Непосредственно перед игрой я спрашивал у капитана нашей команды Алексея Михайличенко, игравшего за «Селтик» и, следовательно, хорошо знавшего многих в составе шотландцев, чего надо ждать от соперника.

– Ничего, – сказал Михайличенко. – Мы их пройдем обязательно.

Уверен в победе был и Бышовец. Тем оглушительнее стало для нас поражение – 0:3.

Так безобразно, как в этом матче, сборная еще не играла! Пресса и публика бурно обсуждали причины поражения. Свои версии выдвигали и озвучивали все, кому не лень. Особенно старались дилетанты. Они-то в первую очередь и распространяли слухи, что мы «слили» игру сопернику, получив за это взятку, даже не задумывались над тем, что шотландцам победа ничего не давала! А когда им растолковали это, тотчас придумали, что сборную купили немцы и голландцы. Дескать, она за деньги уступила очки в первых играх и ради того же сдала последний матч.

Некоторые политики вместо серьезного анализа причин поражения, в том числе и социальных, занялись пропагандистской риторикой. «Нет такой страны – СНГ, нет такого флага, нет такого гимна, который игрокам надо было бы защищать, а поскольку не было идеи и высшей цели, команда не стала сплоченным коллективом». Ну и так далее. Масла в огонь добавило решение А. Бышовца уехать на тренерскую работу за границу. И это несмотря на усилия Управления футбола отстоять его кандидатуру на посту главного тренера сборной для участия в чемпионате мира-94. Он сам от этого отказался. В средствах массовой информации тотчас появились комментарии: Бышовец уходит, потому что не нашел взаимопонимания с подопечными, утратил авторитет, те специально игнорировали его установки.

Все эти пересуды вокруг сборной я переживал болезненно. Тем более что с развалом СССР нужно было бороться за новый статус российского футбола на международной арене.

Чтобы немного успокоить израненную душу, выбрав несколько летних дней, я решил съездить туда, где когда-то мне было покойно и светло, в деревню моего детства – Ибердус.

Председатель колхоза Таня Максимкина выросла здесь, в Ибердусе. Ее я, конечно, помнить не мог, ей всего тридцать три года. Она родилась уже после того, как я в последний раз был в бабушкином доме.

Теперь и дома, который собственноручно возводили мой дедушка Трофим и его брат Александр, уже нет. После смерти бабушки Дарьи он отошел сельсовету, гам сначала размещался склад, потом его переоборудовали в пекарню, потом разобрали по кирпичикам. По дороге в Ибердус меня поразили покинутые поля, провалившиеся коровники. И даже любимые луга, где стояли травы по пояс, разносящие дивный и стойкий аромат, которого не придумает ни один парфюмер, хирели, превращались в голую землю, глину да песок.

– Таня, что произошло?

Максимкина приняла колхоз в плачевном, умирающем состоянии. Из шести тысяч гектаров в обороте осталось меньше трети. Много земли скупили заезжие акционеры, пахотные площади ухитрялись переводить в разряд неугодий, построили особняки, окруженные высоченными заборами. Скупали-то с техникой, которая потом ржавела или перепродавалась. Когда-то крепкое хозяйство снабжало молочными продуктами близлежащие города. Теперь, когда молоко стало значительно дешевле солярки, заботиться об удоях стало просто невыгодно. К тому же крестьяне долго не видели «живых» денег, и породистых коров пришлось пустить под нож.

За короткое время словно переродились люди. Пришло в эти края пьянство, воровство. А раньше деревенские двери подпирали только затем, чтобы куры и гуси не влезли да не набедокурили.

Конечно, к запустению руку приложили прежние советские руководители – «чудотворцы». Чего стоило только решение распахать луга, посеять на них кукурузу. В первый год кукуруза уродилась под два метра, и силос дала, и зерно. Но при очередном весеннем половодье вместе с водой смыло и плодородный слой почвы. Заилились озеро, река, не стало ни посевных полей, ни лугов с травами. Впрочем, и там, где луга плугом не трогали, то, что растет, правильнее назвать бурьяном, а не травостоем.

