— Братцы! — воскликнул кто-то с притворным ужасом. — Илюшка ревизора привез!

— Ребята, — сказал Илья, — времени у нас мало, не будем трепаться. К тому же нашей гостье сегодня уезжать. Поэтому, Андрей, — обратился он к сидевшему на койке парню, — изложи, пожалуйста, в двух словах. Это наш начальник лагеря, — добавил он для Антошки.

Она пригляделась и узнала «заведующего районным отделом охраны морального здоровья», докладывавшего на репетиции. Антошка почему-то решила, что он математик. Она считала математиков самыми умными студентами.

Андрей посмотрел на часы и заговорил без насмешки, скорее даже уважительно.

— Как все устроено, вы увидите, когда походите по лагерю. Комиссары вам покажут, познакомят с нашими питомцами. Я скажу только то, что считаю главным и что вы можете передать своей маме, хотя она и в курсе дела.

Антошка покраснела, сообразив, что ее ссылка на маму не очень удачно придумана, но Андрей продолжал как ни в чем не бывало:

— Есть такая песня: «Если бы парни всей земли...» Так вот, если бы студенты всей нашей державы пришли на помощь той службе по охране морального здоровья, которая будет создана, то проблема была бы решена в кратчайший срок. Пока мы работаем в порядке кустарного энтузиазма, но и наш опыт пригодится. В таких лагерях, в экспедициях можно кого угодно приучить к труду и культурным навыкам. Можно вскрыть затаенные способности человека и ускорить процесс нравственного созревания.

Андрея прервал шум подъехавшей машины. Он подождал, пока кто-то из комиссаров вышел из палатки, и, вернувшись, доложил:

— Морячки приехали.

— Давайте, ребята, пора, — сказал Андрей.

Комиссары ушли, Андрей снова посмотрел на часы и заторопился.

— Личный пример — великая сила, девушка. В этом весь фокус. Нас сотни тысяч, а их... единицы в поле зрения. Возможности огромные. Если бы, например, каждый выпускник педагогического института, прежде чем получить диплом, вывел бы на дорогу жизни одного искалеченного подростка, тоже эффект был бы немалый. А то будущие учителя выходят не педагогами, а обучающими машинками, иногда еще среднего качества.

— А после лагеря, после экспедиции? — спросила Антошка, думая о Леньке Шрамове. — Они опять же вернутся в те же семьи.

— Плохо, конечно. Вот тут бы и нужно вмешательство Омза, но пока можно поддерживать контакты и зимой через спортивные секции, студенческие клубы.

— Но бывает, что у родителей просто жить невозможно. Я хотела с вами поговорить об одном мальчике, который ждет суда, если бы вы взяли его на поруки...

— Об этом попозже, сейчас мое время истекает. У нас есть уже похожий экземпляр, вы его увидите. Для него мы собираемся выделить койку в общежитии. Будет жить со студентами, будет учиться в вечерней школе и работать под нашим контролем. Сын университета. Плохо ли?

— Чудно!

— Простите, но мне нужно собраться с мыслями перед началом линейки.

Андрей пересел за тумбочку, вытащил записи, задумался. Его сосредоточенность передалась Антошке. Она вдруг поразилась. Сколько людей думает все о том же! Сколько дельных предложений! Если бы все это соединить. Наверно, все дети вырастали бы счастливыми.

После палатки все показалось ослепительно ярким. Пронзительно зеленела трава, искрилось озеро, отливали начищенной медью стволы сосен. Лагерь преобразился. Строились колонны ребят. Отдельной стайкой шли музыканты с трубами и барабаном. И на другом берегу стояли машины. Они привезли взрослых и ребят из совхоза. Пылали пионерские галстуки, пестрели букетики цветов,

Про Антошку все забыли. Она видела издали, как Илья, Володя и другие комиссары суетились у своих отрядов, выстраивали мальчишек, выравнивали шеренги. Солнце принесло много света, но до тепла было еще далеко. Ребята в своих коротких штанишках и тонких рубашках зябли. Многие еще не проснулись как следует и спотыкались на ровном месте. Антошка еще сильнее стала сомневаться, стоило ли устраивать этот неурочный парад.

