И, наконец, особая группа рыб. Летом и осенью в Амур огромными стадами заходят тихоокеанские проходные лососи — кета, сима и горбуша. Они поднимаются на сотни и тысячи километров вверх по течению, чтобы оставить потомство и погибнуть. А немного позже идет из моря минога.
Многие ученые рассматривают амурскую ихтиофауну как в известной степени реликтовую — остаточную от той, что в древности господствовала на большой части Северного полушария. После сурового ледникового похолодания эти рыбы вымерли на громадных пространствах Сибири, но многим из них удалось сохраниться в тех районах Амурского бассейна, до которых ледники не дошли. Потому-то в нем и сейчас обитают представители давно минувших геологических эпох, в то же время остались здесь жить и оказавшиеся устойчивыми к похолоданию рыбы, которые теперь обитают на значительной части северной половины Евразии. А позднее в горных реках освоились некоторые представители полярной фауны. И все перемешалось. Уживаются в бассейне одной реки, хотя и в разных биотопах.
Есть у рыб Амура и другие особенности. Например, обилие бентофагов — это которые находят свой главный корм на дне водоемов. Их здесь 26 — в 3–4 раза больше, чем в других реках нашей страны.
Типичные или частичные бентофаги Амура — черный лещ, кони, сазан, черный амур, косатки, вьюны, пескари, пескоройки-миноги. И всем «харча» хватает.
Бентофаги — рыбы мирные. Растительноядными видами Амур тоже богаче любой другой реки или озера нашей страны. Но вместе с ними в, Амуре слишком уж много хищных рыб — почти треть его ихтиофауны. Да каких хищников! Таймень, ленок и сиг; щука, сомы и налим; змееголов, желтощек, верхогляд, ауха, «красноперки»… Калуга… Не обременительно ли это для мирной рыбы? Особенно если помнить, что и многие нехищные виды при удобном случае совсем не прочь заглотить малька. И сазан небезгрешен. Даже тихоня карась! Крупный, конечно. А икру почти все жрут.
О хищниках стоит поговорить. Начать с того, что не только в водах Приамурья, но и в его лесах наблюдается редкое для Евразии обилие хищников: каждый четвертый вид. От тигра и бурого медведя до горностая и ласки. В значительной степени из-за плотоядных зверей все меньше и меньше достается охотникам косули, кабана, изюбра, лося… Нечто подобное демонстрирует нам и ихтиофауна.
Предвижу возражения: хищников, в том числе и подводных, считают санитарами и селекционерами, оздоравливающими популяции своих жертв! Да, считали. Но период идеализации хищников прошел. Теперь, наверное, уже все поняли, что «биологический пацифизм» не согласуется с задачами охраны всего животного мира, с проблемами повышения продуктивности биоценозов и с законными интересами как охотников, так и рыболовов. Теперь трезво мыслящие зоологи провозгласили, что хищники чрезмерно активно сдерживают численность своих жертв, ибо вместе с незначительным числом больных и недоразвитых поедают массу вполне здоровых, и потому поголовье плотоядных необходимо сдерживать на весьма невысоком уровне, при котором им придется удовлетворять свой аппетит в основном за счет неполноценных животных — больных, недоразвитых, увечных.
Полную аналогию между взаимоотношениями по системе хищник — жертва в лесах и водоемах проводить нельзя, конечно. Нельзя потому, что многие хищные рыбы Амура дороги и промысловику, и любителю. «Волков» в реке нет. Возьмите калугу. Тайменя и ленка, желтощека и верхогляда. Они стоят доброго нашего внимания.
Но вместе с тем нельзя всерьез считаться с воплями неграмотных «природолюбов» о том, что, мол, слишком много махальщики ловят щуки и оттого-де ее почти не стало. Пусть ловят! Особенно крупную! На здоровье! И, осторожно выражаясь, не во вред рыбам Амура ловят. И потому пусть ловят, что, во-первых, щука плодовита, растет и созревает быстро, и ее в Амуре истребить просто невозможно: достаточно двух-трех многоводных весен, как ее полчища удесятеряются; во-вторых — в питании этой хищницы большое значение занимает молодь карася, сазана, толстолоба и других милых нашему сердцу рыб; и в-третьих — когда меньше щуки — больше других, более ценных для нас хищников. Но все же молодь и щуки нужно оберегать. А активно ловить взрослых вовсе не означает — уничтожать.
