Но самцы в брачном наряде словно яркие бабочки: все цвета на них глянцево-блестящи, темные пятна резко оконтуриваются, вдоль брюшка проявляется сочная красная полоса, углы рта розовеют… И это не все: по верху жаберных крышек и в основаниях нижних плавников проступают ярко-белые пятна, головка как бы ограничивается желтой полоской, а по темени выступает жемчужная сыпь… Самки наряжаются проще, но и они очаровательны… Не потому ли этих рыбок наши предки звали скоморохами да красавками?

Род гольянов объединяет всего 14 видов, в том числе 8 значатся в фауне Советского Союза, и 5 из них (с подвидами 7) — в Амуре. Но они настолько многочисленны и повсеместны, что в этом с ними сравняются лишь пескари да вьюны. Одни виды обосновались в чистых прозрачных холодных ручьях и ключах, другим ничего, кроме тинистых заросших озерушек с тепловатой водой, не нужно.

Обыкновенный гольян оккупировал водоемы большей части северной половины громадной Евразии к югу до Крыма, Кавказа, Кореи. Его стихия — малые горные речки, а больше всего — ключи с галечно-каменистым дном. К их истокам в самых горных кручах он пробирается выше всех иных рыб, пониже беспечно суетится в сообществах гольцов и пескарей, а еще ниже уже бдит: не оказаться бы в брюхе хариуса или ленка. Крупных, особенно тиховодных и мутных рек избегает, не признает и малые равнинно-илистые речушки, а тем более озера.

Живут гольяны большими — иной раз многотысячными! — стаями. В неустанном поиске пищи суетятся меж каменьями перекатов, расплываются по плесам и ямам. Все стаями. Но присмотритесь — в них строгий порядок: чем крупнее и темнее гольян, тем он ближе ко дну, а сверху — самая серебристая мелюзга. Движения строго согласованны, рыбки широко не разбредаются. И еще вы непременно обратите внимание на то, что все они проворны, пугливы и жадны.

Жадны потому, что им все время надо что-то есть, ибо чем меньше живое существо — будь то зверюшка, птаха или рыбка, — тем больший у него относительный вес поедаемой пищи. А едят почти все, что может быть захвачено ртом и протолкнуто сквозь глоточные зубы: крошечных рачков и моллюсков, личинок насекомых, фитопланктон, опадающую с наземных растений пыльцу, а также всякую падаль! Успокаиваются лишь на темное время суток.

Самцы уже к весне изысканно принаряжаются — они день ото дня становятся суетливее и агрессивнее. Их подруги степеннее и спокойнее, как будто знают, что в раздувающихся брюшках — продолжение жизни, наследие и нельзя нервничать… Все ждут, пока вода прогреется хотя бы до 8—10 градусов…

А потом начинается нерест. Рыбки плотно табунятся на каменистых перекатах и проточных плесах. Самочки обеспокоенно и сосредоточенно трутся о гальку, а самцы — о них. Попарно усердно жмутся к бокам подружки — один с одной стороны, второй — с другой. От старания устают. Свою очередь нетерпеливо ждет другая пара «скоморохов». У всех у них теперь главная задача — не прозевать, когда истомившаяся подруга пустит тонкую яркую струю икры.

А потом — дело времени. Оплодотворенная икра приклеивается к нижней поверхности камней, набухает… Через шесть дней появляются совершенно прозрачные, удивительно большеглазые личинки… И жизнь гольяньего народца пошла дальше.

Озерный вид гольяна покрупнее и пожелтее, и тело у него повыше, с боков посжатее, и чешуя сравнительно крупная. Он вроде бы маленький линь, отчего его зовут линьком. В Европе, конечно, так зовут, потому что приамурцам линь известен лишь понаслышке.

Вот он — озерный гольян: шустрая рыбка в 8—10, изредка до 16–18 сантиметров в длину и в четверть этого в высоту, с зеленовато-серой спинкой, желтыми с прозеленью боками (иногда они в мелких бурых пятнах), золотистым брюшком (не беспричинно же его еще именуют желтопузиком). Даже глаза у этого гольяна желтоватые… Впрочем, его окраска меняется в зависимости от цвета окружающего фона.