Наконец все построились. Командиры отрядов отдали рапорта. Потом колонна двинулась к выходу с острова. Только теперь Антошка увидела, что у каждого мальчика в руках факел — длинная палочка, обмотанная на конце горящей тряпицей. Ветер раскачивал прозрачные, еле видимые огоньки и серые ленты дыма.

На другом берегу, у опушки леса, остановились. Здесь, на расчищенной полянке, горбилось какое-то сооружение, покрытое простыней. Кроме лагерных подростков, полянку обступили еще деревенские школьники с пионерским знаменем. За ними стояли мужчины и женщины, одетые строго, как на праздничное гулянье. Строгой была и тишина неразбуженного леса, заставлявшая детей приглушать голоса и сдерживать порывистые движения.

Антошка не могла не проникнуться торжественностью необычного митинга, оторвавшего разных людей от сладкого предутреннего сна. Так же, как все, она ждала чего-то значительного, хотя и была уверена, что ничего особенного произойти не может.

Пошептавшись с военными моряками и с каким-то штатским, на черном пиджаке которого сверкали ордена и медали, Андрей вышел вперед, оглядел всех и, дождавшись полной тишины, сказал:

— Ребята! Товарищи гости! Двадцать четыре года назад, вот в такой же тихий, безоблачный час, на советскую землю обрушились бомбы и снаряды гитлеровцев. Началась Великая Отечественная война. Ни я, ни вы, ребята, не видели войны. Мы не видели врагов, которые жгут, убивают, угоняют в рабство. Нам с вами досталась мирная жизнь. Нам кажется, что так всегда и было.

Говорил Андрей неторопливо. Негромкий голос его заставлял вслушиваться в каждое слово. Антошка видела, как меняются лица мальчиков, как сползает с них сонливость, уступая место настороженному вниманию.

— Мы нашли на этой поляне останки неизвестного воина, — продолжал Андрей. — Он лежит в этой могиле. Мы не знаем, был ли он пехотинцем или танкистом, летчиком или сапером. Мы не знаем, кто оплакивал его смерть, в каком селении нашей великой страны хранят о нем память родные. Каждая мать, не ведающая, где похоронен ее погибший сын, может считать этот холмик его могилой.

Вскрикнула и захлебнулась в слезах женщина. Ее взяли под руки, отвели в сторону. Андрей как бы прислушался к ней, помолчал и снова заговорил:

— Мы знаем, что он хотел жить, хотел увидеть свою семью, хотел трудиться, и радоваться, и растить детей. Но он не отступил перед врагом, не испугался смерти. Он пролил свою кровь на этой поляне, и мы в ответе перед ним. Мы в ответе перед миллионами солдат, павшими в борьбе с фашизмом. Мы в ответе перед теми, кто погиб в дни революции и в годы гражданской войны. Потому что они страдали и умирали от ран ради нас. Они умирали, чтобы мы жили. Жили не рабами и не паразитами на чужом горбу, а хозяевами своей судьбы, честными, сознательными строителями лучшего общества на земле. Будем помнить о нашей ответственности перед павшими в боях. Будем каждым своим шагом равняться на героев. Будем жить так, чтобы не стыдно было перед могилой этого солдата.

Андрей склонил голову. Комиссар Володя поднял руку. Мальчишечий оркестр заиграл траурный марш. Двое ребят сбросили покрывало с невысокой бетонной пирамиды. К ней потянулось опущенное пионерское знамя, факелы. Школьники покрыли холмик цветами.

У подножия могилы была вырыта ямка. Облицованная цементом, она стала похожа на чашу. К ней поднесли факел, и вспыхнул, потянулся вверх еще один огонек.

Оркестр затих. Андрей сказал:

— Пока мы будем жить в лагере, этот огонь не погаснет. Поддерживать пламя почета будет лучший отряд. А сейчас слово участнику Великой Отечественной войны агроному совхоза Василию Игнатьевичу Коломятину.

Выступал Коломятин, украшенный орденами. После него, громко выкрикивая слова, говорил молодой моряк со значками отличника боевой службы на синей форменке. Они высказывались не так складно, как Андрей, чаще употребляли газетные обороты, запинались. Но их слушали так же внимательно.

Антошке было стыдно. Она сердилась на себя и спряталась за чью-то спину, чтобы не встречаться с радостными, искавшими ее глазами Ильи.