— Похоже, мы совсем близко вышли от Великого Шелкового Пути…
Подъехавший Алай, заговорил со стариком. Старик отвечал коротко, односложно, недоверчиво обводя взглядом сгрудившихся за спиной Серика всадников. Серик смутно понимал. Видимо и Алай так же смутно понимал старика, только в отличие от Серика он мог с горем пополам еще и говорить. А Серику так и не удалось приучить свое горло к гортанному и хрипящему говору степных людей. Тем временем Горчак достал с воза кольчугу, саблю и хороший кусок шелка, сложил все это к ногам старика. Лицо у того сейчас же расплылось в довольной улыбке. Обернувшись к палаткам, он что-то крикнул, оттуда сейчас же выскочили женщины, в количестве, явно превышающем количество мужчин, и принялись стелить вокруг костра бараньи шкуры. Другие подбросили дров в костер, и повесили над ним громадный котел, в который щедро набросали огромных кусков мяса. Горчак подтолкнул Серика локтем:
— Гляди-ка, а вареное мясо им больше по нраву…
Серик подозвал Лисицу, сказал:
— Пусть распрягают… Коней — пастись… Сами разберетесь, чья очередь в пастухи… Пировать будет только старшая дружина — не гоже старика объедать, хоть и видно, что он не из бедных…
Старик сделал приглашающий жест, и сам прошел к шкуре белого барана, важно уселся на нее. Кроме Горчака и Серика к костру подсели только Чечуля да Лисица, остальные принялись ставить шатры, распряженные и расседланные кони были разделены на несколько табунов и вскоре исчезли в вечернем сумраке. Старик, правда, понятливо распорядился нескольким своим парням проводить табуны на пастбища. Привыкший уже к степняцким обычаям, Горчак помалкивал, дожидаясь, когда первым заговорит с ним старейшина. Наконец женщины притащили огромный бурдюк с кумысом. К изумлению Серика, кумыс разлили не по деревянным чашам, а по серебряным, да еще и довольно тонкой работы. Подавая пример, нойон осушил чашу, все последовали за ним, и только после этого он заговорил, с горем пополам понимали его все, и Алай не лучше других, а потому он и не перетолмачивал, только изредка переспрашивал, когда попадалось уж вовсе непонятное слово.
Старик спросил:
— За женщинами идете? Однако рано в этом году… С полуночи роды еще не скоро кочевать будут…
Горчак с Сериком быстро переглянулись. Лисица тихо сказал по-русски:
— За кого-то не того они нас приняли…
Горчак медленно, старательно подбирая слова, проговорил:
— Нет, не за женщинами мы идем; мы хотим на восход пройти, до конца степи. Слыхали мы, там железная гора стоит… Если и правда, привезем туда колдунов, будут они железо варить. Тогда железо станет дешевым, мы и вам продавать будем…
Лицо старика осталось непроницаемым. Он внимательно наблюдал, как в его чашу льется пенная струя кумыса. Нойон выпил кумыс, подождал, пока остальные осушат свои чаши, проговорил:
— Если идти вверх по течению, начнутся горы, и среди гор лежит большое озеро. Из него-то и вытекает большая вода. По берегам богатое племя живет; они железные ножи, топоры и прочее делают. Только они железо не из горы берут, а у ваших же купцов покупают. Не слыхал я, чтобы там железные горы стояли…
— Дак и я не про те места говорю! — Горчак открытым и честным взором смотрел на старика. — Там, на восход, еще одна река течет, вот на ее-то берегу и стоит железная гора.
Старик долго думал, успел осушить две чаши кумыса, наконец с сожалением покачал головой:
— Нет, не слыхал… Про реку ту знаю, а про гору не слыхал.
К явному облегчению Горчака на том скользкий разговор и закончился. Старик принялся расспрашивать о тяготах пути, потом перешел к расспросам о здравии того-то и того-то, и имена были сплошь половецкие. Горчак прикинулся оголодавшим, набивал рот мясом, и невнятно бубнил что-то утвердительное, на что старик кивал с довольным видом. В конце концов, сославшись на трудный путь, гости ушли спать. Устраиваясь под шубой, Горчак ворчал:
— Надо на полночь уходить, а то как бы на половцев не нарваться. Слыхал? Они сюда за женщинами ездят.
