Техномаги обменялись многозначительными взглядами, и Нит Эйнон торжественно поднес бутон к прорези в приборной панели.

— Как жаль, что Нит Сахор не унаследовал вашей преданности делу спасения в'орннов.

— Мой сын не в себе. Как и Элевсин Ашера, он позволил Кундале поработить себя.

— Выходит, он все же сумасшедший, — беспокойно заерзал Нит Имммон. — Значит, правы те, кто предлагал запереть его в «Недужном духе»…

— Мне кажется, ситуация не столь страшна. Мой сын находится в глубочайшем заблуждении. Кажется, он считает себя мистиком. Я думаю, не стоит объяснять, что мистике не место в нашей жизни. Уравнение за уравнением мы доказали ее несостоятельность.

— Да, я понял. Мистика — краеугольный камень кундалианского мировоззрения.

— Очень может быть, только в отличие от кундалиан и Сахора я не нахожу в ней ничего привлекательного.

Нит Эйнон вставил искусственный бутон в прорезь. Глаза обоих техномагов обратились к экрану, на котором вот-вот должна была появиться драгоценная информация. Они только начали читать, когда все символы вдруг исчезли, оставив на экране зияющую черноту беззвездного ночного неба.

Нит Имммон повернулся к Ниту Эйнону.

— Что случилось? Что вы сделали?

— Ничего, — пальцы Нита Эйнона застучали по клавишам, — секунду назад данные были здесь, а теперь исчезли.

— Куда же они делись?

— В базе данных их нет.

— Ну, тогда снова скачайте их с бутона.

— Уже пытался, — раздраженно отозвался Нит Эйнон. — Бутон завял.

— Что значит завял?

— Он совершенно бесполезен. Информация исчезла.

Нит Имммон сорвал еще один бутон.

— Вот попробуйте этот.

Они попробовали три разных бутона, включая тот, который нашел Нит Сахор, но безрезультатно.

— Это вирус, — наконец заявил Нит Эйнон.

— Что?

Эйнон скрипел зубами от ярости.

— Мой сын внедрил вирус в эту систему.

— Скорее вытаскивайте бутон!

— Поздно! — Нит Эйнон ударил кулаком по приборной панели. — Бутоны заражены, вирус уничтожил всю информацию, которая в них содержалась.

Нит Имммон разглядывал побеги апельсиновой сладости, обвивавшие стены.

— А как насчет других бугонов? Должно же остаться хоть что-то?

Найти удалось только один бугон, и Нит Имммон торжествующе протянул его Ниту Эйнону.

— Что мне с ним делать? — иронически спросил Нит Эйнон. — Бутоны созданы специально для этой системы и в любой другой окажутся бесполезными. Я слишком хорошо знаю сына, — сказал техномаг, взяв бутон у Нита Имммона и тщательно осмотрев каждый лепесток. — Видишь? Лепестки заражены. Даже если бы нам удалось разгадать тайну этой системы и создать новую, бутон бы моментально самоуничтожился.

— В Н'Луууру Нита Сахора!

Эйнон вернул Ниту Имммону бутон.

— Можешь носить его вместо значка, больше он ни на что не годен.

Маретэн и Бассе пробирались по лесу и почти за шесть часов не проронили ни единого слова. О чем думал ее товарищ, художница не знала, а сама она вспоминала Майю.

Похороны стали для них настоящим испытанием. Ни Бассе, ни Маретэн не хотелось расставаться с подругой. Сестра Кургана не знала, как ее спутник относился к Майе. Одно время ей казалось, что они родные брат и сестра, но потом Маретэн стала сомневаться — ведь родственников не брали в один отряд. По поведению парня трудно было сделать какие-то выводы. Если он и переживал, то очень глубоко прятал эмоции.

На душе у Маретэн было неспокойно. Возможно, именно этого и добивался Бассе. Он и не думал скрывать свои предрассудки. Для него Маретэн была и оставалась в'орнновской тускугггун, которой нельзя доверять. Однако после похорон Бассе не предпринял ни малейшей попытки расстаться с ней и пойти своей дорогой. По молчаливому соглашению они направились к месту дислокации кхагггунов из отряда Ханнна Меннуса. Зачем они туда шли? Оба истощены и физически, и морально. Им бы как следует выспаться и поесть. И все же об этом они даже не мечтали. Об отдыхе можно подумать, когда закончится война.

