— Подождите, Ибрагимов, — обратился к нему Андрей. — Вот вы говорили о последней контрольной. А сколько было по ней четверок и пятерок?

— Совсем даже немного. Штук так около шести.

— Семь четверок и одна пятерка, — уточнил Иван.

— Ну, это не так уж плохо, — заметил Андрей. — Продолжай, Беленький.

Витя вскочил с места:

— Кто еще хочет выступить?

К столу подошла Светлана.

— Я заранее извиняюсь, как бы опять не нагрубить «руководству», — начала она, хитро глянув на Ибрагимова и Беленького. — В общем-то неплохое у нас это самое «руководство» — мухи не обидит…

— Говори по существу, Горюнова! — постучал Витя карандашом.

— Вот, пожалуйста, «по существу»! А что, спрашивается, сказал «по существу» Ибрагимов? Что вообще можно было понять из его «руководящей» речи, кроме того, что «руководство» нельзя обижать? А поговорить нам действительно есть о чем. Права Вика! Плохо у нас с математикой. Я сама контрольную на двойку написала, потому что не разбираюсь во многих вопросах. И не одна я. Нет, Витенька, ты не стучи карандашом! Я не собираюсь подпевать Войцеховскому и Джепаридзе, что вся затея с этим соревнованием — одна буза. В соревнование вступать надо. Но надо подумать и о том, что делать с математикой. И еще… Верно ведь, нет у нас в группе дружбы. Каждый кто в лес, кто по дрова! Собираемся только на такие вот собрания. Вот о чем следовало бы сказать нашему «руководству».

— Правильно! — поддержали Светлану.

С места поднялся Саша:

— Верно тут говорили девчата. О дружбе и вообще. Вот что я предлагаю для начала. Восемь человек написали контрольную? Написали. Значит, кое-что соображают. А восемь человек это почти треть группы. Так пусть каждый из них позанимается теперь с двумя отстающими. Не — раз и не два — до конца семестра. Согласны?

— Идет!

— Давно бы так! — раздались голоса.

Витя погрозил карандашом:

— Тихо-тихо! Поступило, значит, предложение…

— Разрешите мне! — прервал его Валерий.

— Давай, Ларин.

— Товарищи, я понимаю глубокую озабоченность всех выступающих тем положением, какое создалось у нас в группе с математикой. Оно несомненно создает весьма серьезное опасение за судьбу предстоящей сессии и заставляет с особой ответственностью отнестись к тем обязательствам, которые мы должны будем сформулировать сегодня в своем решении…

— Ох и мастер заливать! — вставила Светлана. Но Валерий даже не обернулся в ее сторону.

— Однако то, что предлагает Степанов, — продолжал он, повысив голос, — едва ли приемлемо, товарищи. Все подобные «прикрепления» одного студента к другому, все эти натаскивания «отстающих» могут, мне кажется, лишь оскорбить чувство собственного достоинства тех, кому будет предложена такая помощь, не говоря уже о том, что в подавляющем большинстве плохие результаты контрольной объясняются лишь нежеланием отдельных студентов работать по-настоящему. А помощь такого рода приучит их к постоянному ничегонеделанию, разовьет чувство безответственности. Поэтому нужно что-то новое. Я предложил бы, например, создать в группе математический семинар под руководством одного из наиболее сильных студентов. Он подберет интересные задачи, продумает, как вызвать полезный обмен мнениями по наиболее трудным разделам курса. И дело, я уверен, сдвинется с мертвой точки. А главное, какой резонанс это вызовет в масштабе университета…

— А на что он нам сдался, этот «резонанс»? — крикнул кто-то из ребят.

— Так речь идет о соревновании на лучшую группу всего университета…

— Нет, вы не совсем так поняли, — прервал Бардин. — Речь идет о соревновании на звание группы коммунистического труда и быта. Это звание могут получить одновременно многие группы университета. И учитываться здесь будут живые конкретные дела, а не «резонанс в масштабе университета».

— Но я предлагаю дельную вещь! — упрямо возразил Валерий.

— Что ж, если вы действительно готовы возглавить такой семинар…

— Я?! Почему я? — удивился Валерий. — Я говорю, так сказать, вообще. А что касается конкретной кандидатуры, это еще надо обсудить.