По образу жизни он близок к нашему ротану-головешке: живет не тужит в пойменных озерах, болотцах и даже мочажинах с мутно-бурой теплой водой над тиной, сплошь заросших внутри и вокруг. Он чрезвычайно неприхотлив и живуч, способен обсыхание и промерзание водоема переживать, зарывшись в ил поглубже. В еде неразборчив и жаден. Любит тихими вечерами понежиться в верхних слоях прогретой за день веды, невесомо распластавшись в ней.

Озерный гольян распространен так широко, как и обыкновенный, только их места «прописки» совершенно не совпадают. Но у этого «озерника» ареал захватывает лишь бассейн верхней части Амура, уступая место на остальной его громадной территории особому амурскому подвиду, именуемому маньчжурским озерным гольяном. Отличия его непосвященному в зоологические тонкости покажутся трудноуловимыми: более длинные грудные плавники, относительно меньшая голова, хвостовой стебель шире, но покороче… Цветом он зеленее и не так пятнист.

А образом жизни этот маньчжурский собрат еще ближе к ротану, с которым в Среднем Амуре, по Уссури и в других частях ареала живет, что говорится, бок о бок, и живет удивительно неприхотливо, нетребовательно, непритязательно. Изгой? Да нет — так ему жить нравится, а точнее — завещано природой.

Совсем иные условия требуются другому подвиду — гольяну Лаговского. Он даже в сравнительно чистых равнинных реках не живет — ему нужны речки горно-быстрые, и желательно — подпитываемые множеством родников.

…Если вам приходилось осенью бывать на кетовых нерестилищах, вы не могли не обратить внимание на непересчетное множество мелких рыбешек, возбужденно снующих между закончившими и заканчивающими свой жизненный путь кетинами, среди нарытых ими нерестовых бугорков. Есть тут и обыкновенные пескари, и восьмиусые и шестиусые гольцы, и другие малявки, но, пожалуй, больше всего там гольянов Лаговского. Мне, по крайней мере, так казалось неоднократно.

Ихтиологи и просто знатоки рыб в числе кормов этого подвида обычно указывают личинок, насекомых, малявок… Но как много они пожирают кетовой и горбушьей икры! Конечно, в основном той, которая уплывает из гнездовых ям и обречена на гибель. Но замечал я, как эта мелюзга упорно пробивалась сквозь гальку в нерестовые бугры, где в икринках уже началось развитие будущих серебристых путешественников-фанатиков. Мне не удалось разобраться в «фамилиях» этих воришек, но все же кажется, что в первую очередь то были гольцы, потому что в сравнении с ними гольян Лаговского крупен: 8—10, до 16, а иногда и все 20 сантиметров в длину… Впрочем, ихтиологи в этих тонкостях разберутся лучше.

В тех чистых реках полугорного типа, куда идет кета, хозяйничает еще один гольян — Чекановского. Он как озерный, но в расцветке больше коричнево-золотистых тонов, а зелени нет. Однако наш новый знакомец заселяет не только полугорные речки и ключи: он преспокойно живет-поживает и в равнинных речках, и даже в озерах. Выражаясь языком ученых, этот вид гольянов относится к экологически многовалентным рыбам, способным существовать в разных условиях. Как, скажем, карась или щука. Есть еще в наших дальневосточных пресных водах гольян Черского — на юге Приморья его обнаружили. Но он изучен меньше других, еще ждет своих исследователей, а потому и мы о нем пока мало что можем сказать.

Эту мелкоту в Амуре за рыбу не считают, а вот в Якутии и на Колыме существует промысел гольяна. В основном озерного. В ряде районов он считается даже важной промысловой рыбой, дающей до третьей части общих уловов. Странно? Мелок? А корюшка, уек, мойва… Мелюзга, если ее много, стоит трудов. Особенно когда с гектара водного зеркала ее берут 15–25 килограммов. А берут мелкоячейстыми неводами, большими сачками, мордушками в немудреных загородках. В иную морду в день попадает до 1,5 центнера гольяна.

Его морозят, сушат. Для собак, на приманку в охотничьи самоловы, на зверофермы. Годится он и в пищу людям, особенно поздней осенью и весной, когда упитан. Летом гольян худ и водянист, а хранить его трудно.

Думаю, на Амуре дело не дойдет до промыслового лова этой рыбки. Пусть лучше она неограниченно долго остается важным кормом хищных рыб, рыбоядных птиц, норки, выдры, а через них — косвенно — приносит и нам важную пользу.