновна, называют бункером.

— Войдите.

Филипп Исаевич возлежал на кушетке и курил.

Анжелика Семеновна забрала с журнального столика сигареты и вытряхнула пепельницу в ведро.

— Филипп Исаевич, вы опять за свое! Утром давление, тахикардия, а после укола…

— Одну только, честное слово! Здравствуете, Олег, — заканчивался мой четвертый год в больнице, и представления были излишни, — Чем могу служить?

— Хотел бы у вас подрабатывать.

— Что ж, люди нам нужны. Заявление с собой?

Я положил на стол заявление о совместительстве. Филипп Исаевич надел очки. Ручка заведующего на мгновение замерла в воздухе. Неужели и «внутренние» запретили?

Не отрывая глаз от документа, Филипп Исаевич поднял левый указательный палец.

— Олег Леонидович! Хочу сразу вас предупредить. Наше отделение славится своими традициями. Вы это очень скоро почувствуете. Оставаясь за старшего, вы несете ответственность, и не только как профессионал. Не менее важно правильно поставить себя в коллективе. Конечно, все мы люди, но… Умеренность во всем! Я говорю так каждому, кто будет у нас работать. Считайте это моей личной просьбой.

— Требованием, — мягко поправила Анжелика Семеновна.

Я утвердительно кивнул. Перо заведующего коснулось бумаги.

Не возражает. Что и требовалось доказать. Я крепко пожал вялую прохладную руку и повернулся к выходу.

— Анжелика Семеновна как раз составляет график на следующий месяц. Сообщите ей свои пожелания.

Я решил не сообщать Анжелике Семеновне о початой бутылке коньяка, притаившейся за ножкой кресла. Не исключено, что Анжелика Семеновна тоже ее заметила. Хотя, скорее всего, нет — стояла под неудачным углом.

В ГБО многое зависит от угла зрения. Например, четыре реанимационные койки и две барокамеры проходят в отчетности как шесть стационарных коек. Барокамеры работают в амбулаторном режиме, реанимационным больным сеансы проводят крайне редко. Тем не менее, бальнеологический (по сути своей) кабинет и палата интенсивной терапии сосуществуют под одной крышей.

Барологов даже включают в состав дежурной бригады. И они — совсем уж парадоксально — выходят на дежурства. Штатных реаниматологов не хватает, но они не спешат делить между собой свободные ставки — предпочитают совместителей со стороны. Недостатка в которых не испытывают в связи с относительно спокойными дежурствами в компании хорошеньких морально неустойчивых (как мне говорили) медсестер.

вернуться

8

Специалист по гипербарической оксигенации

12
{"b":"134346","o":1}