По небу неслись длинные, похожие на когти клайвена облака. Голова Ханнна Меннуса темнела, из бронзовой кожа превращалась в темно-серую. Она начала пахнуть, и Бассе набил основание шеи сухими сосновыми иголками. Как ни странно, партизаны берегли жуткий трофей. Им казалось, что в нем живет дух Майи и, сохраняя голову, они хранят память о ней.

Наступила ночь, и оба поняли, что смертельно проголодались и устали. Пришлось разбить лагерь и поджарить квода. Досыта наевшись, Бассе и Маретэн молча сидели у костра. Они так и не проронили ни слова. Бассе старался не смотреть на свою спутницу. Вместо этого он глядел в мертвые глаза Ханнна Меннуса. О чем он думал, Маретэн не знала.

На рассвете, когда на часах стояла художница, она заметила какое-то движение. Схватив ионную пушку, молодая женщина негромко окликнула Бассе. Проснувшись моментально, он поднялся и понял, что в лесу они не одни.

Одна за другой из утренней дымки появлялись фигуры партизан. Вскоре они стояли вокруг Бассе и Маретэн неровным полукругом — почти целый отряд Сопротивления.

Вперед выступил высокий кундалианин. Его лицо напоминало побитую ветром и непогодой, заросшую мхом скалу. Под бронзовой кожей бугрились мускулы.

— Я Дьюнна, — обратился он к Бассе глубоким звучным голосом.

— Я Бассе, а это — Маретэн. Ты командир отряда?

— Мы не отряд, Бассе. Скорее то, что осталось от нескольких отрядов после рейдов Ханнна Меннуса и его кхагггунов. — Дьюнна облизал пересохшие губы. — Мы много слышали про вашу группу и хотим к вам присоединиться.

Маретэн молчала. Она видела, что некоторые бойцы тайком ее оглядывают, но для Дьюнны художница просто не существовала. Если бы только Майя была жива! Увы, рядом с ней только Бассе. Злой, непонятный Бассе. Молодая женщина испугалась, понимая, что ее жизнь в его руках. Если Бассе обвинит ее хоть в чем-нибудь, кундалиане разорвут Маретэн на части, каким бы абсурдным ни было обвинение. В их глазах горела горечь бесчисленных поражений. Маретэн видела, что им нужен сильный лидер, новые победы и новые надежды.

Дьюнна нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— Ну, что скажешь?

— А что я могу сказать? Все решения принимает мой командир. — Бассе показал на Маретэн.

— Твой командир? — вытаращил глаза Дьюнна. — Эта тускугггун — твой командир?

— Эта тускугггун создала Черную Гвардию и разработала нашу тактику. Результат вы видели собственными глазами. Отряд Ханнна Меннуса полностью деморализован, — объявил Бассе и поднял голову Меннуса для всеобщего обозрения. — А вот и ужасный Ханнн Меннус собственной персоной. Его убила Маретэн, — сказал партизан и потряс отрезанной головой. На землю посыпались окровавленные сосновые иголки. — Я пойду за ней хоть на край света. Если хотите присоединиться к Черной Гвардии, придется поклясться Маретэн в верности. Меньшее нас не устроит. Черная Гвардия принимает только лучших из лучших. Вам придется доказать, что вы достойны такого командира, как Маретэн.

Наконец Дьюнна обратил на нее внимание.

— Это правда, командир? Это ты убила Ханнна Меннуса?

Маретэн была в шоке. Очень хотелось посмотреть в глаза Бассе, чтобы убедиться, что он не шутит. Однако Бассе вообще никогда не шутил, и, решив ему подыграть, женщина повернулась к Дьюнне.

— Боец Черной Гвардии уже все рассказал. Если тебе нужно подтверждение, если ты сомневаешься в его словах, то тебе не место в Черной Гвардии.

— Я не хотел никого обидеть, командир. Просто я…

— Что? — Маретэн подалась вперед так резко, что черная туника едва не треснула.

— Ничего. — К чести Дьюнны, он отважился посмотреть в глаза тускугггун. — Я имел в виду всех нас, когда говорил о желании к вам присоединиться.

— Вы можете пойти с нами, Дьюнна, и участвовать в следующей битве. Если вы станете выполнять приказы и мы с Бассе сочтем вас достойными, то выкрасим вашу одежду в черный цвет.

— Это справедливо, командир. Спасибо за доброту и понимание.