Караси очень живучи. Мало какая другая рыба способна выжить при таком ничтожном содержании кислорода в воде, как эта. Так же мало найдется других видов, которые «догадывались» бы заглатывать атмосферный воздух в рот, чтоб пустить к жабрам обогащенную кислородом воду.

А как долго он живет в садке! В сырой траве или мху при 20 градусах в тени выдерживает до 3–4 суток, если же ему, уже сонному, положить в рот ватный тампон, смоченный водкой, а под жаберные крышки подсунуть, чтобы они не присыхали, ломтик овоща или фрукта, то и 5–6 дней выдюжит.

При высыхании водоемов карась способен некоторое время выживать под коркой ила. Бывает, при промерзаниях зимовальных ям ему приходится вынужденно — когда уже не остается воды между дном и льдом — зарываться в ил. Если это произойдет в конце ледового плена, он, вероятно, доживет до весны. Распространенные же рассказы о том, что вмерзший в лед или ил карась при оттаивании оживает, относятся, должно быть, к обитающему в Европе более живучему золотистому карасю. На нем проводили такие опыты: промораживали до 16 градусов в течение 7 часов, потом постепенно оттаивали, — и карась оживал.

Но слишком часто приходится видеть в только что освободившихся ото льда неглубоких, до дна промерзших зимою илистых озерах сотни погибших карасей. Значит, замерзли — и погибли? Или просто задохнулись под сплошным льдом? И возможность зарыться в ил не стала спасительной? А может быть, избегать гибели долгое время в иле, почти начисто лишенном кислорода, способны лишь сверхживучие ротан, вьюн, гольян да еще совсем немногие, а серебряному карасю до них далековато? Все это, судя по редким публикациям на данную тему, изучено еще крайне недостаточно.

…Так дружно шагал я со своими карасями по детству и отрочеству. И так прочно въелись в юную память размеры карасей моего детства, что и теперь знаю: 30-сантиметровый перед нерестом весит около килограмма, 4-дециметровый — два двести. Детская память вечна и неистребима.

Но все это — в прошлом. Теперь по своим нечастым и небогатым уловам я тоже знаю карасей — «великанов» нашего времени: 20-сантиметровый — 300, на спичечный коробок подлиннее — 460–530 граммов… Обмельчал наш амурский карась оттого, что очень долго и слишком помногу ловили его наши отцы и деды. Брали сколько могли и в нерестовое время, и варварскими глухими забойками осенью, и зимовальные ямы неводом выгребали начисто. А тем временем вода год от года грязнела.

Всякому ресурсу, а тем более живому, есть пределы. В начале 40-х годов на амурские базы от государственного и колхозного лова поступало до 40–50 тысяч центнеров карася (10–12 миллионов штук!), да еще примерно половину такого же количества составляли частные уловы. А уже к концу того десятилетия добыча упала вдвое: и переловили, и маловодное двадцатилетие сказалось, лишившее возможности размножаться да нагуливаться.

В 50-х годах вроде бы на поправку дела промысловых рыбаков пошли — в 1950 году заготовили свыше 31 тысячи центнеров карася, но… Навалились рыбаки на эту рыбу слишком усердно… Да пошли потом лавиной моторные лодки, капроновые невода и сети, да с каждым годом все больше и гуще… Когда в 1965 году наступил маловодный период, уловы карася круто покатились под гору.

Говорят: сколько у зайца в лесу врагов! А у карася в речке их еще больше. Хищников — хоть пруд пруди, и ловят они этого «речного зайца» непересчетно. Выметанную оплодотворенную икру, личинок и мальков жрут почти все — от пескаря и вьюна до сома и краснопера. А сколько ее еще гибнет от обсыхания нерестилищ, случающихся сплошь да рядом. Молодь карасиную нещадно лопают щуки, окуни, змееголовы, верхогляды, косатки и прочие водяные разбойники и воры. И не удивительно, что даже в средних возрастных группах смертность карася составляет 20 процентов.

