Стоя в проеме двери, Базил почувствовал слабый запах лимонной вербены. Но когда он дошел до середины комнаты, запах улетучился. Он не мог точно определить, от кого из трех гостей он исходил.
Обращаясь к нему, Доротея Чейз заговорила с самым сердитым видом:
— Миссис Лайтфут сообщила нам, что вам известно гораздо больше, чем всем нам, об этом несчастном случае в Бреретоне. Как вы думаете, забрать мне Элизабет из школы?
— Мне кажется, Бет должна немедленно покинуть эту школу, — вставил Чейз. — Надеюсь, вы согласны со мной, доктор Уиллинг? Лично я в данном случае ничего не могу предпринять. Мы с Дороти находимся в разводе, и она осуществляет опеку над ребенком.
— Я уже почти решил забрать Мэг из школы, — добавил Вайнинг. — Но я хочу, чтобы мне толково объяснили, что там, в этой школе происходит. Я очень обеспокоен.
Но особого беспокойства на его лице не было заметно. Он стоял, небрежно опершись локтем о книжную полку. У него было узкое лицо и длинные ноги, лишенная бедер фигура, которую писатели викторианской эпохи называли «аристократической». Базилу часто приходилось встречать такую худосочность в семьях фермеров и фабричных рабочих, и поэтому он не верил, что костную структуру человека можно изменить через несколько поколений достатком и бездельем.
— Но это такая чудесная школа! — недовольно ворчала Доротея. — Флойд, мой муж, никак не может понять, какую выгоду сулит. Элизабет общение с теми девочками, которые учатся вместе с ней. Если забрать ее оттуда, то такой шаг может перевернуть всю ее жизнь!
— Но ведь есть в стране и другие школы, — сухо отозвался Чейз.
— Для нее существует только одна школа Бреретон, и тебе это отлично известно. В Америке она то же самое, что школа Родиан в Англии.
— Но после всего того, что там произошло, вряд ли она впредь останется таковой!
— Миссис Лайтфут сообщила нам, что эта ужасная мисс Крайль покинула школу навсегда.
В эту минуту в разговор вмешался Вайнинг.
— Чем же так ужасна эта мисс Крайль? Мне до сих пор неясна ее роль во всех этих историях, что мне передала Мэг. Скажите нам, доктор Уиллинг, мисс Крайль на самом деле была главным действующим лицом или же она сама оказалась несчастной жертвой?
Базил ответил:
— Судя по всему, жертвой стала Алиса Айтчисон.
Наступила короткая пауза, в которой чувствовалась напряженность, какой-то тяжелый заряд разнообразных эмоций. Первой нарушила тишину Доротея:
— Черт возьми, что вы имеете в виду? Ведь произошел несчастный случай? Не так ли?
— Несчастный случай, который произошел, когда мисс Айтчисон увидела мисс Крайль в такое время и в таком месте, где она никак, никакими судьбами, не могла оказаться, — продолжал Базил. — По крайней мере такова версия вашей дочери. Падение с лестницы могло привести к гибели мисс Айтчисон, но что заставило ее упасть? Тот факт, что она увидела мисс Крайль при таких невероятных обстоятельствах, такая неожиданная встреча вызвала у нее сильнейший шок.
— Уж не считаете ли вы, что мисс Крайль намеренно пыталась запугать мисс Айтчисон? — спросил Вайнинг.
— Может быть, это была вовсе не мисс Крайль, — ответил Базил. — У нее есть алиби: в это время она находилась в Нью-Йорке.
— Тогда кто же это был? — воскликнул Чейз. — Что же там, черт подери, на самом деле произошло?
Чтобы ответить на этот вопрос, Базил подошел к полке, на которой стояли книги, посвященные самым далеким граням ненормальной психики человека, а также областям и за ее пределами. Он взял в руки книгу в коричневом выцветшем переплете, опубликованную ровно сто лет назад, в 1847 году, подошел к настольной лампе, стоявшей на камине, и открыл ее:
— Вот что, как полагают, произошло в 1845 году в Ливонии с девушкой по имени Эмилия Саже (Sagee, или же Saget в другой транскрипции). Книга затем неоднократно переиздавалась во многих странах мира, в разных вариантах и в разных издательствах: Гулденштюббе, Оуэна, Аксакова и Фламмариона.
