Он встал в уголке, развернувшись спиной к окну. Троллейбус тронулся. Две девчонки, вошедшие вместе с Павлом, перешептывались в другом углу, то и дело зыркая на него глазами. Лица их буквально сияли от восторженной жути, которую они испытывали, став свидетельницами быстрой и предельно жестокой расправы в остановочном павильоне. Вдруг Павла тоже окатило запоздалой жутью: Господи, да это же типичная провокация! Как бы случайная уличная драка, вмешавшийся посторонний человек, становится случайной жертвой. Типичный несчастный случай. От хулиганья проходу нет, господа! Не зря же парнишка так расторопно кинулся к нему, едва Павел вскочил. Все же выследили, гады…

Павел покосился на девчонок. А что, почему бы и нет? До этого момента ему и в голову не могло прийти, что следить за ним могут и такие вот пигалицы. До сих пор перед его мысленным взором представали этакие мордовороты в кожанках. Их-то он и высматривал в непосредственной близости.

С передней площадки, с видом голодного сеттера, случайно узревшего перепелку, в сторону Павла направлялась кондукторша, но троллейбус уже начал тормозить перед остановкой. Павел шагнул к двери, но тут же сунулся лицом к девчонкам и, скорчив зверскую рожу, прорычал:

— Если вы сойдете вслед за мной, я подумаю, что вы за мной следите… Утоплю в канализации, к херам…

Девчонки прижались друг к другу, распахнув на пол-лица глазищи от ужаса, но тут со скрежетом распахнулась дверь, и Павел упруго соскочил на асфальт. К троллейбусу сзади подрулил автобус, Павел сделал вид, будто пошел прочь от остановки, но тут же вернулся и запрыгнул на заднюю площадку уже отходящего автобуса. Устроившись в кресле посреди салона, подумал, что таким примитивным способом, прыгая из автобуса в автобус, опытных топтунов не сбросишь, тем более, если у них есть машина. На билеты никакой зарплаты не хватит. Вон, кондукторша уже направляется… Что ж, это повод, в очередной раз сменить машину, как и положено по канонам шпионских и детективных романов. Беглец, скрывающийся от погони, должен почаще менять машины. Если топтунов не сбросит с хвоста, то хоть от милиции ускользнет. А то ведь заметут, блюстители порядка долбанные, а в камере уж точно с Павлом разделаются быстро и без затей. Не дай Бог, если кто-нибудь из напавших в павильоне дух испустил! Положение Павла неимоверно усложнится.

Подошла кондукторша, уставилась взглядом милицейского сержанта, ведущего самостоятельное расследование, из-за отсутствия штатного следователя.

Павел вздохнул, сказал с сожалением:

— Денег нет…

— Тогда выходи!

— Хорошо, — покладисто обронил Павел.

Этот район Павел неплохо знал. Пройдя немного по улице, юркнул в арку длиннющей пятиэтажки. Метрах в ста от арки беспорядочной группой стояло десятка три металлических гаражей, между ними имелся узкий извилистый проход, о котором знали только местные жители. Павел быстро, не оглядываясь, вошел в проход и встал за ближайшим углом гаража. Выждал пять минут, потом еще десять, за ним никто не шел.

— Интересное кино! Неужели этих топтунов так легко можно сбросить с хвоста, всего лишь двумя пересадками?.. — проговорил он в полголоса.

А возможно, что им уже и не нужно тропить его неотступно, — тут же подумал он.

Он торопливо прошел, почти пробежал по проходу, юркнул в дыру, проделанную в металлической ограде, и оказался на территории школы. Тропинка наискосок пересекала школьный двор, и с этого краю по ее сторонам росли густые кусты какого-то декоративного гибрида, который даже Павел, биолог со стажем, определить не смог. Здесь было любимое место прогулок собачников со своими питомцами. Ага, вон уже и дама аж с двумя собачками гуляет… Павел не спеша пошел по тропинке. Дама в кусты лезть не изъявляла ни малейшего желания, зато таксы с энтузиазмом шныряли в зарослях, видимо распутывали мышиные следы.