Серик проворчал:
— Чего-то я не заметил недостатка женщин…
Горчак зевнул, откликнулся сонным голосом:
— Слыхал я в Мараканде, они женщин не насовсем в жены берут, а на время. Богатые дары за них отдают, а потом возвращают, да еще многих с детьми. И то сказать, у многих в родных краях жены дожидаются. Некоторые, правда, бывает, детей с собой забирают… — и сразу за тем послышалось равномерное похрапывание. Так что Серику не удалось порасспросить об этом интересном деле.
На другой день начали готовиться к переправе. Пойма довольно густо заросла толстыми ивами, осокорями, встречались и осины. А потому материала для плотов было предостаточно. Бревна ошкуривали и укладывали на жарком солнышке подсушиться. В дело шли и ветки. Их тоже решили подсушить, и связать плоты из хвороста.
Глядя на такое разорение своего летнего кочевья, старик цокал языком и приговаривал:
— Ай, ай… Однако степь сюда придет — негде летом отдыхать будет…
Горчак его успокаивал:
— Да не придет сюда степь! Травы больше будет, твоим коням пастбища добавится…
Наконец плоты были связаны. На плотах из бревен решили переправлять дорогой товар и оружие, на хворостяных плотах — поклажу, что подешевле. Телеги связали вместе по десятку и тоже решили вплавь, своим ходом. Для переправы выбрали жаркий, солнечный день. Серик, и еще десяток лучших пловцов, разделись, сели на своих неоседланных лошадей и погнали их в реку, остальной табун подгоняли сзади. Лошади не артачились, с удовольствием пошли в воду. Серик дождался, когда дно стало уходить из под копыт коня, и соскользнул с его спины в воду, поплыл рядом, держась за гриву. Конь громко фыркал, сзади откликались таким же фырканьем сотни лошадей. Серик на миг обернулся; на берегу стояли только люди и телеги — все водное пространство позади было усеяно конскими головами.
До противоположного берега оставалось всего ничего, когда на кручу берега вдруг вынеслось несколько всадников. Серик настороженно вглядывался в них. Но они просто стояли и смотрели; луки покоились в налучьях, за сабли тоже никто не хватался. Здесь глубина начиналась от самого берега, да и течение было быстрым, однако кони дружно вымахивали на берег, отряхивались и карабкались на кручу. Серик примерно представлял степные нравы; то, что видели степняки с крутого берега, выглядело как попытка захвата чужих пастбищ, если конечно, до них не дошли слухи, что идут простые путешественники и всем раздают богатые дары. Но, кто их знает… Дошли до них слухи, или нет? Да и кучка голых людей не представляла ни малейшего препятствия для степняков к завладению чужим табуном. Оставалось надеяться, что сюда прискакали степенные люди, отцы семейств, а не буйная и вороватая молодежь.
Серик жестом распорядился, чтобы табун гнали в степь, а сам поскакал к степнякам. Поднявшись на кручу, остановился в трех шагах, мимоходом порадовался, что в кучке всадников стоят люди пожилые, слегка поклонился и сказал, стараясь как можно яснее выговаривать слова чуждого языка:
— Приветствую вас, уважаемые!
Степняки враз поклонились, стараясь склониться чуть ниже Серика, тот, что стоял впереди, на хорошем половецком языке спросил:
— Уважаемый, вы никогда не ходили на нашу сторону, что заставило вас решиться на столь опасную переправу?
Серик, сделав физиономию почестнее, повторил байку Горчака про железную гору, стараясь как можно правильнее выговаривать слова половецкого языка. Степняки переглянулись, скептически покачали головами, и повторили слово в слово то, что сказал давешний нойон:
— Река есть, а вот про железную гору на ее берегу никто не слыхал…
Тем временем и первый плот ткнулся в берег. С него соскочил Горчак, нагруженный дарами, следом за ним прыгнули Чечуля с Лисицей, тоже нагруженные узлами, все трое полезли на кручу. Пока они раздавали дары, Серик сбегал на плот, оделся. Ощутив на плечах кольчугу, а на поясе свой тяжелый меч, сразу почувствовал себя увереннее. Когда поднялся на кручу, степняки уже ускакали. Серик спросил:
