Молодой священник тоже кивнул, но не сказал ни слова.

Сабрина подошла поближе к мужу и в страхе замерла. На лице Риса было такое выражение, которого она никогда раньше не видела.

— Что-нибудь случилось? — спросила она с дрожью в голосе.

— Нет, ничего. — Он подал ей руку. — Пойдем же… Взяв жену под руку, граф вывел ее во двор и усадил в седло. Затем сел впереди нее. И лишь когда они отъехали от церкви, Сабрина вдруг сообразила, что они даже не попрощались с Джеффри.

— Судя по всему, ты нанес визит вежливости, — осторожно заметила Сабрина, покрепче обхватив мужа руками.

— Да, можно и так сказать. — Рис снова надолго умолк. — А как ты там оказалась? — спросил он неожиданно.

— Прогуливалась пешком. Вот и зашла…

— Пешком?!

Она улыбнулась его искреннему удивлению.

— Идти ведь совсем недалеко. Конечно, вы, милорд, привыкли разъезжать в карете. А вот мне нравится ходить пешком. И мне нисколько не страшно, потому что все местные жители знают меня.

Рис усмехнулся, однако промолчал. Сабрине показалось, что он о чем-то задумался, и она не решалась беспокоить его вопросами — ведь было совершенно ясно, что он очень огорчен.

«Но что же случилось? — думала Сабрина. — Почему у него в церкви был такой странный вид?»

Внезапно она заметила у него на шее толстый шерстяной шарф, и сердце ее радостно подпрыгнуло в груди — это был тот самый синий шарф, который она связала для него.

Собравшись с духом, Сабрина, наконец, решила заговорить, но тут Рис нарушил молчание.

— Деймиен умер. Вчера пришло письмо, — проговорил он каким-то странным голосом, без всякого выражения.

Сердце Сабрины болезненно сжалось; она прекрасно понимала, что означает для Риса смерть этого человека.

— А когда… это случилось? — решилась спросить она.

— Точно не знаю. — Рис тяжело вздохнул. — Письмо доставили вчера. Но, очевидно, его уже похоронили. Видишь ли, Деймиен тяжело болел. Он завещал мне свои стихотворения и десять фунтов — с указанием поставить их на скачках на «темную лошадку».

— Значит, ты должен выполнить его волю и поставить деньги при первом же удобном случае, — заметила Сабрина.

Рис невесело рассмеялся.

— В таком случае я непременно проиграю. Ему никогда не везло в картах и на скачках. Вероятно, не хватало… верного предчувствия, если можно так сказать.

— Но ведь он прислушивался к своему внутреннему голосу? Если писал стихи, то обязательно прислушивался. Кроме того, он оставил тебя своим душеприказчиком. И, наверное, ты почтишь его память, съездив в Литтл-Оррик.

Рис вдруг обернулся и посмотрел ей в лицо. Причем смотрел так, как будто давно ее не видел. Или, может быть, так, словно только сейчас разглядел в ее лице что-то очень важное, раньше ускользавшее от его внимания. Внезапно он улыбнулся и, кивнув на мельницу, мимо которой они в этот момент проезжали, проговорил:

— Похоже, исправна. На этой неделе я зайду к мистеру Пайку. Мне надо кое о чем с ним поговорить.

Тем самым он давал ей понять, что приехал в Ла-Монтань не на один день, а надолго.

Едва переступив порог дома, Рис тотчас же вызвал миссис Бейли и попросил принести в библиотеку две чашки горячего шоколада. Сабрина взглянула на мужа вопросительно, и он, словно прочитав ее мысли, с улыбкой сказал:

— Я не имею в виду ничего предосудительного. Просто поговорим. Не возражаешь?

— Нет, конечно, — ответила Сабрина. — С удовольствием поговорю с тобой.

На языке у него уже вертелся язвительный вопрос: «Выполняя свой долг — или все-таки по доброй воле?» Но Рис удержался. Ведь он прекрасно помнил, какое лицо у нее было в церкви. Это было лицо женщины, которой нечего было скрывать, нечего утаивать.

Миссис Бейли принесла шоколад и тут же удалилась. Едва лишь дверь за ней закрылась, Рис спросил:

— Сабрина, можно задать тебе один вопрос?

— Да, конечно.

Он пристально посмотрел ей в глаза:

— Скажи, ты любила Джеффри?