— Чего же тут обсуждать? — сказала Светлана. — Ты и пятерку по контрольной получил, и предложение внес, — вот и руководи…

— Что за постановка вопроса! — крикнул Валерий. — Если каждого, кто выдвинет какую-нибудь идею…

— А если обяжем? — не дал ему договорить Иван.

— Подождите, друзья, — остановил их Андрей. — Не будем никого «обязывать». Остановимся пока на предложении Степанова. Я не думаю, что чье-то «чувство собственного достоинства» будет оскорблено дружеской помощью. У геологов этого не бывает. Я бы сказал даже, что дружба и взаимопомощь и будут главным мерилом в нашем соревновании.

— Ну, теперь можно, пожалуй, и голосовать, — оглянулся Витя на Андрея. — Кто за то, чтобы вступить в соревнование, прошу поднять руки! Так… Против? Никого. Принято единогласно. Переходим к «Разному»… Вы знаете, что приближается такое важное мероприятие, как встреча Нового года…

— А день рождения у тебя тоже «мероприятие»? — подколола Светлана.

— Не перебивай, Горюнова! Так вот, по Новому году… Тут Славин придумал одну штуку. Давай, Славин!

— Собственно, придумал эту «штуку» не я. Предложил ее Краев. Ну, и меня уговорил. Батя у меня, как вы знаете, лесник. В лесу живет. От железнодорожной станции, если по прямой, километров шесть, не больше. Вот Колька и говорит, хорошо бы встретить Новый год всей группой в лесу, под елками. А надоест на снегу, можно и в избу, — места хватит. С отцом я говорил. Он согласен.

— Здорово!

— Молодцы, ребята!

— Хорошо придумали! — раздалось со всех сторон.

Женя Птичкин поднял руку:

— Можно вопрос? А как мы устроимся там с ночлегом?

— Чудак-человек! Разве в новогоднюю ночь спят?

— Гамаки захватим! — крикнул кто-то из ребят.

— Ну, хватит! Голосую, — объявил Витя. — Кто за?

— За что — «за»?

— За то, чтобы спать или не спать? — крикнула со смехом Светлана.

— Да хватит, в самом деле! Голосуем за все мероприятие в целом.

— Ах, за «мероприятие»! Тогда мы, Витенька, обеими руками!

Из университета Валерий вышел не в духе. К тому, что группа его не понимала, он уже привык. Но сегодня от него просто отмахнулись, как от назойливой мухи. Да еще стукнули по носу. И, главное, без всякой злости, будто мимоходом. Это было уж слишком. И вдруг он увидел Люсю. Она шла одна и, кажется, не спешила. Валерий догнал ее:

— Кончилось представление! Как говорится, погасли огни рампы… А теперь куда же? Домой?

— Куда ж еще.

— И, конечно, в трамвае, и желательно без провожатых?

— Нет, сегодня как раз мне хочется пройтись пешком.

— Только не в моей компании?

— Почему же, пожалуйста.

Валерий даже растерялся от неожиданности.

— Я ведь знаю, какое мнение сложилось обо мне, — сказал он со вздохом. — Я и пижон, и выскочка, и зазнайка…

— Ничего подобного.

— Нет, я знаю, это так. Но пусть я для тебя неисправимый грешник. Пусть! А они? Ведь надо же было, чтобы в одной группе собралась такая уйма бесцветных людей! Мне порой тошно становится… Почему? Сейчас скажу. Ты только не перебивай меня. Я не знаю, что говорил тебе Сашка. Да это и не столь важно. Я сам расскажу все. Так вот, я человек действительно никудышный.

— Зачем же так, Валерий?..

— Нет, не перебивай. Дай выскажусь. Я... Как бы это сказать… В общем, там, в тайге, я обокрал их, Саш-киного отца и Наташу. Случилось несчастье. Мы погибали с голоду. Надежды на спасение не было. И я… съел последний кусок шоколада, потом… забрал у них ружье и… ушел. К лагерю. Ты этого не поймешь. Это можно понять, когда смерть возьмет за горло. Тогда все вытесняет одно желание: жить. Во что бы то ни стало! И я ушел от них. Иначе мы погибли бы все трое. Спаслись они случайно. Вернее, к ним подоспел Сашка… Но это было случайно. Нет, я не оправдываю себя, и никто никогда меня не оправдает. Но так было. Вот…