Навстречу Павлу спешил мужичок лет шестидесяти, со стареньким портфелем в руке, типичный школьный учитель. Он даже чем-то неуловимо походил на учителя математики, который был у Павла, хоть тот и прошел всю войну, и контужен был, и два раза из горящего танка спасался, но так всю жизнь и оставался даже на вид безобидным, которого всякий безнаказанно обидеть может. Траектории его и Павла, должны были пересечься как раз на траверзе дамы с собачками, а потому Павел замедлил шаг, в кусты лезть ему тоже не хотелось. Мужичок тем временем поравнялся с дамой, обе гнусные таксы торпедами вылетели из кустов и без промедления с визгливым лаем вцепились мужичку в ноги. Он от неожиданности заплясал на месте, задрыгал ногами, таксы разлетелись по кустам, одна из них завизжала, но тут же снова злобно залаяла. Впрочем, их «злобный» лай как-то не впечатлял. Зато «дама» заорала зычным голосом базарной торговки:

— Ты что, козел старый лягаешься?! Да они стоят больше, чем ты за год зарабатываешь!..

Поскольку компания перекрывала всю тропинку, Павлу пришлось остановиться. И тут он увидел потрясающую картину: жесткое, изрубленное глубокими морщинами лицо старика вдруг расплылось, губы затряслись, из глаз потекли слезы, и он проговорил:

— И вам не совестно?.. Я ведь ваших детей учу, а зарабатываю меньше, чем ваши шавки стоят… Я бы со стыда сгорел на вашем месте… — он пошел прочь, горбясь и не обращая внимания на такс, вцепившихся в его брюки.

А «дама» рявкнула ему в след:

— Сам ты шавка!.. Пи…дуй отсюда, козел старый…

Таксы отцепились от его брюк; может, почувствовали угрызения совести, а может, узрели новый объект для нападения. Но Павел вовсе не собирался обегать этих трех сук по кустам, а потому пошел прямо вперед. Против такс он ничего не имел, хоть и не любил мелких собак, за их сварливый и истеричный нрав, такс он даже уважал, видел однажды, как они азартно гоняли лису. Но эти были совершенно гнусными тварями подстать хозяйке. Он не успел отреагировать, пакостная псина вцепилась в ногу, укусить не укусила, но прищемила чувствительно, а может из-за толстой джинсовой ткани не прокусила кожу. Павел с удовольствием поддел ее ногой, и она улетела в кусты. Он не стал дожидаться, когда вторая вцепится, поддел ее на подходе. «Дама» завизжала так, что у Павла уши заложило:

— Ты что петух дранный делаешь?!. Да я мужу скажу, он приедет со своими охранниками, тебя насмерть запинает!

Понимая, что скандалить никак нельзя, Павел все же остановился, — слезы старика вызвали у него такую ярость, что он уже готов был удавить эту склочную бабу, вместе с ее склочными шавками, — вежливо заговорил, перекрывая визгливый лай, несшийся из кустов:

— Мадам, ваши шавки действительно не стоят даже месячной зарплаты того джентльмена, которого вы только что оскорбили, — не давая ей вставить слово, Павел назидательно выговорил: — Такса, собака охотничья, на людей бросаться ни в коем случае не должна, а ваши шавки бракованные, — он нарочно надавил на слово «шавки». — Вы купили щенков у какого-то бомжа на базаре, а выдаете за первосортный товар… — тут таксы, наконец, выпутались из кустов и снова накинулись на Павла.

Он без затей снова отправил их пинками подальше. Как он и рассчитывал, «дама» от этого беспредела решила перейти от слов к делу: растопырив пальцы, попыталась вцепиться ногтями Павлу в лицо. Он перехватил ее руки, легко блокировал удар ее прелестного колена в свое интимное место своим коленом, и проговорил укоризненно:

— Такая красивая, интеллигентная женщина, а такие слова говорите… Зря вы так сказали — петух драный… Если бы я не боялся совать свой самый чувствительный орган куда попало, я бы вам доказал, что я вовсе не петух…

Отпустив ее руки, он размахнулся и от души влепил звонкую пощечину, по этой смазливой мордочке, будто в ней слились все те хари, которые устроили за Павлом форменную охоту. Он пошел прочь, а она осталась стоять на дорожке, с видом королевы, которой собственный кучер вдруг ни с того, ни с сего предложил сделать ему минет. Он уже прошел метров сто, когда позади раскатилось: