Это не сарказм. Старые времена часто отбрасывают, прогресс идет вспять. Какой же тут сарказм. А религия, это тоже средневековье, нет, я бы так не сказал. Я не религиозник. Кто над нами начальствует. Какие начальства. У меня свои вопросы. Эти вопросы можно ставить, если оно дозволено, но кто это сделает, кто станет спрашивать, кому говорить, ладно, хорошо, дозволено, ну так давайте, скажите мне, скажите, кто этот повелитель, если наши жизни определены, то кто их определил, существуют эти вопросы не существуют, кто повелевает, какой религиозник, что за начальство.

Это все теория. Вопросы из книг, старых книг, новых книг. Такая книга поглощает меня. Или компьютерная. Эти книги, любые книги. Зачем мне говорить, что это неправда, это правда. В некоторых новых книгах рассказано о старой истории. Если были такие договоры между странами, между государствами, между одним и другим, на 80 лет и на 800 сотен, на 8000, на такую длительность, если так было, что же тут отрицать, может кто и отрицает, но что именно, что это наша страна? Как это можно отрицать. Мы же не боги, ищущие подтверждения, какие у нас доказательства, предъявите их мне, может и птицы не поют, и дети не плачут, тогда зовите свидетелей, пожалуйста, представьте их, в противном случае, мы, существа с планеты Земля, и некоторые, которые люди, что мы можем сделать, если от нас требуют доказательств нас самих, что мы существуем?

Я бы не стал отрицать эти книги, говорящие о старой истории. Что тут отрицать. Книги не для того, чтобы их отрицать. Кто владеет книгами, обладает ими, кто. Кто владеет историей. У некоторых истории нет.

Это фактическая информация.

Старая борьба, старые кампании, старая пропаганда. Из других стран. Большинства их я не помню. Революционеры, знаменитые фигуры, выдающиеся личности, не знаю, интеллигенция. В других странах. Не помню, ни единого, люди и люди.

Не помню, в какие страны они разъехались, просто не знаю. Это не сарказм. Исторические книги, технологические книги. У меня их отобрали в период беспорядков. Сумка стояла у моей ноги. Одну не отобрали. Которую я держал в руках. Я ее читал.

Я ее читал. Другие у меня украли. Я так и говорю.

У кого теперь мои книги. Пусть почитают их, получат удовольствие. Возможно, у женщины в религиозных одеждах. Могла она их украсть? Религиозники не воруют. Так говорят. Я без сарказма. Религиозники люди хорошие. Они не отнимают у других, не грабят, так, они сами по себе, в храмах, в мечетях. Возможно, они смогут их почитать, украли у меня книги, теперь можно и почитать, сделать взгляд из средневековых времен, ошейники, завесы на наших глазах, прогресс не прогресс, покажите мне ваши полномочия, я тоже отец, отец вашего отца, все мы отцы, ну и я тоже.

Говорят, революция это технология. Люди так говорят. Я этого не говорю. Геометрические решения, цифровые задачи. Я читаю из интереса, для обучения, но из интереса тоже, своего собственного. Такая книга, как эта, поглощает меня. Я наткнулся на нее в этом городе. Купил ее. У продавца. Продавца не знаю.

Почему же так невозможно сказать. Я продавца не знаю. Вот видите, сказал.

Который из них.

Да, который из них.

Волшебники могут летать. Тоже и животные, да, свиньи, все, планета Марс для марсиан, для марсианских коллег.

Я бы не описал эти пограничные города, как полные сокровищ, как поселения, в которых находят клады. Да книга и не сокровище. Другие сокровища, может быть, но для читателей книг, для студентов, для преподавателей, от нее одни затруднения. И начальства могут из-за нее попадать в затруднительное положение. У нас тут культура, которая обходится без книг. И мы готовы умереть за эту культуру

Продавца, у которого были эти книги, назвать не могу. Тут имеются и другие сокровища. Снадобья для сексуального содействия, лекарства, оружие или домашний скот, фруктовая продукция, овощная продукция, вина, алкоголь, бренди, ювелирные изделия, безделушки, местное бренди, да, оно опасно для здоровья, да, и живой скот, все это можно купить. Насчет людей не знаю. Людей, нуда, их купить можно всегда. Целую экономику выстроить. Существует же торговля людьми. Кто станет сентиментальничать, я могу, если это дозволено, могу думать так, как же это возможно, это же дети, наши младшие сестры и братья, как же можно их продавать.

Я в этих участках гость, но знание, оно ведь доступно. Может никто не знать. Тоже и в давние годы, истории про быстрый подъем во взаимном обмене товарами, да, всеми услугами и продуктами, так говорят, предметами роскоши, хай-фай оборудованием, компьютерным оборудованием, телекоммуникации, всякая телефония, хардвер-софтвер. Мы слышим об этом. Но не видим. Я не вижу. Нет, был там один продавец, продавал пишущую машинку, не электрическую и, по-моему, без бумаги. И среди народа тоже, если близко к границе, могут появляться книги. Кто это может сказать, тут дело случая. У меня есть книги и были. Встречаются ли распущенные люди, которые этим пользуются, это возможно, они покупают и продают, мы покупаем и продаем, мы же человеческие существа, как и они. Кого это удивляет. Не знаю, почему.

Там было много овощной продукции, фруктов, сырого мяса, кое-что подгнило, издавало запахи, спелые, другая еда, выпечка. Люди же едят. Всегда. И на прощание, тоже всегда. Я не покупал. Я поел перед тем, как пришел туда. Хорошей еды. В ресторане, я там ел, суп и еще рыбу. Я был один. Коллеги не покупали эту еду для меня, я сам. Да коллег там и не было. Откуда эта рыба. Я спросил у официанта. Он не знал. Официанты не владеют такой информацией, прошу прощения, сэр. Хорошая рыба, жирная, я и сейчас помню ее вкус, запах, так что на автобусной станции я был не голодный. Может быть, на дорогу и стоило купить какой-нибудь фрукт, я думал об этом, да, но не купил, не вышел, чтобы купить, думал, вдруг кто-то сядет на мое место. Если бы знать, что мне позволят вернуться, я может и вышел бы на дорогу внизу, но там были армейские, а кто способен сказать, что они сделают, зачем рисковать здоровьем. Армейские люди опасные, а безопасности тем более.

Это не сарказм.

Ну так вот, я был на верхнем уровне автобуса. Один человек рядом, человек с чемоданчиком. Глаза у него закрыты, отдыхает, едет куда-то из дома, работать. Впереди женщина, религиозница, она не шевелится, может быть, тоже спит. А рядом с ней молодой парень, сумка стоит на сидении.

Я тогда был усталый, я и сейчас усталый. Утомление. От всего. Тут все дело в энергии. Для жизни, проживания, для энергии, кислород и вода, мы дышим, как мы дышим, дыхание для проживания, откуда оно берется, откуда мы получаем дыхание, крадем его. Я не о горах говорю, в горах воды нет, воды для народа.

Трубопроводы, отгороженные участки. Кто же не рассказывает о горах.

Внизу на улице были люди. Что я могу сказать.

Да, я тогда читал книгу и краем глаза поглядывал на улицу, рядом с тачками, где фруктовая и овощная продукция. Этот был там, со стариком и старухой, с пожилыми. Конечно у них было прощание, такое, заключительное. Много пожеланий, объятий. Он был их внуком, может и внуком, думаю так. Каждый отдавал ему что-то, деньги, драгоценности или безделушки, серебряные и золотые предметы, не знаю, ножи, посуду, семейные ценности, не знаю. Они, должны быть там, можно найти на его теле, деньги, конечно, конечно, сбережения, пожилые родственники молодому человеку, мечты и надежды, что им еще остается, вот и отдают все ему, это обмен, подношение богам и всем прочим духовным существам, пропуск для наших детей, защита нашей молодежи и будущего.

Старики так делают. Молодежь дает им надежду на будущее. Все надежды семьи могут основываться на нем, если он молодой мужчина, больше, чем на молодой женщине, да, я и говорю, это старики и так они думают, о будущем, это не я, это они так думают, да, а в будущем и нет ничего, кроме самодовольных глупцов, тыквоголовых.

Это не саркастичность. Тыквоголовые же везде. В нашей культуре, в нашей стране, чьей стране, кто говорит «наша», да, тыквоголовые везде.