Я думал спросить у тебя, почему только христианский или мусульманский бог, что они не такие, что твой не такой, как ты говорил, почему не какой-то другой, из евреев, сикхов или буддистов?

Я не понимаю.

Ты так говорил.

Я извиняюсь.

И все же ты так говорил.

Я не понимаю

B этом нет смысла

Да

Если это религия, я говорю о религии. Я, я говорю о религии.

Ты религиозник.

Я атеист.

Ты религиозник.

Это ты религиозник.

Хоть и очень мало знаю.

Я тоже.

Я очень мало знаю.

Да, как и я.

Я не могу спорить об этом.

Я так понимаю, что нам придется провести вместе несколько дней. Я смогу приглядеться к тебе. Смогу у тебя поучиться.

Я смогу у тебя поучиться

Да.

Если мне так захочется.

Да.

Возможно, мне не захочется.

Да.

Может нам и предстоит провести вместе несколько дней, но, похоже, у нас нет общности взглядов.

A враждебные силы, уж они-то у нас общие?

Ты принимаешь это на веру?

Пока не обнаружу ошибку.

Я не могу принять это на веру, может для тебя это возможно, но для меня нет.

Ты не доверяешь коллегам?

Я не буду жить вечно.

Ты воспринимаешь врага не как врага?

Да

Ho и не как «недруга», насколько я понимаю.

Да, я убью их.

Конечно, ты их убьешь, если они придут убивать тебя. Только я не верю, что ты при этом будешь любить их. Почему ты смеешься? Ты должен ответить, я никак не пойму.

Сейчас я волью еще вина в твой сосуд и в мой тоже. И говорю тебе, говорю тебе ныне, я вливаю это вино и рука твоя не дрожит, и довольно с тебя, теперь мой черед. Да, я тоже пью, за благо всех нас, и говорю тебе ныне нечто иное, быть может, вот это, что я придумал, больше уже не религия, религиозность.

Ты не из их мест. Эти люди не видят места, куда ты приходишь, не сознают, что мест так много, что они по всему миру (места), у них нет этого понимания.

но мир мал

однако не так, как они думают

Я не верю, что они думают так.

У тебя не было (были) причины сообщать твое мнение. Разве не случается, что их лица преследуют тебя наяву, не наяву, когда ты спишь, бодрствуешь, эти лица,

да, они теснятся в мозгах моего разума, в разуме моих мозгов, что тут сказать, я могу сказать, может,

в разуме моего мозга

что я могу об этом сказать. Они видят тебя и думают, что ты из чужой породы.

Да.

Ты просишь их сделать что-то.

Они делают это, достигают, ценой собственных жизней. Я могу видеть эти лица, музыку этих лиц, в этих лицах, да, да, как будто у меня камера, и дети стесняются в рамке снимка, глаза большие, как у всех детей

И что.

Что.

Закончи то, что ты говоришь. Закончи. Закончи, что говоришь.

Я не говорю, я ничего не говорю

Боль у меня в голове, в затылке, сначала была не такая уж сильная, и если тогда я упал, так я мог выдержать и удар посильнее, хотя какое-то время был оглушен, это могу заявить.

He я все это устроил. Они могли бы выдвинуть против меня обвинения. Решение было принято ими, а если так, что я мог сделать, да ничего.

He надо настраивать против себя. Это лишнее.

Разумно объяснить не могу.

Я был подозреваемым, они так сказали, мне тоже, да, я выслушал их, услышал.

Нет, я ничего не сказал, что я мог им сказать, тем, кто меня заподозрил.

Они питали подозрения. Такая была их позиция. Я почесал шею, и один говорит мне, Нечего чесаться, когда мы с тобой разговариваем.

Я продолжал. Один смотрел на меня. Я не извинился.

Его голос был так далек.

Скоро я пришел в себя, в то, что я знал, знал от себя, может он и напал на меня, это пустяки, он и они не могут знать, они думают о смерти, которая может быть их, наша для них невообразима. Я смотрел вдаль, далеко. Я видел, как катится ветер, что он движим собственной силой. И в мозгу моем образовался раскол, вызванный призраком поступка, который я совершил бессознательно

Он был бессознательным.