Невероятно много карася погибает в отшнуровывающихся и пересыхающих озерах, старицах, а также при зимних заморах, которые из-за усиливающегося загрязнения рек бытовыми, промышленными и прочими ядовитыми стоками переносятся рыбами год от года труднее… А помощи — ниоткуда и никакой. Результаты работы «голубых патрулей» — капля в море. Вся надежда на феноменальную неприхотливость и живучесть карася да на его высокую плодовитость.

Скажем еще: удивительно пластична эта рыба! Чужды ей, пожалуй, лишь горные ключи и реки да очень уж заболоченные и, конечно, вонючие озерушки. Ну а предпочитает она все же чистоводные озера и заливы, по зеркалу в меру заросшие кувшинкой, водяным орехом, кубышкой, ряской и прочими водными растениями, а по прибрежному закочкаренному мелководью осокой, тростником, рогозом, дальневосточным диким рисом… Любит карась копаться в иле, где полно всевозможных органических остатков, всякой микроскопической живности, рачков, червячков, личинок, а потому-то водоемы с илистым дном предпочитает всем иным. А еще нравится карасю бродить по зеленым разливам, лакомясь нежными листочками да с характерным чмоканьем заглатывая с поверхности воды всякую шестиногую нечисть: комара, мошку, муху, слепня. Гусеницу. И даже планктон способен отцеживать из воды густой бахромой жаберных тычинок! Подумать только, как много карась умеет!

Он вообще-то всеяден. Казалось бы, лишь на мелкую рыбешку не смеет покуситься, ан нет же! И малька крупный карась заглотить не прочь, особенно когда уйдет вода с разливов и обсохнут озера, заливы да протоки. Лавливали, лавливали бывалые вдумчивые рыбаки «лаптей» на малька!

Кормится амурский карась старательно: ему к осени нужно во что бы то ни стало обеспечить свое полугодовое оцепенение в зимовальных ямах: основательно зажиреть, накопить гликогена да подготовиться к очередному размножению, до которого 8–9 месяцев. И потому нет оснований амурскому карасю в период открытой воды лениться да проявлять вялость, особенно в нередкие маловодные лета.

Серебряный карась плодовитее золотистого: число созревших икринок в карасихе колеблется от 100 до 385, даже 700 тысяч — в среднем четверть миллиона (правда, некоторые ихтиологи показывают среднюю плодовитость в два раза меньше). Нерест — в 2–3 «очереди» от мая до июля, благодаря чему все же редко когда совсем не бывает у карася потомства.

Но есть в его размножении особенность: самок рождается значительно больше, чем самцов. Бывает, на сотню карасих приходится всего-то пять — семь «мужчин», редко когда один на 3–4. Но случается — и ни одного «рыцаря» в косяке «амазонок» не находится, а они не тужат! Только вот икру откладывает рядом и вместе с сазанихами, «кавалерами» обеспеченными сполна. Как говорится, греются «амазонки» у чужого огонька. Это не партеногенез, не бессамцовое размножение. В данном случае неоплодотворенная икринка карася стимулируется к развитию спермиями других видов рыб, без соединения ядер мужских и женских половых клеток. Называется это гиногенезом. В потомстве при гиногенезе — одни самочки, во всем подобные матерям своим. Это очень выгодное явление и для вольных карасей, и в прудоводстве.

А вот карась-самец в определенных условиях способен оплодотворить сазанью икру, и тогда развиваются карпо-караси — нечто среднее между родителями. В прудах они растут очень быстро: к концу второго лета достигают в длину 45 сантиметров! И так же живучи, как «сводные» родители.

Карасиный нерест начинается в самую восхитительную пору конца весны — начала лета, когда вода прогреется до 16–18 градусов. Еще доцветает черемуха, на релках вдоль берегов уже распускаются ландыши, вовсю дозеленяются, отражаясь в тихой воде, теплолюбивые монгольский дуб, маньчжурский орех, амурский бархат.

Так красив и свеж обновившийся мир природы, так благоухает и звенит, что хочется жить с удочкой в руках сто лет. Смотреть и слушать на зорях, как дремлет вода в сонной глади, как возбужденно носятся по зеркалам рек, озер и заливов, ломая их, стаи рыб, то и дело выпрыгивая и выплескиваясь, как гнут притопленные, едва успевшие подняться травы, качая запутавшуюся в них голубизну неба и белизну облаков…