В лагере – около двухсот ребятишек. Здесь не просто существовали на бумаге, а реально работали секции волейбола, футбола, гребли, легкой атлетики. Мы учились сами, а потом учили детей разжигать костры в сырую погоду с одной спички, уходили в многодневные походы. От лагеря до Звенигорода было примерно километров десять. Однажды мы решили добраться до города двумя группами: одна – на велосипедах, другая – на лодках, а там уже встретиться, разжечь костер.

До Звенигорода наша группа шла водным путем. Преодолели намеченный маршрут точно по графику, минута в минуту. Велосипедисты тоже оказались на месте вовремя. Был тихий вечер, звездное небо, костер, гитара. В общем, все располагало к тому, чтобы студентам-физкультурникам приударить за студентками-педагогичками, проходившими практику в лагере пионервожатыми.

– Простите, как вас зовут?

– Татьяна.

Из ковша Большой Медведицы выпала звездочка и оставила за собой на секунду видимый след.

– Успели загадать, чтобы на следующий год сюда вернуться?

Девушка улыбнулась, покачала головой:

– Вы знаете, этот лагерь для меня, как дом родной. Школьницей года три я каникулы тут проводила, так что знаю здесь всех и всё.

– А что тут особенного можно знать? – спросил я. – Спортплощадки, столовая, кинозал.

– Тут недалеко усадьба М. Пришвина. Левитан сюда приезжал, Танеев. Здесь после освобождения из Петропавловской крепости жила Вера Засулич. А вы читали «Охоту»? Пришвин писал свой рассказ в доме, до которого отсюда идти минут пятнадцать.

– Что, серьезно?

– Хотите, чтобы я устроила вам экскурсию?

– Хочу!

Вот таким вышло наше знакомство. По правде сказать, поначалу я не думал, что оно будет иметь хоть какое-нибудь продолжение. Предстояли трудные, до предела загруженные дни: уже назавтра к нам съезжались ребята из двенадцати подмосковных лагерей для проведения ежегодной летней олимпиады по легкой атлетике и игровым видам спорта. На мне как на физруке лежали и бытовые, и организационные хлопоты. Кроме того, я отдавал себе отчет, что это элитный лагерь, и если девочка отдыхала здесь не один раз, то ее родители, видимо, высокого полета. Я тогда был бедным студентом, довольствовался малым. Правда, раз в месяц позволял себе посидеть в «Национале» за чашкой кофе, и моим лозунгом по-прежнему было: «Любить – так королеву!» Вот только нужен ли я буду королеве?

При случае я спросил у моего непосредственного руководителя в лагере, главного физрука Михеева:

– Александр Александрович, вы вон ту черненькую, которая возле крыльца стоит, не знаете?

Татьяна в это время собрала вокруг себя девочек, что-то им объясняла.

– Конечно знаю! Танечка Аронова. Славная, скажу тебе, девочка! Я и с папой ее хорошо знаком, он у нас в хозяйственном отделе работает. Профессионал-электрик, каких поискать! А ты чего спрашиваешь-то?

– Да так...

Девочка не была красавицей, но постоянно чем-то удивляла. Я помню, как мы подшучивали над ней, когда прочитали на рекламном щите ее пионерского отряда девиз: «И вечный бой. Покой нам только снится!»

Закончилась наша олимпиада, стали готовиться к закрытию очередного сезона. Общая линейка, прощальный костер. Случайно или нет, но опять мы оказались рядом. Непроизвольно у меня вырвалось:

– Я бы хотел с вами встретиться в Москве.

– Я тоже.

Шел 1967 год. По окончании лагерного сезона мы решили сыграть в один день две свадьбы: нашу с Татьяной и Гриши Минскера с Тамарой.

11омню, как Григорий впервые рассказал мне о ней: «Это та самая девушка, в честь которой я писал свои стихи!» Я удивился: «Ты же их писал в армии. Вы что, так давно знакомы с Тамарой?» – «Нет, я знаком с ней недавно. Но это не имеет ровно никакого значения! Это она, понимаешь? Девушка мечты. Я се всегда представлял именно такой, до самой маленькой черточки!»

Итак, мы решили сыграть две свадьбы, подали заявления в загс и отметили это событие бутылкой «Плиски». Но вмешались некие бытовые обстоятельства, и в том году кричали «Горько!» только Григорию и Тамаре.

