Женщина закивала головой. Колдовство на проверку оказывалось не таким уж ужасным делом.

Удобно расположившись в мягком кресле, Гурула выпила предложенный магом настой и стала ждать, когда с ней произойдет что-нибудь необычно. Может быть, маг все же начнет бормотать какие-нибудь жуткие заклинания или прыгать вокруг нее с зажженными курильницами?

Но ничего такого не происходило. Пит эт-Баради сам, казалось, начал задремывать: закрыл глаза, свесил голову на грудь, не дать — не взять старый лавочник дремлет на солнышке после сытного обеда. Только что не похрапывает.

Глядя на мага, Гурула и сама задремала. Когда очнулась, в окно кельи уже светило клонящееся к закату солнце. Пит эт-Баради сразу же подал женщине чашку свежесваренного кофе:

— Ну вот, милочка, пейте и вспоминайте!

Гурула отхлебнула ароматный напиток и вдруг ойкнула:

— А ведь помню! И впрямь помню!

— Да, сударыня, наложенная на тебя волшба — очень древняя, но не такая уж и сложная. Вообще, мне думается, что темные та-ла связали твою память таким простым заклятием для того, чтобы ты могла вспомнить о том, что было, когда встретишь понимающих людей. Кстати, мы тоже пользуемся этими чарами — «милосердное забвение» называется. Знаете, бывает, случится с человеком что-нибудь очень плохое. Ну, например, кто-нибудь снасильничает молоденькую девочку. Вроде она и выживет, да вот страх пережитый ей покоя не дает. Начинает болеть, чахнуть… Вот тогда и надо связать ей память. Умом-то она будет знать, что с ней случилось, а вот страха не будет. А теперь рассказывай, дорогуша!

— Ох, господин магмейстер, боюсь, не зря мне это самое «милосердное забвение» подгорные владыки навесили! Страху и я натерпелась не меньше, чем любая вертихвостка, не вовремя пьяным охальникам попавшаяся. Жутко там внизу, жутко, не по-человечески… И как только бедный мальчик мой там, в горе сейчас? И ведь не боялся никого! Ни змей огненных, ни уродцев-карликов, которые Горбуну служат… Я, взрослая, боялась, тряслась вся. А Эли, деточка моя, не боялся, говорил со страхолюдинами вежливо, но твердо, как герцог настоящий! Может, конечно, он привык, что у самого отец — вылитый Горбун. Только тот, подгорный, страшнее. Лорд Альберт, хоть и калека, но человек, от него той жутью подгорной не веет…

Тем временем магмейстер подал на стол бисквитные пирожные и несколько вазочек с вареньем:

— Подкрепись, сударыня! И давай по порядку!

Недолго длилось счастье Влека Пуфона. Лишь дюжину дней они с новым приятелем Брисом жили, как короли.

Пьянчужка с таинственным видом сообщил кабатчику Фурсу, что ему, дескать, в Будилионе заплатили за какую-то важную и секретную работу, о которой никому нельзя рассказывать. Конечно, старый Фурс не поверил мужику: какой дурак такому пустобреху, как Влек, доверится? За стакан сидра тот и то, что было, и то, чего не было, расскажет, да и сверх приврет. Да только кабатчику было не до Влека — после войны постояльцев хоть отбавляй. Ополченцы с верховьев Альвы и с восточных кряжей Бархатных гор на битву ехали споро, а вот обратно тянулись вяло, подолгу отдыхая в каждом попутном местечке. К тому же многие дожидались, когда можно будет забрать своих раненых из лазарета при храме.

Да и в Вельбир Влек и впрямь ходил. Пришел оттуда, нагруженный чем-то. Обновок на нем никто не видел? Но кому надо знать, что новые сапоги, куртка и запас рубах — для бывшего наемника?

Больше седьмицы не переводились у приятелей и сидр, и закуски. Самим кашеварить было лень. Да и какая готовка на полуразрушенной печке, нещадно дымившей каждый раз, когда ее пытались растопить? Брис, безвылазно сидевший в домишке, чтобы не мозолить людям глаза, от скуки попробовал было что-то сварить, да плюнул — печка никак не желала гореть. Так что, пока были деньги, мужики питались в основном хлебом, сыром да бужениной. Ну и сидром, конечно. Чем не жизнь? Влек даже предложил позвать как-нибудь вечерком бабенок посговорчивее, чтобы и женскими ласками полакомиться. Да только Брис подумал и отказался — ну как болтать бабы начнут? А бабы — они такие, или язык вырывать, или будут мести им что попало и где попало, сколько бы клятв ни давали.

Но все хорошее когда-нибудь кончается. Кончилось и миково серебро.

— Что делать будем? — спросил Брис хозяина домишки, обнаружив, что в потайном кармане у него осталась лишь пара монет.

Конечно, на вразумительный ответ он не рассчитывал. Не тот человек Влек, чтобы давать вразумительные ответы. Вот и сейчас — сидит, смотрит на приятеля-благодетеля глазами преданной собаки и молчит.

— Если денег нет у тебя, то они есть у кого-то другого, — задумчиво продолжил Брис. — Ну-ка, хозяин, подумай, у кого в вашем вшивом городишке лишнее серебро завалялось?

— В храме и золото, небось, имеется, — пробормотал Влек.

— Не, просить милостыню в храме — это не для нас, — ухмыльнулся Брис. — Думай, у кого дома побогаче?

— Ну, у брандмейстера, у Ишли, который сидр в Вельбир возит, у резчика Писла, у гуртовщика Васила… Да только Ишли ни гроша не даст, жадный, он мне и за прошлый год, когда я ему бочки грузил, деньги зажилил.

— А кто у него просить будет? — удивился Брис. — Сами возьмем!

— Чего? — захлопал глазами Влек.

— Ничего, хозяин! Были деньги у Ишли, будут у нас! Думаешь, есть у торговца заначка?

Влек поморгал-поморгал, словно пытаясь осознать, что сказал его приятель:

— Вроде как ограбить его? Не…

— Чего «не»? — снова ухмыльнулся Брис. — Боишься?

— Не боюсь, но у Ишли такие псы! Да и приказчики — как те псы, — пробормотал Влек, вспомнив тычки, которыми наградили его ишливские парни, когда он разбил бочку с сидром, и потер шею.

— Чего такое? — заинтересовался Брис.

— А я что, виноват, что ли, что поскользнулся тогда? — ответил Влек.

Уточнять, что, заходя в подвал, откуда нанятые грузчики носили бочки в телеги, он каждый раз успевал улучить момент, когда никто не видел, и выпивал ковш недогулявшего сидра из открытого чана, так что к обеду уже на ногах не держался, Влек не стал. Лишь добавил:

— Гад этот Ишли! Я как про плату спросил, его парни мне по шее надавали, а он сам обещал собак спустить!

— Вот — таких гадов и надо учить! Толстопузы, богачи! У такого деньги взять — это доброе дело сделать. Свои же, заработанные!

— Не… собаки у него, — снова заныл Влек.

— А у кого их нет?

Влек задумался.

— У Лидреррей нет, у некромантов. Не живут у Лидреррей собаки и не жили никогда…

Брис заинтересовался:

— Кто такие?

— Дык это… Маг тут у нас жил. Пришлый какой-то. С дочкой и с учеником. Самого его в ополчении убили, а девка евонная уезжать нацелилась. Говорят, продала она брандмейстеру дом для евонной младшей дочери с мужем, так что последние дни доживают.

— Маг? — насторожился Брис.

Он хорошо помнил тот запредельный ужас, который витал над наемниками во время битвы в ущелье.

— Маги — это, почитай, хуже собак будет.

— Да ну, — махнул рукой Брис. — Магом батька был, а эта вертихвостка, Генрика которая, — так себе. Девка и девка. Никогда не видел, чтобы она колдовала. Лекарка неплохая, не спорю…

— А ты прав, дружище! — рассмеялся Брис. — Хорошая шутка может получиться.

А про себя подумал: «Если это тот маг, что на перевале лютовал, то вот и отмщу ему за страх. Может, и силен мужик был, да только он мертв, а я — жив. И дочку его пощупать смогу…»

— А что, не сильно страшная магичка эта ваша? — продолжил расспрашивать приятеля Брис. — Говорят, магички — они такие, что лучше морду тряпкой прикрыть, если чего с ними делать хочешь, а то, как посмотришь, то сразу все расхочешь.

— Не, — покачал головой Влек. — Девка как девка. Молодая. Ну, если по мне, то тоща больно, а так — ничего.

— Вот и ладненько! — расхохотался Брис. — И деньги у девки есть, за дом, небось, немало дали, и морда в порядке, и собак во дворе не водится… Самое то, что надо! Она одна живет?