Помнится, в конце 70-х — начале 80-х годов в газетах печатались статьи и заметки с гневными нападками на махальщиков — извели-де щуку! Да, ее тогда стало действительно мало. Но ведь какими маловодными были 1974–1979 годы! Фитофилы, в том числе и щука, почти не нерестились. А простояла вода на травяных поймах четыре весенне-летних сезона подряд, и опять эту щуку знай лови…
Кстати, не так уж и много ее махальщики берут; округлив все зимние месяцы и все выходы на лед рыбаков, подсчитаем и удивимся — всего полтора килограмма на человеко-день. А пойди-ка посиди на ветру и морозе с утра до вечера, померзни… Молва о богатых трофеях разлетается широко, а вот возвращения с пустыми руками внимания не удостаиваются.
Разумеется, это «знай лови» нельзя распространять на большинство других амурских рыб, чьи запасы за последние десятилетия оказались сильно подорванными.
Глава вторая
Удивительные аборигены Амура
Только в Амуре водится гигантская царица-рыба калуга, вырастающая в длину за 5 метров и набирающая вес до тонны. Именно здесь, в Амуре, в естественных природных условиях живут замечательные аборигены местной ихтиофауны.
Коренные «амурчане» — вегетарианцы белый толстолоб и белый амур — решительно потеснили в прудоводстве западных областей и зарубежных стран достославного карпа. К тому же они помогли людям спасти водоемы, в том числе каналы и водохранилища, от погибельного зарастания. Вполне возможно, не за горами время более широкой акклиматизации пестрого толстолоба и черного амура, тоже способных расти как на дрожжах и в считанные годы тяжелеть почти до пудового веса.
Но и среди мелюзги (гольянов, пескарей и вьюнов) в могучей дальневосточной реке полно интересных рыбок. Возьмите хотя бы вьюнов: их здесь пять видов, но двух из них — лептобоцию и лефуа — знает лишь эта река да те, что южнее. И они так интересны, что в последние годы ими занялись аквариумисты. Или те же пескари: в Евразии их раз-два и обчелся, в Амуре же 11 родов с 16 видами, многие из которых резвятся лишь в этой реке. Каждый второй вид рыб Амура — абориген. Но в эту главу включены рассказы лишь о тех из них, с которыми мы встречаемся на рыбалке, и встречаемся наиболее часто, и которыми можем гордиться: наши, амурские.
Калуга
Гигантская рыба древнего происхождения. Очень своеобразна внешним видом и образом жизни. Типичный хищник. Долгожитель: созревает к 14–18 годам при полутораметровой длине. К старости в 60–80 лет вырастает до 4–5 метров, достигая веса в тонну и более. Туводная рыба Амура, живет преимущественно в его низовьях и лимане.
С этой невероятно громадной рыбой я познакомился в детстве и всю жизнь ее помню, хотя не видел достаточно больших особей уже лет тридцать. При удобном случае читал о калугах все, что удавалось достать, но то ли очень мало, как мне казалось, о них было написано, то ли не мог найти соответствующие труды…
Мне частенько думалось: «Странно, как часто мы слышим о царь-дереве кедре, о царе зверей тигре, о царь-птице орле, а вот царица-рыба калуга остается как бы в тумане. О щуке, сазане или соме написано в десятки раз больше, а что они значат рядом с первобытным, причудливой формы гигантом, пришедшим к нам вроде некоего ихтиозавра из немыслимых далей земной истории!..»
…Двенадцатилетним пацаном — как давно это было! — я плыл на легкой оморочке по широким разливам июньского половодья реки моего детства Тунгуски, что впадает в Амур в нескольких километрах ниже Хабаровска. Было тихо и жарко, с полуденного неба неистово шпарило солнце. Иногда его прикрывали облака, и тогда становилось удивительно приятно: жара сменялась заметной прохладой — и оттого, что солнце скрывалось, и потому, что тут же начинал тянуть легкими порывами ветерок. Воду рябило, нежно-зеленые верхушки торчащих из вод трав покачивало, а листья тальников показывали свои серебряные изнанки и начинали о чем-то шептаться, тоже радуясь живительным дуновениям.
