Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Зачем везти? Я куплю! Хорошую цену дам…

Горчак медленно выговорил:

— Ты купца, Хромого Казарина знаешь?

Воевода помедлил, сказал:

— Кто ж Казарина не знает?.. Богатейший купец в Казани…

— Как думаешь, если он шепнет пару слов князю насчет воеводы Туркана, долго еще тут просидит оный воевода?

Воевода посерел, даже щеки его как-то разом опали, будто бычий пузырь проткнули. Он схватил кубок, залпом опорожнил, спросил хриплым полушепотом:

— Так это что, русские и казанские купцы одно дело затеяли?!

Горчак медленно выговорил:

— Зачем я иду по Самарке — о том тебе знать не положено. Знай только: Хромой Казарин в доле. Да и князь ваш об этом деле знает, как и наш, князь Роман.

Дальше застолье скисло; хозяин пил мало, видимо боясь сболтнуть что-то лишнее. А Горчак то и дело взглядывал на него нарочито многозначительно. Так что, в сумерках поднялись из-за стола, раскланялись, и отправились на ладью. Когда вышли из ворот, Серик спросил Горчака:

— А чего это воевода так скис?

Горчак пренебрежительно хмыкнул:

— Слыхал? Князья казанские уже сотню лет запрет на продажу оружия касогам держат?

— Ну и што? — Серик непонимающе смотрел на Горчака.

— Через воеводу этот запрет вовсю нарушается, вот и сидит тут эдакий Соловей-разбойник… Тут бы поискать неприметного купчика… Не наше это дело! — оборвал себя Горчак. — То дело князей казанских.

Навстречу шел припозднившийся житель; судя по добротной одежонке — небедный ремесленник. Горчак остановил его, учтиво обратившись:

— Послушай, уважаемый… — тот остановился, выжидательно поглядел на Горчака, а тот достал две половецкие серебрушки, подкинул на ладони, спросил: — Далеко ли вверх по Самарке казанские поселения тянутся?

Мужик заворожено следил за монетками, подлетающими вверх-вниз на ладони Горчака. Видно было, что внутри него идет какая-то борьба; видимо между страхом нарушить запрет воеводы, и желанием получить дармовое серебро? Наконец, любовь к серебру победила страх перед воеводой, и он, воровато оглянувшись вокруг, проговорил:

— Я в тех местах не был, но люди сказывают, в трехстах верстах вверх по Самарке стоит последний городок. Дальше вовсе дикие места тянутся.

— И кто в тех диких местах проживает, касоги?

— Не-е… Касоги кочуют южнее, в степях. А там леса. Ну, не шибко дремучие, но особо там не покочуешь. Лесной народец там живет; сами себя они называют башкирами… Мирные, незлобивые люди, охотятся на зверя всякого, бортничают. Мед из тех мест — страсть как сладок и вкусен!

Горчак протянул ему монетки, житель быстро схватил их, и сунул за пазуху, еще раз воровато оглянувшись. После чего заторопился к воротам. Страж уже закрыл одну створку, и нетерпеливо поглядывал на него, держась за вторую.

Горчак сошел на берег, быстро разделся, и с блаженным стоном рухнул в воду у самого берега, лежал, раскинув руки и ноги. Серик тоже разделся, и улегся рядом с Горчаком в теплую, парную воду. Горчак сказал:

— Ну вот, начало пути нам известно; на триста верст вверх по Самарке все легко и просто. В этом последнем городке купим коней, и отмерим ровно тридцать дней пути на восход.

— Мы ж хотели купить коней у касогов?.. — заикнулся Серик.

— Хотели… Дак што с того? Касожские кони мелковаты, нести человека в полном доспехе они долго не могут, а казанские — в самый раз…

— Горчак, а почему касогов касогами зовут?

— А почему вятичей зовут вятичами? На касожском языке, слово касог то и означает, что всадник. Лошадиные люди, стало быть… А што? Резонно, они ж только лошадьми и живут… — Горчак зевнул, проговорил: — Придется стражу стоять… Не доверяю я этому борову… Хитрова-ан… Ох, хитрова-ан…

Они вылезли из воды, забрались в ладью. Шарап и Звяга уже вовсю храпели на лавках. Горчак растянулся на лавке, а Серик с тяжким вздохом, надел подкольчужную рубаху, кольчугу, повесил меч на пояс, и с луком в руках сел на переднюю лавку; здесь его неожиданно никак не возьмешь, даже если кто сумеет подкрасться совсем неслышно. С кормы сидеть вовсе глупо, можно совсем бесшумно подплыть под водой. Ночь опустилась жаркая, ни ветерка, даже с воды не тянуло прохладой. Стеганая из льняной пряжи подкольчужная рубаха быстро напитывалась потом. Серик подумал, что неплохо бы купить германский панцирь, чтобы в жару не надевать подкольчужную рубаху. Нет, зимой русский доспех — самое то. Даже без шубы поверх кольчуги, никакой мороз не прошибает. Но вот летом…

Он чутко прислушивался, но в казанском граде даже собаки не брехали; видать лень было в такую жару. Думать и отвлекаться на всякие мечты Серику не хотелось; тревожно было как-то на душе, страшненьким веяло от нелепой жирной туши воеводы, на вид, казалось бы, такой безобидной…

Горчак зашевелился, поднялся с лавки, проворчал:

— За полночь перевалило — а никакой свежести… — и зазвенел кольчугой.

Серик спросил, вылезая из кольчуги:

— Горчак, а правда, что Хромой Казарин такую силу имеет?

— Не то слово… — протянул Горчак. — То же самое, что Реут на Киеве… Он может дружину нанять, побольше княжеской…

— Так, может, воевода не рискнет?..

— Может, и не рискнет… Ты спи…

Укладываясь на лавку, Серик спросил:

— Горчак, а как ты чуешь, когда просыпаться на смену пора?

— А ты походи с мое по дальним странам, еще и не такому научишься… — и тихонько рассмеялся.

Серик проснулся от звука хряского удара, короткого вопля. Миг — и он уже стоит на лавке с мечом в руке. Коротко два раза прозвенела тетива. На передней лавке стоял Шарап с луком, и вглядывался куда-то в предрассветный сумрак. Повернувшись к Горчаку, уже занявшему позицию с мечом у левого борта, сказал:

— Двоих положил, но остальные их с собой уволокли…

Горчак сказал:

— Вот видишь, Серик, а ты говорил; может, не нападут…

— Ничего я не говорил… — хмуро пробурчал Серик. — Мне с самого начала этот пузан каким-то страшненьким показался… Знаешь, как матерый боров? Может и рылом исподтишка поддеть, может и за ногу цапнуть…

Горчак вложил меч в ножны, сказал:

— Ладно, завтра отоспимся. Пока завтракаем, и светать начнет.

Воевода появился на берегу, когда они уже заканчивали завтрак. Он подошел к ладье, оперся о борт жирной ручищей, повздыхал; на него никто не обратил внимания. Наконец, он открыл рот, что-то собираясь сказать, но Горчак тут же пресек это:

— Только не говори, что это не твои люди пытались нас перерезать! Мы дальше пойдем, а ты начинай копить злато да серебро; столько, во сколько ты свою шкуру оцениваешь. К зиме чтоб накопил! Да тебе и копить-то не надо, достаточно пошарить по подвалам своего терема. Не мало, поди, нагреб богатств, в обход княжеских запретов оружие касогам продавая?.. То-то в позапрошлом году трехсотенная ватага касогов, которая купчишек на Итили пограбила, была очень неплохо вооружена…

Воевода с лютой ненавистью смотрел на Горчака, а тот только широко ухмылялся, в упор разглядывая воеводу. Тем временем Реутовы работники попрыгали на песок, спихнули ладью на воду, и погребли не спеша, по тихой рассветной реке. А воевода все стоял на берегу, и смотрел вслед. Шарап сказал:

— Поди, думает, послать или не послать нам вслед дружину?

— А хоть и пошлет, по берегу не догонят, — пробурчал Горчак, и уверенно добавил: — Не пошлет! Скорее откупаться надумает. На этом месте он быстро убытки восполнит, а свяжется с Казарином — так вовсе может жизни лишиться.

Течение было небыстрое, по берегам тянулись березовые перелески, перемежаемые то ли осколками степи, то ли обширными полянами; ну чисто родные места на полдень от Киева. Изредка попадались возделанные поля, окружавшие небольшие селеньица, прячущиеся за высокими тынами. Жара стояла удушающая, но к ней мало-мальски притерпелись. Под вечер кормчий вдруг сказал:

— Авось завтра под парусом пойдем…

— А чего такое?.. — прохрипел Серик, с натугой подтягивая отяжелевшее к вечеру весло.

— Ночью гроза соберется, а завтра ветерок свежий потянет. Может, с заката…

46
{"b":"133806","o":1}