— Ах!.. — вырвалось у Сабрины. Конечно, она предчувствовала, что муж рано или поздно задаст этот вопрос, но сейчас она не была к нему готова.

Покачав головой, она пробормотала:

— Рис. Не думай ничего плохого. Мы с Джеффри никогда в жизни…

— Так неужели? — Рис смотрел ей в глаза все так же пристально. Впрочем, он видел, что жена не лгала, не лукавила, не хитрила. — Да, конечно… — пробормотал он с облегчением.

— Так почему же ты… — Она умолкла; ей не хотелось обвинять мужа в глупой ревности.

— Видишь ли, Сабрина, я просто хотел узнать… — Он замялся; для гордого человека задать подобный вопрос было очень нелегко. — Сабрина, может быть, ты разочарована? — Он прекрасно понимал, что до замужества Сабрина мечтала совсем о другой жизни. И именно он, Рис, навязывал ей то, к чему она совсем не стремилась.

Она задумалась, потом снова покачала головой:

— Нет, Рис, я нисколько не разочарована.

Тут она вдруг улыбнулась ему, и у него перехватило дыхание; он тотчас же почувствовал, что ему хочется прикоснуться к ней, хочется обнять ее и увести в спальню.

«Но неужели все это только из-за улыбки?» — спрашивал он себя с удивлением.

Решив, что муж не намерен продолжать разговор, Сабрина повернулась к книжным полкам, сделав вид, что ее заинтересовали какие-то книги.

— Сабрина?.. — послышался его голос.

Она отвернулась от полки и взглянула на мужа вопросительно.

— Ты необыкновенно хороша в постели, дорогая. Глаза Сабрины широко распахнулись, щеки залились румянцем, и Рис понял, что выразился крайне неудачно. Его заявление прозвучало как слова дворецкого «Обед подан, сэр».

Пожав плечами, Сабрина заметила:

— Ты говоришь так, как будто заказываешь себе мясо к обеду.

— Неужели? В таком случае приношу свои извинения. И все же, несмотря на мою оплошность, должен признаться: мне с тобой очень хорошо, дорогая.

Сабрина снова покраснела. Она в растерянности смотрела на мужа, не зная, что ответить на столь откровенное признание. Потом вдруг взглянула ему прямо в глаза и сказала:

— А мне очень хорошо с тобой. Необыкновенно хорошо. — И теперь в глазах ее мерцали огоньки, а на губах играла лукавая улыбка.

У Риса, словно гора с плеч свалилась. Он вздохнул с облегчением и расплылся в улыбке. И жена тут же улыбнулась ему в ответ. Он понимал: надо что-то сказать, надо как-то выразить свои чувства. Но ему лишь удалось вымолвить:

— Что ж, вот и хорошо.

Внезапно Сабрина нахмурилась, и Рис почувствовал смутное беспокойство — словно ему грозили какие-то серьезные неприятности.

— Я хочу кое-что прояснить в наших отношениях, милорд.

— Прояс… — Он осекся и взглянул на нее с беспокойством.

— Совершенно верно, милорд. Мне хотелось бы узнать, когда вы соблаговолите уложить меня в постель?

— О, прямо сейчас! — в восторге воскликнул Рис. Да, он в ней не ошибся. Они действительно понимали друг друга с полуслова, вернее, вовсе без слов. — Да-да, дорогая, сейчас, немедленно. В твоих покоях, если тебе так хочется. — Ему казалось, что он уже слышит прерывистое дыхание Сабрины и видит, как вздымается ее грудь.

— Знаешь, дорогой, — протянула она в задумчивости, — мне как-то неудобно заходить в наши апартаменты и сразу закрывать за собой двери. Ведь любому слуге станет ясно, с какой целью мы закрываемся.

О, какая его жена предусмотрительная! И какая наивная!

Весело рассмеявшись, Рис проговорил:

— Сабрина, неужели ты считаешь, что наши слуги настолько слепы, глупы и наивны, что не знают, чем мы занимаемся в тот или иной момент?

Склонив голову к плечу, она молчала. Ей нечего было возразить.

— Хорошо, Рис. Только я первая поднимусь наверх, а ты подождешь десять минут. И только тогда пройдешь за мной следом.

— Слушаюсь, миледи, — с ухмылкой отозвался Рис. Сабрина направилась к выходу, изящно покачивая бедрами. У самой двери обернулась и заявила:

— Только имей в виду: это должны быть настоящие десять минут.