«Так это всего лишь было эхо… Эхо мыслей», — догадался Владигор, и тут же тревога его исчезла.

— Я должен… — сказал он коротко и шагнул в темноту.

Когда Владигор зажег стоящие по кругу светильники, из мрака выступила статуя Перуна. Золотой его лик был все так же недвижен, все так же падала на грудь серебряная борода и сверкала на серебряных кудрях хрустальная корона. Таинственные тени бежали по каменным плитам, испещренным загадочными письменами. Зажигая последний светильник, Владигор заметил за ним темную нишу — ни один луч не проникал туда, будто вся чернота ночи скопилась под каменным сводом. Владигор хотел передвинуть светильник, чтобы огонь озарил таинственную впадину, но Белун остерег его:

— Не освещай до срока то, что скрыто тьмою…

— Что там? Плененный темный дух? — спросил Владигор, не испытывая, однако, страха, но лишь нетерпение, которое всегда охватывало его на пороге неведомого.

— Пленник этой ниши может оказаться куда страшнее темного духа. Верь мне.

— Ради него ты привел меня сюда?

Белун не ответил и сделал ученику знак: «Жди!». Владигор взглянул на свой перстень — камень померк, он не сиял больше синим светом покоя и не мигал красным, предупреждая об опасности. И в то же время камень не умер, он… ослеп… Что это могло значить, Владигор не знал.

Неожиданно в пещере стало светлее, и Владигор увидел, что в нише лежит кристалл, внезапно засиявший удивительным светом.

И тогда Белун заговорил:

— Ты видишь перед собою ВЕЛИКОГО ХРАНИТЕЛЯ — камень, которому ведомы все тайны этого мира. Узнай их, прикоснись к камню, Перун тебе разрешает.

Владигор медлил. Просьба, с которой он обращался к учителю, была иная. Он не просил открыть ему абсолютно все тайны. Он хотел УВИДЕТЬ истину. Если такое возможно.

— В мире есть множество таких камней, но этот самый сильный, — продолжал чародей. — Он притянет другие, окажись они рядом с ними. Он твой, Хранитель времени.

Но Владигор покачал головой и отступил от ниши:

— Мне не нужна истина камня. Мне нужна истина человека.

— Где же ты думаешь ее искать, мой мальчик?

— Хочу отправиться в тот мир и узреть все собственными глазами.

Белун покачал головой:

— Это не в моей власти. Только Перун может открыть поток времени. Обратись к нему, и он ответит. Если только не сочтет твою просьбу мальчишеским сумасбродством.

Владигор приблизился к подножию статуи:

— О Перун, Бог могущественный и справедливый, открой поток времени!

Он смотрел в золотое лицо Перуна и ждал ответа. И ответ пришел…

— Повелеваю! — раздался глас божества.

— Настал час испытаний… — до самого пола склонился Белун.

Статуя Перуна дрогнула. Меч его в руке сверкнул молнией, заколебалось пламя светильников, и в стене пещеры открылся черный зев. Темнота его не могла сравниться с тьмою ночи, ибо выход из пещеры был тьмою небытия. По краям черной двери, переливаясь, скользили синие сполохи. То и дело змеями они сбегали вниз, разлетались по полу пещеры и исчезали.

— Меч свой оставь здесь, — сказал Белун. — В потоке времени лезвие меча может ранить своего хозяина.

Владигор снял перевязь с мечом, и тут только Белун увидел на ней бронзовую, почерневшую от времени, пряжку.

— Откуда у тебя это? — воскликнул он дрогнувшим голосом.

— Это пряжка моих предков, живших в горах…

— Нет! — застонал Белун. — Гляди!

Да Владигор уже и сам видел: не было на пряжке никакого знака синегорских князей — куда подевались меч и стрелы? Черный козел танцевал на задних ногах и хитро щурил горящие желтые глаза. Кто- то сильный, куда сильнее в чародейском деле, чем Владигор, устроил эту ловушку. Получилось, что Владигор сам принес в пещеру чужой талисман и указал дорогу врагу.

Белун в последнем отчаянном усилии простер руку, силясь перекрыть вход в черный зев, но не успел — бесшумная тень кошкой скользнула мимо него. Белун попытался своею силой пленить ее, но куда там: раскрытые врата времени ослабили действие всех магических сил. Тень беспрепятственно скользнула к нише с камнем, и костлявая рука, похожая на птичью лапу, вцепилась в ВЕЛИКОГО ХРАНИТЕЛЯ. Владигор схватился за рукоять меча, но пальцы стиснули пустоту — ведь он, готовясь к путешествию, снял перевязь с мечом.

— Он там! — закричал Белун, указывая на раскрытые врата.

Владигор бросился вслед за похитителем. Тут во мраке послышалось хлопанье крыльев.

«Ты, как всегда, неосторожен!..» — крикнул кто-то у него за спиной. Владигор не стал оборачиваться, он уже парил в вышине поднебесной, и где-то внизу из плоской, как стол, зеленой равнины, покрытой лесами, вставали горы. Они казались игрушечными, ненастоящими — покрытые снегами хребты, будто обмазанные сахаром причудливые пряники. Они тянулись вверх, тесня друг друга. Он смотрел на их сверкающие вершины, пока не почувствовал нестерпимую боль в глазах, и тогда смежил веки…

Он понял, что настал час открыть глаза, ибо несущий его поток замедлялся, вливаясь в реальное время. Движение еще продолжалось, но сделалось неровным. То и дело его швыряло из стороны в сторону, и при каждом толчке нестерпимый холод пронизывал тело. Из серой пелены, сверкая, выступали цветные пятна, то блекло-желтые, то ослепительно- синие, то алые, как брызнувшая из раны кровь. И наконец солнечный луч острым клинком рассек серую хмарь, и глаза вновь прозрели…

Он (ибо у пребывающего вне времени не было имени) видел каменистую равнину и ратников, полегших во время короткой и беспощадной битвы. Серый песок сделался бурым от пролитой крови, и стая черных грифов, чертя замысловатые зигзаги в сияющем синем небе, поднималась вверх, от обильной и легкой добычи. Лошади, лишенные седоков, носились по полю, но при этом почему-то все время пятились задом. Точно так же, пятясь, стая львов шествовала среди окровавленных трупов — впереди глава семейства с густой взлохмаченной гривой, чуть поодаль — три львицы с выводком львят. Лошади, вместо того чтобы удирать, мчались задом навстречу хищникам, а львы не преследовали их, а уходили в заросли кустарника.

Он не сразу понял, что видит происходящее в обратном порядке, — поток времени уносил его в прошлое. Он видел вещи совершенно удивительные — бравым маршем вернулась на поле брани колонна победителей — в доспехах, в шлемах с гребнями и нащечниками, закрывавшими лица. А потом поверженные один за другим начали подниматься, и вот они уже стояли плотными рядами, плечом к плечу, а победители, яростно размахивая мечами, отступали. Кровь, мгновение назад пролитая на землю, била струею вверх из песка и впитывалась в тела, раны тут же закрывались, рукам возвращалась подвижность, лицам — осмысленное выражение. Он видел, как человек в чешуйчатых золоченых доспехах, с залитым кровью лицом, оттолкнувшись от земли, вновь очутился в седле, и двое солдат торопливо выдернули из его тела клинки. Тогда воин что-то отчаянно закричал своим только что воскресшим соратникам, размахивая коротким мечом. Вокруг него толпилось все больше и больше народу. Вооруженные и одетые почти точно так же, как их противники, они сражались с отчаянием и яростью, но их было несоизмеримо меньше. Горстка людей против целого войска. Сомкнув щиты, победители стали отступать, пока не образовали стройную шеренгу. Из тел убитых почти одновременно вылетели дротики и послушно легли на раскрытые ладони победителей. Еще один «залп» дротиков — теперь у каждого солдата их оказалось по два, — и на помощь отступающим победителям спешат с флангов солдаты и строятся в шеренгу впереди своих товарищей. И вновь дротики вырываются из тел убитых и оказываются в руках наступающих, которые в этот момент отступают. Теперь уже будущие победители стоят в две шеренги, а против них плечом к плечу — плотная группа солдат в боевом порядке. Со всех сторон мчатся (разумеется, пятясь задом) отряды конницы и легкой пехоты, вооруженной лишь луками и пращами. Наконец солдаты построены в три шеренги с интервалом в пятьдесят шагов и начинают пятиться ровными рядами. В это мгновение воздух сгустился и завертелся волчком, поднимая вокруг будущих побежденных тучи пыли.