А нам с Таней пришлось ждать еще год. Летом мы снова поехали в лагерь подработать на свадьбу, которую наметили на 31 августа. Подали заявление, пригласили гостей. За неделю до свадьбы сборная воспитателей пионерского лагеря решила сыграть в футбол с командой пансионата «Лесные дали». Игра шла в обшем-то в одни ворога, и вдруг в середине второго тайма соперник, промазав по мячу, попал мне по ногам. Попал как следует: сломал обе лодыжки и берцовые кости ноги. Травма была тяжелой, меня доставили в Склифосовского. Операция, железная скоба, гипс от пятки до паха, кровать в больничном коридоре (мест в палатах не было). Утром прибежала Таня. Я попробовал сразу же отослать ее домой: «Иди к свадьбе готовься». – «Ты с ума сошел? Какая свадьба? Все отменяем!» – «Ничего не отменяется! Свадьба будет точно в назначенные сроки!»

Мне пришлось потрудиться, упрашивая врачей отпустить меня на «торжественное мероприятие». Непривычно было мне скакать на костылях на самый верхний этаж нашего нового дома – бараки в Измайлове наконец-то снесли, родителям дали двухкомнатную квартиру в девятиэтажке. Нелегко было облачиться в единственный костюм, который я купил сразу после армии. Хорошо, что у одного из преподавателей института, Георгия Ивановича Ерфилова, была легковушка. С ею помощью я почти без опоздания подъехал к дому невесты – она с родителями жила на Кутузовском проспекте. Выползаю я из машины, опираюсь на костыли, смотрю вверх, а на балконе – родственники и знакомые. Смеются и плачут!

Такая вот у меня была свадьба! Мы стали жить в семье у Тани. В 35-метровой двухкомнатной квартире размешались ее родители, ее сестра и мы. Тогда это считалось вполне сносными жилищными условиями. Родители Татьяны, как и мои отец и мать, выходцы из деревни, стали горожанами в 1930-х годах. Григорий Иванович Аронов в войну был минером, в боях под Ельней ходил против немецких танков с бутылками с горючей смесью, был тяжело ранен, лечился в омском госпитале. Я его очень уважал, равно как и маму Тани. Прасковья Афанасьевна, удивительно добрая, по-народному мудрая женщина, разумно управляла нашим скромным семейным бюджетом. Она вырастила трех дочерей и меня любила, как сына.

Я заканчивал учебу в институте физкультуры в конце 1960-х годов. Тогда наука и спортивные достижения стали неотделимы друг от друга. Разрабатывались системы тренировочных нагрузок для разных видов спорта, придумывались костюмы для конькобежцев, пловцов, совершенствовались даже бутсы и футбольный мяч!

Я готовился к государственным экзаменам, когда меня пригласил для беседы заведующий кафедрой М.Д. Товаровский, человек, оставивший яркий след в истории отечественного футбола. В 1921 году в восемнадцать лет он был приглашен играть за сборную Киева. Потом защищал цвета киевского «Динамо», сначала как игрок, потом как тренер.

Под его руководством команда занимала второе (1936) и третье (1937) места в чемпионатах страны. После этого возглавил московское «Динамо», но ненадолго. В 1935 году его пригласили на преподавательскую работу в наш институт, где по инициативе Михаила Давидовича была создана кафедра футбола, и до конца жизни он оставался ее руководителем. Кроме этого, опять же М.Д. Товаровскому принадлежала идея организации школы тренеров при институте, которую заканчивали М.И. Якушев, Г.Д. Качалин, В.А. Маслов, Л.Н. Корчебоков, А.В. Тарасов.

Технике и тактике игры мы учились по его работам. И ценили Михаила Давидовича не только как педагога, но и за великолепные человеческие качества. Только с виду он казался сухарем, редко когда улыбался, держал дистанцию с подчиненными, но мы-то знали: он в курсе проблем каждого студента и всегда готов прийти на помощь любому из нас.

Итак, Товаровский пригласил меня на беседу.

– Вячеслав, я познакомился с вашей дипломной работой. Интересная тема, веская аргументация. Уверен, отличная оценка обеспечена. Вы ведь у нас на красный диплом идете?