– Предки-то как косили? – вспомнила Татьяна. – Не спешили, ждали, когда трава обсеменится, когда птенцы выведутся и на крыло станут. Не о сегодняшней выгоде думали, а о том, чтобы и завтра все хорошо было. А теперь давай за сезон два покоса! Стали раньше косить, когда еще семя не созрело, и травы себя воспроизводить перестали, и птицы исчезли. О перепелках уже не говорю, жаворонков ныне не увидишь!

– И что же теперь делать, чтобы положение исправить? – спрашиваю я.

– Вернуться к опыту предков. Это – самое главное.

Недалеко от моей деревни, может быть, километрах в двадцати, в центре Мещеры, в лесу есть удивительное место. По легенде там когда-то провалилась под землю церковь, а на ее месте появилось Святое озеро. По пути к нему стояли сторожки лесников – их сейчас растащили на дрова и «запчасти». Это был 'заповедник. Ученые изучали здесь местные, очень редкого и древнего вида мхи, растения, животных. Кордоны закрывали пути к наиболее охраняемым территориям заповедника. Сейчас нет ни кордонов, ни сторожек, ни ученых.

Я слушаю горький рассказ Татьяны Максимкиной и вспоминаю слепого дядю Гришу, того самого, который ночью, не сбиваясь, шел по тропе к соседней деревне. «Если знаешь дорогу то и глаза не нужны», – говорил он. Определи ясную цель – к ней и слепой дойдет. А куда идем мы?

– Честно сознаюсь, Вячеслав Иванович, – как бы подводит итог нашему разговору Татьяна, – иногда хочется плюнуть, бросить все! Но потом понимаю, что от этого легче не станет, а проблемы села не исчезнут. Вот и тяну лямку!

После скоротечного отпуска я вернулся в Москву.

По возвращении нужно было срочно решать вопрос о руководстве сборной. В качестве кандидата на эту должность я видел Павла Федоровича Садырина. Многие годы он играл в ленинградском «Зените», был его капитаном. Потом Павел Федорович стал тренером, под его руководством «Зенит» впервые в своей истории стал чемпионом СССР и финалистом Кубка страны. Садырина пригласили в ЦСКА, и армейцы тоже достигли «золотой» вершины. В общем, именно этого человека решено было поставить у руля сборной.

В начале 1990-х годов мы реформировали футбольное хозяйство в целом по стране. Во-первых, была создана Профессиональная футбольная лига – 11ФЛ. По сути, мы перешли на европейскую систему управления профессиональным футболом, когда сами клубы определяют структуру календаря, регламент соревнований, критерии допуска к соревнованиям по лигам, основные требования к профессиональным футбольным клубам, в том числе наличие детских спортивных школ, полей, стадионов, тренировочных центров, других элементов футбольной инфраструктуры.

Во-вторых, в этом же 1992 году был создан РФС как высший общественный орган управления российским футболом. Российский футбольный союз стал правопреемником Федерации футбола СССР и СНГ и взял на себя выполнение всех обязательств своих предшественниц перед ФИФА и УЕФА.

В-третьих, были созданы самостоятельные территориальные федерации футбола. Раньше в областном или краевом спорткомитете проблемами футбола занимался один инструктор, на котором к тому же «висели» и другие виды спорта, теперь сюда пришли именно «профильные» профессионалы. РФС наделил их полномочиями по проведению областных и краевых соревнований, разрешил взимать с участников заявочные взносы. Особое внимание территориальные федерации должны были уделять развитию детско-юношеского и массового футбола.

Отборочный турнир на поездку в США, где должен был в июле 1994 года состояться чемпионат мира, мы прошли (соперниками нашими стали Греция, Исландия, Люксембург и Венгрия), несмотря на раздоры в сборной команде, спровоцированные так называемым «Письмом четырнадцати».

Я уже рассказывал, что на чемпионате мира в Германии наши хоккеисты на свой страх и риск решили поэкспериментировать с ботинками и что из этого получилось. Одного слова B.Л. Сыча тогда было достаточно, чтобы без лишних споров и раздоров наши игроки сменили «Адидас» на привычную канадскую обувь и выиграли первенство.