Экипажи приближались к ним. Ну почему они движутся так медленно — чтобы продлить его мучения?

— Ты же не идиот, Дэвид! Думаю, мог бы сложить два и два.

— Мог бы. — Дэвид снова бросил на своего дядю загадочный взгляд. — Но если уж мы занимаемся сложением, ты и сам в состоянии произвести кое-какие простые расчеты.

— О чем ты толкуешь, будь оно проклято?

— Ты не общался с леди Оксбери со времени того утра после бала у Олворда?

— Нет. Разумеется, нет.

— В таком случае тебе, возможно, захочется с ней пообщаться в ближайшие дни.

— Зачем?

Брови Дэвида снова взлетели вверх.

— Леди Оксбери очень плохо чувствовала себя всю дорогу. По дороге из Лондона мы вынуждены были то и дело останавливаться.

— Я очень сожалею о ее дурном самочувствии, но какое отношение оно имеет ко мне?

— В том-то и вопрос, не так ли?

Что с Дэвидом?

— Ты что, полагаешь, будто я заразил ее какой-то болезнью?

— Не уверен, что леди Оксбери больна в буквальном смысле слова, — заявил этот молодчик, да еще рассмеялся при этом!

Неужели мир сошел с ума? Алекс снова посмотрел на карету. Господи, того и гляди он сам спятит.

— Я здоров как лошадь, к тому же давно не был в Лондоне, по крайней мере несколько недель.

Дэвид кивнул.

— Желудок у леди Оксбери был не в порядке всю дорогу. К счастью, ее горничная подготовилась к этому, ведь тошнота не столь необычна для тех, кто находится в таком положении, как леди Оксбери.

— В положении леди Оксбери? — Карета находилась не более чем в двадцати ярдах от них. — Каком положении? Какого дьявола ты говоришь загадками?..

Боже милостивый! Алекс уставился на Дэвида разинув рот. Тот пожал плечами.

— Как я уже сказал, у тебя может появиться желание серьезно поговорить с леди Оксбери. Более того, я настаиваю на таком разговоре. — Дэвид ухмыльнулся. — Мне представляется, что это может оказаться жизненно важным.

С этими словами негодный парень повернул коня и поехал к экипажам.

Алекс будто прирос к седлу. Положение. Тошнота. Не больна…

Но ведь она сказала, что бесплодна. Она была замужем за Оксбери двадцать три года и не имела детей. Ей сорок. Она не могла…

Он не мог…

Проклятие. Он тупо уставился на карету, когда та тяжело проезжала мимо него. В окне промелькнуло бледное лицо Кейт.

Разве она могла понести от него?

Поразительное чувство обладания охватило Алекса. Он едва мог дышать. Лир встрепенулся под ним, не понимая, чего ожидать от этого застывшего тела в седле.

Алекс мечтал о ребенке от Кейт. О том, что станет отцом…

Но что, если она все еще хочет вести жизнь веселой вдовы, завлекая одного треклятого мужика за другим к себе в постель?

Лир дернулся под ним, Алекс сжал коленями бока лошади. Постарался расслабиться, но это не сняло душевного напряжения и не изменило принятого им решения. Если Кейт знать его не желает, пусть так оно и будет. Но ему нужно его собственное дитя.

Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Если это дитя вообще существует. Он не должен строить необоснованные умозаключения. Дэвид мог ошибиться. Скорее всего так оно и есть.

Но во всяком случае, дело выглядит так, что ему придется пробыть на этом чертовом празднике с начала и до конца.

Он повернул Лира в сторону дома Моттона и пустил коня в галоп. Он вполне может ехать рядом с каретой, и у него нет серьезных причин откладывать встречу с Кейт.

Он подъехал как раз в ту минуту, когда выездной лакей опускал ступеньки кареты. Дэвид помог спуститься леди Грейс, а потом еще одной женщине, пониже ростом, видимо, горничной, судя по одежде.

Леди Грейс посмотрела на Алекса, едва он приблизился.

— Мистер Уилтон! — Тут до них обоих донесся из кареты громкий вздох, точнее говоря, сдавленный стон. — Рада видеть вас.

Горничная бросила на него строгий взгляд с обещанием самых страшных наказаний — вплоть до повешения или четвертования, — если он причинит боль ее госпоже. Он осторожно обошел ее, после чего вся троица направилась к дому, оставив Алекса наедине с Кейт.

Он заглянул в карету — и готов был поклясться, что сердце у него куда-то провалилось.

Кейт была так прекрасна — она неподвижно сидела в полумраке, опустив голову и глядя себе на колени. Такая бледная и утонченная. Такая сдержанная, даже чопорная… но в ту памятную ночь в своей спальне она была какой угодно, только не чопорной.

Прилив желания охватил Алекса. Он хотел ее. Не важно, что она ему сказала, какое чувство к нему испытывала, — он хотел ее. И хотел ее любви. А если она и вправду беременна…

Он протянул руку и произнес:

— Кейт.

Она сжала губы, глядя на его обтянутые перчаткой пальцы, потом с чуть заметным вздохом опустила свою руку на его ладонь.

— М-мистер Уилтон…

Голос ее слегка дрогнул. Глаза были опущены.

Он помог ей спуститься. Когда ее ноги коснулись земли, Кейт взглянула на Алекса. Ее бледность сменилась ярким румянцем, потом лицо стало снова белым как мел. Что, если она упадет в обморок? Алекс взял ее под руку.

— Кейт, — заговорил он очень тихо, чтобы никто из слуг не мог разобрать его слов. — Вы хорошо себя чувствуете?

Она кивнула, потом облизнула пересохшие от волнения губы и сказала:

— Да.

Сделала паузу, судорожно сглотнула и добавила:

— Да, благодарю вас, все в порядке. — Она снова взглянула на него. — Алекс… мистер Уилтон… Я… Мне бы лучше прилечь, на этот раз поездка сильно утомила меня, — завершила она свою сбивчивую речь со слабой улыбкой.

Она трусиха. Ей следовало бы поговорить с ним прямо сейчас. Сказать, что хочет побеседовать с ним в приватной обстановке как можно скорее. Незачем откладывать этот разговор.

Но она трусиха. И к тому же ужасно устала. Она и представить себе не могла, что дорога из Лондона окажется столь изнурительной. И такой унизительной для нее лично. Сколько раз пришлось останавливать карету из-за ее недомогания? После нескольких первых таких остановок у нее в желудке уже ничего не оставалось.

Из кареты донеслось рычание.

— Ох, бедняжка Гермес.

Кейт обернулась. Гермес взирал на нее с сиденья кареты. Он хотел, чтобы его взяли на руки и вынесли из экипажа, — его не устраивала перспектива слезать по крутым ступенькам узкой лесенки.

— Позвольте мне взять его.

Алекс протянул к собаке свои широкие ладони. Гермес тявкнул разок, понюхал перчатки Алекса и милостиво принял предлагаемую помощь.

— У него есть поводок?

— О да, я…

Кейт заглянула в карету. Куда она положила поводок? Ей столько раз пришлось выходить из кареты за время этого тяжелого путешествия.

— Я… я не знаю, куда он подевался…

Алекс улыбнулся ей, и Кейт захотелось то ли растечься лужицей у его ног, то ли кинуться ему в объятия. К счастью, руки у него уже были заняты Гермесом.

— Не волнуйтесь, — успокоил ее Алекс. — Я могу нести его вместо вас, если боитесь, что сам пес убежит и, чего доброго заблудится.

— Это было бы самое лучшее, если вы не против. Ведь дом ему не знаком, как вы понимаете. Обычно я не беру Гермеса с собой, но я не могла оставить его при Уизеле в резиденции.

— Кто такой Уизел? — спросил Алекс, пристраивая Гермеса поудобнее для себя.

— Нынешний лорд Оксбери, — пояснила Кейт и покраснела. В желудке у нее было неспокойно, однако позыва на рвоту она вроде бы не ощущала. — Я понимаю, что не должна его так называть, просто это случайно сорвалось с языка.

На сей раз Апекс сдвинул брови.

— Он недобр по отношению к вам? Я слышал кое-что, но не считал эту болтовню обоснованной.

Теперь Кейт почувствовала, что, не дай Бог, вот-вот расплачется. Право же, она никогда раньше не была плаксивой — все эти эмоциональные штучки, видимо, связаны с ее положением.

Господи, уж это ее «положение»! Она должна сказать о нем Алексу, но как? Не может же она выпалить такое прямо здесь! Что, если он в ужасе от услышанного отшвырнет Гермеса прочь? Или придет в ярость?