Проклиная нелепую затею Филимона, Владигор выскочил из дверей и в атрии столкнулся с приятелем нос к носу. Тот торопливо сдирал со своей головы венок из увядших цветов.
— Здесь становится опасно, — зашептал Филимон. — Самое время бежать в порт. Мой знакомый купец Теофан обещал выйти в море на рассвете.
— Я бы на его месте вышел сегодня вечером, — отозвался Владигор.
— Можно и сегодня вечером… — согласился Филимон. — Если он уже прослышал о смерти Гордианов.
В доме царила суета. Гости, узнав о случившемся, поспешно покидали триклиний. Не все друзья покойного обладали его выдержкой — многие самым банальным образом трусили. Какой-то толстяк, подобрав полы своей тоги, семенил к выходу, но у самой двери остановился — порог атрия переступил великан в доспехах и блестящем золоченом шлеме. Держался он так, будто его только что провозгласили императором, на самом деле это был всего лишь центурион. За его широкой спиной маячили шестеро — ночная стража, «неспящие», в чьи обязанности входило гасить пожары и ловить грабителей. Но, как видно, слава преторианской гвардии, приведшей к власти Максимина, помутила разум городских стражников, и они тоже решили поучаствовать в таком захватывающем представлении, как убийство императора.
— Именем Максимина Августа! — рявкнул центурион. — Где изменник Гордиан?
— Гай, ты еще вчера служил ему… — пробормотал толстяк, пятясь перед грозным воякой.
— Ты тоже изменник! — заорал центурион. — Максимин Август велит зашить тебя в шкуру вместе с голодными псами…
— Гордиан мертв, — отозвался кто-то из гостей.
— Проверить, — приказал центурион двум стражникам.
Бесцеремонно расталкивая гостей, те бросились в кабинет хозяина.
— Старик в самом деле удавился! — крикнул один из них, вернувшись. — Гай, нам здесь делать нечего.
Раздосадованный тем, что приходится убираться без добычи, центурион огляделся, ища, на ком бы сорвать свой гнев. Неожиданно его маленькие темные глазки вспыхнули, он оскалился как хищный зверь и повернулся к своим подчиненным:
— А где звереныш? Если Африканец и его сынок мертвы, есть ведь и еще один Гордиан. Мальчишка-то жив. Я спрашиваю, где Марк?
Все молчали. Даже толстяк, хотя зубы его при этом выбивали громкую дробь.
— Он должен быть здесь! — проревел центурион. — А ну-ка обыщите дом, небось прячется где-нибудь на кухне.
— Я не прячусь, — раздался срывающийся тонкий голос.
Владигор обернулся. Юноша лет четырнадцати или пятнадцати стоял в дверях, его огромные голубые глаза с ненавистью и презрением смотрели на центуриона. Тот был выше его как минимум на две головы, но юноша явно не боялся наглеца. Если бы он мог, то убил бы его не задумываясь. Но силы были не равны, и юноше оставалось лишь с достоинством принять смерть. На нем не было тоги, хотя по возрасту он уже имел право ее носить, — лишь белая туника из тончайшей шерсти, сколотая на плечах золотыми фибулами и перехваченная в талии кожаным ремнем. В руке он сжимал меч, но вряд ли собирался драться. Скорее всего, он готовился всадить его себе в горло, чтобы последовать вслед за отцом и дедом в мрачное царство Плутона, когда поднятый в доме шум отвлек его. В нем возобладало мальчишеское любопытство, ибо он еще не успел стать взрослым, хотя и снял свой детский оберег. Одним словом, он решил отсрочить самоубийство…
— Пожалуй, я пошлю его голову в подарок Максимину… — хмыкнул Гай и шагнул вперед.
Он даже не обнажил меч, а лишь вытянул руки, будто намеревался задушить мальчишку. Гордиан попятился, выставил вперед клинок. Гости кинулись врассыпную к многочисленным дверям атрия. Стражники улюлюкали им вслед и кричали, словно присутствовали на представлении в театре. Один из солдат кольнул мечом толстяка, и тот пронзительно взвизгнул.
