— Не знаю, Алиса, но мне кажется, что вы все время меня в чем-то подозреваете. В каком-то проступке, что ли.

Алиса рассмеялась:

— Скажите, пожалуйста! Сбавьте обороты, Фостина!

Фостина нахмурилась.

— Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне!

Гизела взяла в руки один из эскизов, на котором была изображена женщина в греческом античном костюме.

— Это костюм для Медеи?

— Да, — ответила Фостина. Казалось, она очень обрадовалась, что Гизела изменила тему разговора. — Все утро я провела в поисках нужного варианта. Длинная баска, наброшенная на голову… Именно так ее носили гречанки в дни скорби или траура. А Медея скорбит с самого начала пьесы. Все складки нужно уложить поаккуратней. Небрежное ношение баски считалось проявлением провинциализма.

— Ну тогда, как мне кажется, Медея и должна носить баску небрежно, — вмешалась в разговор Алиса, — разве она не была дикаркой, представительницей варваров?

— Может, это и так, но не забывайте, что она многие годы прожила в Греции, — поправила ее Гизела. — К тому же она была принцессой.

— В ее уголки нужно что-то вложить, — продолжала Фостина, — ну вроде тех свинцовых грузиков, которые наши прабабки подшивали к подолу своих длинных юбок.

— А что у нее на голове? — поинтересовалась Алиса. — Что-то вроде корзины емкостью в добрый бушель.

— Это же митра! — воскликнула Фостина, пораженная ее невежеством. — Корона Цереры. Этот головной убор носили многие гречанки.

— Медея не стала бы следовать примеру такой прославленной домашней учительницы, какой была Церера. Медея — феминистка и колдунья.

— Я в этом не уверена, — вставила Гизела. — Все женщины древности гордились тем, что имели отношение не к колдовству, а к хлебопечению. Самое слово «госпожа» этимологически означало «дарующая хлеб».

— Может, надеть на нее тиару. Как у Геры с Афродитой? — предложила Фостина.

— Я бы предпочла именно ее, — подчеркнула Алиса.

— Заменить митру на тиару довольно просто. Это можно сделать, — согласилась Фостина. — А что вы скажете по поводу обуви? Вам нравятся сандалии, вышитые цветочными кружевами?

— Мне бы самой хотелось иметь такую пару! — заметила Гизела. — Они просто очаровательны!

Но Алиса с отвращением рассматривала сандалии.

— Все это слишком условно. Почему бы не взять простые зашнурованные туфли, отделанные кошачьим мехом? А мордочку и коготки использовать как украшение? Женщины в Греции носили такую обувь. И только подумайте о том удовольствии, которое мы получим, когда убьем кошку и сдерем с нее шкуру! Или даже двух. Ведь туфли-то две?

— А почему бы не содрать с них шкуру живыми? — насмешливо подхватила Гизела. — Ведь вам, Алиса, это доставит большое удовольствие, не так ли?

Но Алису ни капельки не смутили ее слова.

— Вы, конечно, считаете меня дикаркой! Но ведь здесь, в этой школе, я буквально подыхаю от скуки! Готова сделать что угодно, чтобы немного взбодриться!

— Ну а что вы скажете о Ясоне и Креоне? — Фостина протянула им еще два эскиза.

— Мне нравится, — сказала Гизела. — Сразу видно, что Ясон обладает очаровательной глупостью профессионального служаки, а Креона вы превратили в настоящего президента местного клуба деловых людей «Ротари», правда, в греческом стиле.

Алиса залилась злобным смехом.

— Фостина! Вам нет цены! Вам, вероятно, и в голову не пришло, что вы превратили Медею в уличную девку?

— Что вы имеете в виду? — спросила, смутившись, Фостина.

— Вы только посмотрите на эту накидку и жакет. Они цвета голубого гиацинта, но ведь этот цвет в Греции безраздельно принадлежал проституткам.

— Боже, — произнесла ошарашенная Фостина и умоляюще взглянула на Гизелу. — Это правда?

— Боюсь, что да, — призналась Гизела. — Хотя мне это и в голову не приходило.