Вопрос власти, содержание власти

содержащейся

Свобода небытия есть подлинная свобода, я знал это даже тогда. Если исходить из степени эксплуатации. Это самоочевидные вещи. Знание, которое лежит за пределами моего мозга

вслушиваясь в мое дыхание, не смея пошевелиться

Я увидел его там, того одного, опять смотревшего ко мне, на меня. Он говорил. Я знал это. Удивлялся ли я?

сказанное им

метод заключения себя ни во что иное, как в себя самого, позволяющий избавиться,

избавиться от них, от всех

Они, от них. И то, что находилось вокруг меня и во мне, пытаясь свергнуть, возобладать

от этого инструмента к структуре, а от структуры

Я глядел в потолок, и он был зеркалом, я видел себя, глядящего на далекие горы. Конечно крики. Мне самому было больно, сзади, в голове

Я был им не по силам, ему и этим другим, что они делали, могут сделать, преступники, говорить о надежде, значит услаждать их души. Нет никакой надежды и быть не может, я не хочу надежды, эта надежда

были окрашены провалом, мои видения, все испятнано им

трещины в бетоне, в фундаменте моих верований, так они думали, как будто ослабили мои опоры

нет, не боль, не так уж и сильно, но сознание ее. Я только не мог определить где/что это было

Затылок был пробит, на моей голове. Так они мне сказали. Я мог улыбаться

Они могли признаваться в ужасных вещах. Что такое ужасные вещи? Что они могли сделать со мной в этих местах, связанным и привязанным, как козел, которого я помню из детства

И о богатых, богатых. Надо было спросить.

О наших телах, им с этим не справиться, не могут развиться так, чтобы фабриковать

Что значит фабриковать

Существуют требования, сказал я, существенные

Мишурные вещи

бдительный, но покорный, понятливый

почти не глядя туда, куда могут ступать мои ноги

неспособный вынудить, вынудить это

безумный как и не безумный (но они меня подозревали)

что я бы так не уходил, а остался только

безразличный, праздношатающийся, зевающий вместе Мои пальцы дрожали и все же я мог улыбаться, все тело. мертвые в них, во мне, мои ноги в подросте, илистом они были достаточно прочными, хоть и древними опоры, древние

как верования

Некоторые саркастичны, старые также и молодые. Когда я был молод, старшие были саркастичны, даже молча, в молчании, им задаешь вопросы, а они молчат. Мы задавали им вопросы, они не отвечали, и не думали отвечать, и все равно требовали от нас почтительности, как будто вправе, им так положено. Ho я говорил тогда, как и сейчас, нет, не от меня, ни уважения, ни почтения, ничего, пока не покажете мне, что таково ваше право. Тогда я это признаю. Так я им говорил. Вы старшие, мы обязаны вас уважать, наше поведение должно быть почтительным. Должно ли так быть, для меня, нет, не думаю. У меня был отец, мать. Уважал ли я их, в отношениях, одного с другим, как оно между нами? но если между, так что, если я не равный, я всегда и буду таким?

Может и наступит день, когда будет равенство, это возможно, некоторые думают, так и должно, но возможно, не так.

Ho вот к вам. Конечно, от меня это требуют. Все требуют этого от меня, от нас, к вам тоже, посмотри на их лица, потому что мы ведь моложе, это верно, я видел их и понимал, что оно ожидается, почтительное поведение, почему? от меня, да, я должен иметь такое, ах, пожалуйста, могу я вам услужить, я моложе, можно я вам услужу.

Конечно, это глупость. Может это я думал глупости. Это вы думали, что я глуп. Так я им и сказал. Старшие люди. Чьи это ожидания? Они чрезмерны. Кто их питает. Глупые люди. Kо всем следует относиться поровну. Уважение должно быть не к долгим и старым годам, а к делам. Если это старые люди и их дела лучше, тогда уважай их, и это будет правильно, но если уважения нет, нигде не показывается, как же нам таких людей уважать. Это же невозможно, просто глупо. Я врать не умею.