Он начал громко читать, вглядываясь в желтоватые страницы с порыжевшими потрепанными краями. Пока он читал, тишина становилась все более глубокой. Ему казалось, что нервы его слушателей напряжены до предела и вот-вот могут просто лопнуть.
История, которую он зачитывал, была удивительно похожа на то, что стряслось с Фостиной Крайль. Только женская школа находилась в Вальмиере, в сорока восьми милях от Риги, а учительница была француженкой из Дижона, — ей было тридцать два года. Это была милая и хрупкая женщина. Вначале появились сообщения о том, что мадемуазель Саже видели в двух разных местах на большом удалении, так что у нее не было времени, чтобы переместиться из одного пункта в другой. Эти рассказы вызвали жаркие споры среди свидетелей, взаимные их обвинения. Но наконец произошло одно событие, которое никак нельзя было так просто объяснить. Две идентичные фигуры этой женщины были одновременно замечены целым классом — сорока двумя воспитанницами — во время занятий по вышиванию: одна фигура в течение нескольких секунд сидела в кресле в классной комнате, а другая в это время за окном рвала в саду цветы. В то время как первое видение в кресле пребывало в полной неподвижности, девушка за окном передвигалась «медленной тяжелой походкой, словно человек, либо не отошедший до сих пор после глубокого сна, либо страшно уставший».
— Помилуйте, но об этом как раз и рассказывала Бет, когда увидела мисс Крайль, — проворчал сквозь зубы Чейз.
Базил захлопнул книгу и обвел взглядом слушателей. Доротея Чейз сидела, откинувшись на спинку своего кресла в тени, а ее украшенные драгоценностями тонкие руки по-прежнему покоились на коленях. Можно было различить только ее рот — надутые губки, окрашенные в ярко-красный цвет. Указательный палец, которым Чейз теребил тонкую полоску усов над верхней губой, подозрительно дрожал. Но выражение его глаз оставалось серьезным, и было заметно, что он чем-то озадачен. Вайнинг не изменил позы и по-прежнему стоял, облокотившись рукой о книжную полку. Но хотя поза его осталась неизменной, в его поведении произошла неприметная перемена. Он, казалось, впился глазами в чтеца, словно боялся пропустить мимо ушей хоть одно словечко. Глаза у него были такие же, как и у его маленькой сестрички, — ярко-голубые, подернутые странной поволокой, и блестели словно звездочки из сапфира.
— Но были отмечены и другие появления «двойника», даже более любопытные, — продолжал Базил. — В конечном итоге родители всех сорока двух учениц забрали своих дочерей из школы, а мисс Саже была уволена. Она, как утверждают, безутешно рыдала и кричала: «В девятнадцатый раз, начиная с шестнадцатилетнего возраста, я теряю место из-за этого!» С того момента как она покинула школу Нойвельке, следы ее в истории теряются. Никто не знает, что с ней случилось. Одна из учениц, тринадцатилетняя баронесса Юлия фон Гулденштюббе, рассказала эту историю своему брату, который занимался исследованиями психики человека. Благодаря его усилиям этот случай вошел в медицинскую литературу и стал для специалистов классическим примером «двойника», или «Doppelganger», хотя он оставался не известен широкой публике до настоящего дня.
В 1895 году Фламмарион, оказавшись в Дижоне, проявил любопытство и заглянул в нотариальную запись о рождениях за 1813 год, — в этот год, по-видимому, и родилась мадемуазель Саже, если принять во внимание, что в 1845 году ей было тридцать два. В записях за этот год фамилия Саже (Sagee) не упоминалась. Но 13 января 1813 года в книге регистрации занесено рождение ребенка, женского пола, родившегося в Дижоне по имени Октавия Саже (Saget), но в другой транскрипции. По-французски обе фамилии, хотя и пишутся по-разному, звучат одинаково. Любой человек, услыхав это имя, не мог знать его точное правописание, тем более тринадцатилетняя девочка Юлия фон Гулденштюббе, которая к тому же не была француженкой. Вполне вероятно, что она ошибочно назвала учительницу Эмилией, хотя ее звали на самом деле Октавией. Но в книге регистрации после записи о рождении стояло одно слово, которое очень важно для понимания сути дела. Это слово — незаконнорожденная.