— Максимин терпеть не может этих жирных свиней, — одобрительно кивнул головой центурион. — Он с удовольствием отрывает им головы…
Воспользовавшись суматохой, Владигор, которому удалось незаметно встать позади одного из стражников, ударил его под правый локоть. Рука с мечом взметнулась вверх. Владигор левой рукой перехватил лезвие, продолжая правой удерживать вражеский локоть, и рванул на себя. Стражник перерезал себе горло собственным клинком. Схватив меч, несуразно короткий для того, кто привык держать в руке синегорский булат, Владигор кинулся на центуриона. Тот только и успел, что повернуться, когда князь со всего маху обрушил меч ему на голову. От удара клинок срезало у рукояти. Центурион, пошатнувшись, стал оседать на пол. Владигор изумленно взглянул на бесполезный обломок в своей деснице. Два стражника бросились к нему, размахивая короткими мечами. Первый, может быть, и успел бы дотянуться, если бы юный Гордиан не оказался проворнее: пригнувшись, он рванулся вперед, полоснул сначала по незащищенной руке стражника и тотчас возвратным движением вверх вспорол ему бедро. Владигор перехватил безвольно повисшую руку с мечом и, не тратя времени на то, чтобы вырвать оружие, стиснул пальцами руку и всадил заемный меч во второго стражника, а затем швырнул одного умирающего на другого. В двери атрия меж тем уже лезли новые солдаты, будто муравьи, приметившие в траве дохлую гусеницу. Биться со всеми было бы безумием.
Гордиан и Владигор, а следом за ними и Филька бросились назад в триклиний. После пира столы так и стояли неубранные. Рабы и вольноотпущенники, уже зная о смерти господина, не торопились приступать к своим привычным обязанностям. Виночерпий в венке, брошенном кем-то из гостей, возлежал на покрытом золотыми тканями ложе и поспешно отправлял в рот куски остывшего мяса. Жир и соус текли по его пальцам. Застигнутый за столь предосудительным занятием, он хотел подняться и пробормотать слова извинения, но кусок застрял у него в горле. Он закашлялся, обрызгивая кусочками пищи и слюны уставленный блюдами стол.
— Вон! — крикнул Гордиан и замахнулся на виночерпия мечом.
Тот кубарем скатился на пол и на четвереньках побежал в угол триклиния. А стражники уже ломились следом. Мельком Владигор взглянул на свой перстень. Что за чудеса! Магический камень был бледно-голубым. Верно, десяток вооруженных стражников он не считал большой помехой на пути. Пусть будет так! Владигор поднял кедровый стол, за которым еще недавно возлежал сам Гордиан Август, и швырнул его в толпу стражников. Двое рухнули, сбитые страшным ударом. Но, переступая через их тела и обломки дерева, уже лезли другие «неспящие». Владигор схватил жаровню и обсыпал ближайшего преследователя горящими углями, а в довершение всего огрел металлической подставкой для светильника. «Неспящие» замешкались, кто-то попятился. Однако одному, самому настырному, удалось проскользнуть вдоль стены, и он, как цепной пес, бросился на Гордиана. Юноша отскочил в сторону, но клинок стражника все же задел его плечо. Второй удар наверняка оказался бы для Гордиана смертельным, если бы Филимон не рванулся вперед и не всадил нож по самую рукоять в бок «неспящего».
— Бежим на кухню!.. — крикнул Гордиан. — Оттуда есть выход на улицу.
Еще один стол полетел в наступающих. Затем, опрокидывая по дороге ложа и столы, дабы хоть ненадолго создать позади себя преграду, беглецы помчались на кухню. Несколько рабов пили здесь дорогое фалернское вино, разливая его по хозяйским кубкам прямо из амфоры, не процеженное. Увидев молодого хозяина, один из рабов бросился на колени, решив, что тот явился творить расправу. Но юноша проскочил мимо, не обратив на провинившихся внимания.
Владигор мчался за ним, зорко следя, как бы не напороться на новую засаду. Лишь Филимон на миг задержался — сгреб с подноса в подол плаща фаршированные финики, завязал плащ узлом так, чтобы получилось что-то вроде сумы, и бросился вслед за Владигором, не особенно, впрочем, рассчитывая донести свою добычу до порта.
У выхода из кухни стояли два стражника, но они вряд ли могли оказать серьезное сопротивление такому бойцу, как Владигор. Солдаты весело переговаривались, предвкушая удовольствие от легкой расправы. Владигор выскочил первым, схватил обоих за загривки и так стукнул бедолаг лбами друг о друга, что те рухнули на мостовую замертво.