— Конечно, правда, — властно заявила Алиса. — Разве вам не приходилось читать о Керамике, этом районе «красных фонарей» в Афинах? Если какой-то мужчина по имени Тезей хотел обладать какой-то женщиной по имени Мелита, то писал на стене углем: «Тезей любит Мелиту». Если она принимала его предложение, то подписывала внизу: «Мелита любит Тезея», и ожидала прихода своего возлюбленного на этом месте с веточкой мирта, зажатой в зубах.

— Но, может, такое происходило только в Афинах? — возразила Фостина. — Ведь место действия пьесы — Коринф.

— Тогда вам придется затратить еще одно утро, чтобы определить, какие наряды носили проститутки в Коринфе!

Алисе, казалось, очень нравилась идея задать Фостине побольше работы.

— А может, вам это давно известно? У меня складывается впечатление, что вы обладаете завидными познаниями о традициях проституток. Приходилось ли вам слышать о Розе Дайамонд?

Лицо Фостины залилось пунцовой краской.

— Нет, не знаю. В любом случае я больше делать ничего не буду, так как сегодня вечером уезжаю.

— Счастливица!

— Нет, я ужасно несчастна. Я не хочу уезжать.

— Куда же вы едете?

Но тут опять вмешалась Гизела:

— Почему бы тебе не сделать еще один эскиз костюма Медеи? Сменить цвет довольно просто, если только подыщешь нужный материал. Что скажешь, например, о бледно-желтом? Он вполне подойдет к сандалиям, как и гиацинтовый.

— Как хотите, — сказала Алиса с полным безразличием. — А это что такое? — она подняла еще один эскиз. — Похоже на имитацию пестрой шотландской шали?

Фостина посмотрела на Гизелу:

— Это та отравленная одежда, которую Медея вручает невесте Ясона. В тексте несколько раз ее называют «разноцветной». Я скопировала дизайн с фотографии одной греческой вазы времен Эврипида. Только вместо фиалок в оригинале я использовала наперстянку, так как она — ядовитое растение.

— Разве стала бы Медея расшифровывать подготавливаемый ею удар? — возразила Алиса. — Если бы кто-нибудь прислал мне в подарок платье, вышитое листочками наперстянки, у меня оно, несомненно, вызвало бы подозрения. Точно так же отреагировал бы любой поклонник детективов.

— Но дочь Креона не была любительницей детективов, — сказала Гизела. — У этого рисунка приятный привкус символизма. Любой человек, верящий, как и Медея, в магию, сделал бы то же самое.

— Ну а что вы скажете о красках? — упрямо гнула свое Алиса. — Мне они кажутся скорее персидскими, чем греческими.

— Но ведь персы и греки оказывали влияние друг на друга, — возразила Фостина. — Занимаясь подготовительной работой, я наткнулась на интересные сведения. Когда начинаешь что-то искать, рыться в материале, обязательно обнаруживаешь уйму побочной информации, не имеющей никакого отношения к тому, что ты пытаешься отыскать. Вот вы, например, знали, что сибариты направляли приглашения на обед заранее, за целый год, чтобы иметь достаточно времени для придумывания всевозможных яств и роскошных, умопомрачительных нарядов? Или что греки уже тогда играли в теннис? Правда, это была спартанская игра, и греки играли обнаженными.

— Мои поздравления, Фостина! Видать, вы неплохо все проштудировали. — Теперь все ясно видели, что Алиса получает от всего происходящего большое удовольствие. — В следующий раз я отправлюсь на теннисный корт в чем мать родила. И если мне миссис Лайтфут скажет что-то поперек, я заявлю ей с самым невинным видом: «Идея принадлежит Фостине Крайль. Она утверждает, что греки бегали по корту обнаженными, а мне просто необходимо пройти через такой опыт».

— Я вас к этому не принуждала! — закричала Фостина, чуть не плача. — Алиса, пожалуйста, не делайте этого!

— Наверняка сделаю. — В глазах Алисы вспыхивали злобные огоньки.

— Вы, Алиса, конечно, так не поступите, — вмешалась в спор Гизела. — А ты, Фостина, не давай себя так легко дурачить!

— Конечно, она шутит, я понимаю, — сказала Фостина. Она сильно побледнела, и на лице у нее появилось серьезное, озабоченное выражение. Ну если все вопросы решены, то я оставляю вам эскизы и забираю только Медею, чтобы успеть заменить ей митру до отъезда.

Когда за Фостиной закрылась дверь, в комнате наступила короткая тишина. Затем Алиса с вызовом бросила: