Литмир - Электронная Библиотека

— Почему миссис Лайтфут не сказала мне ни слова? Ведь сегодня — последний мой день в школе. Через час за мной приедет такси. Разве трудно в такую минуту быть немного повежливее?

— Как ты думаешь, чем вызван обморок у Бет? — задала ей встречный вопрос Гизела.

— Понятия не имею. А ты?

— Я стояла спиной к дому, — Фостина помедлила, когда они подошли к двери комнаты Гизелы. — Я рисовала там, на лужайке, около двадцати минут. Затем услыхала детский крик. Я до того испугалась, что не сразу пришла в себя. Знаешь, такое часто бывает, если внимание чем-то поглощено, особенно, если пишешь что-то или рисуешь. Я обернулась, но за спиной никого не увидела. Окна в доме были открыты, значит, крики раздавались оттуда. Я подбежала к ближайшему — это оказалось окно класса для письма.

— Ты видела, как я бежала к библиотеке?

— Нет, не видела. Вероятно, ты добралась туда быстрее меня. Когда я подбежала к классу, ты уже находилась там, внутри и стояла на коленях, склонившись над Бет.

— Я прошла в класс через библиотеку, — объяснила Гизела. — А ты прибежала прямо к окну классной комнаты с лужайки. И на это у тебя ушло все же больше времени.

— Я так испугалась, — по глазам Фостины чувствовалось, что она умоляет подругу простить ее за медлительность. — К тому же я не столь подвижна, как ты.

— Ты стояла у окна прямо напротив двери в холл. Дверь была распахнута. Ты никого не заметила в холле?

— Нет, нет, — на лоб Фостины набежали морщины, и в ее голосе послышалась какая-то неуверенность. — Нет, не могу утверждать, что я кого-то там видела…

— Ну а что ты вообще видела? — нетерпеливо перебила ее Гизела.

— Теперь, когда ты сказала об этом, я припоминаю, что у меня возникло такое ощущение… такое ощущение, что кто-то движется в холле. Но освещение было тусклое из-за поднятых наполовину жалюзи венецианских окон. На дворе было жарко. К тому же я не обращала внимания на то, что происходит в холле. Я высматривала вас и Бет, а вы были в классной комнате.

— Я видела, как ты рисовала на лужайке, когда возвращалась по тропинке от ручья, — продолжала Гизела. — Твои движения мне показались какими-то ужасно замедленными, неестественными. Ты была гораздо медлительнее, чем обычно. Что, тебе было плохо?

— Нет, я чувствовала себя хорошо. Просто какое-то сонное состояние. Мне с трудом удавалось преодолевать дрему и не закрыть глаза. Этот ужасный вопль словно пробудил меня. Знаешь, как ведет себя спящий человек, если его внезапно разбудить. Даже крепкий сон не помогает при навязчивом кошмаре.

— Значит, ты испугалась? — спросила Гизела.

— Ну а ты бы на моем месте?

— Думаю, что тоже испугалась бы. Но такой страх не вызвал бы у меня заторможенности. Ну а как ты сейчас себя чувствуешь?

— Неплохо, — со вздохом ответила Фостина. — Просто… немного устала. — Она слегка улыбнулась бледными губами.

— Помочь тебе собрать вещи? — предложила Гизела.

— Правда? Очень мило с твоей стороны. Только у меня с ними немного хлопот. Я все сделала сегодня утром. Вещей у меня мало.

Перевязав кожаным ремешком и закрыв последний из трех довольно потрепанных чемоданов, Фостина взяла с тумбочки возле кровати книгу — старый фолиант в кожаном переплете с золотым тиснением и потрепанными краями.

— Это — твоя книга, — сказала она с чувством неловкости. — Первый том «Воспоминаний» Гёте. Я набралась смелости и взяла ее с твоей полки однажды, когда тебя не было. Хотела кое-что посмотреть.

— Благодарю, — Гизела, взяв книгу, посмотрела на форзац. Здесь кто-то теперь давно выцветшими светло-коричневыми чернилами написал мелкими буквами: «Амалия ди Буасси Нойвельке, 1858». Что-то опять дало о себе знать на смутной границе сознания, но так и не выплыло в памяти…

— Может, пойдем ко мне и выпьем по чашке чая на дорожку, — неожиданно предложила Гизела. — У тебя еще есть несколько минут до прихода такси.

Когда они вошли в комнату Гизелы, день почти угас. Она включила настольную лампу под шелковым янтарным абажуром, заварила чай на спиртовке и подала его с дольками лимона в старомодном сервизе.

— За твои будущие успехи! — Гизела элегантным движением подняла свою чашку так, словно это был бокал с вином. — Пусть следующее место работы будет для тебя удачнее!

Но у Фостины не было настроения для взаимной галантности. Она отставила в сторону чашку, едва пригубив.

— У меня нет будущего, — резко сказала она.

— Чепуха! Пей чай, пока не остыл. Тебе станет лучше. Подчиняясь ее уговорам, Фостина выпила чашку.

— Ну, теперь мне пора. Спасибо! — она поставила на стол пустую чашку. — Я не могу заставлять таксиста ждать. Можно опоздать на поезд в Нью-Йорк.

— Я провожу тебя до ворот, — предложила Гизела. — Не забудь прислать свой точный адрес, как только окончательно устроишься.

Они вместе вошли в холл. Покидая навсегда школу в эту промозглую осеннюю ночь, Фостина казалась такой маленькой, одинокой в своем тонком весеннем, застегнутом наглухо голубом пальтишке, и рядом с ней из всех, кто жил в Бреретоне, была лишь одна девушка, пожелавшая проводить ее до ворот и сказать на прощание: «Ну, с Богом!»

Она шла на несколько шагов впереди Гизелы. Сделав поворот, они подошли к верхней площадке лестницы. Свет от пары канделябров в верхнем холле достигал лишь первой площадки. Далее вся лестница была погружена в густую тень, так как в нижнем холле еще не был включен свет.

На первой, хорошо освещенной лестничной площадке возвышалась абсолютно неподвижная фигура миссис Лайтфут. Одна рука ее покоилась на балюстраде. Она вглядывалась вниз, в неосвещенный холл. У нее была новая прическа. Ее тронутые сединой, соломенного цвета волосы были уложены в кольца, а вечерний туалет был выдержан в каменных тонах. Кроме того, на ней была выходная накидка из темно-серого вельвета, ниспадающая тяжелыми складками до щиколоток, покрывая шифоновую юбку, а из-под нее виднелся носок атласной туфли того же цвета. Вокруг шеи — горностаевая оторочка, цветок капского жасмина и нитка жемчуга. Вельветовые рукава доходили лишь до локтей. Дальше их сменяли длинные морщинистые перчатки безупречно белого цвета. Ее глаза напряженно выискивали кого-то в темноте, и голос отличался строгостью и резкостью:

— Мисс Крайль!

— Слушаю вас, миссис Лайтфут!

Миссис Лайтфут от этих слов сильно вздрогнула и, повернувшись, устремила свой пронзительный взгляд на Фостину. Наступила короткая мертвая тишина, в которой было слышно даже их дыхание. Ее первой нарушила Фостина.

— Вы меня звали?

Миссис Лайтфут заговорила, и в ее голосе уже не чувствовалось прежнего апломба.

— Давно вы там стоите?

— Всего секунду, — Фостина нерешительно улыбнулась. — Я так спешила, что бессознательно хотела проскользнуть мимо вас по лестнице. Но вовремя одумалась. Такой шаг с моей стороны можно расценить как ужасную грубость.

— Несомненно, мисс Крайль, несомненно, — согласилась миссис Лайтфут, плотно сжав губы. — Если вы так торопитесь, то не стану вас задерживать. Всего хорошего!

В развевающемся на ходу наряде она спустилась по лестнице, сохраняя всю свою представительность. Она прямо держала спину и вышагивала с высоко поднятой головой, как и приличествовало ходить, по ее мнению, женщинам ее поколения.

Фостина с Гизелой следовали за ней на почтительном расстоянии. Когда она дошла до последней ступеньки, из гостиной вышла Арлина в черном платье, белом фартуке и зажгла свет. Вспышка лампы ярко осветила пустой холл, выглядевший как обычно. Никто не мог догадаться, что же приковало внимание миссис Лайтфут к этому месту, когда она стояла наверху, на первой лестничной площадке.

— Ты пришла слишком поздно, Арлина, — с раздражением сделала ей замечание миссис Лайтфут. — Нужно включать лампу на лестнице до наступления темноты. Неровен час, можно с нее и упасть.

— Виновата, — сказала, надувшись, Арлина.

Миссис Лайтфут с нарочитым безразличием разгладила одну из перчаток:

— Ты не видела кого-нибудь только что там, около тебя? А в холле? Может, в столовой, когда возвращалась из кладовки?

8
{"b":"134296","o":1}