— Ничего о таком пистолете не знаю? И откуда мог взять пистолет мой сын?

— Но в вашей незаконной коллекции был пистолет? — повторил лейтенант.

— Во первых, незаконность ее не доказана, и по этому вопросу вам придется иметь дело с генералами госбезопасности.

— Закон для всех один: и для маршалов, и для генералов, и даже подполковников, а также и всех остальных граждан. Так где же ваш пистолет?

— Понятия не имею.

— Вот пистолет нашел, товарищ лейтенант, — сказал, входя в комнату, оперработник в штатском. — Под педалями в пианино был запрятан.

Он протянул завернутый в платок пистолет лейтенанту.

— Это правильно, что вы его платком прихватили, — похвалил оперработника лейтенант. — Отпечатки пальцев сохранятся. Понятым дайте подписать акт и отпустите.

— Как пистолет туда попал? — удивился обеспокоенный Рысин. — Неужели это я по рассеянности туда его положил?

— Я думаю, мы это выясним у вашего сына, который проявил такую изобретательность в укрытии оружия, а гильзу, наверное, для памяти при себе хранит.

— Да что вы мне голову морочите! Гильза одна — пострадавших трое. Прямо барон Мюнхаузен! — возмущался подполковник.

— Пуля прошла навылет через голову одного из мальчиков и ранила еще двоих одиннадцатилетних мальчишек, малышей по сравнению с вашим сыном, которому скоро уже в армию идти, — сказал лейтенант.

— Ничего не знаю, ничего не понимаю! — опустился в кресло Рысин.

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел Миша Рысин. Увидев отца и лейтенанта в комнате (мать и двое оперативников были в соседней), он воскликнул:

— Папа, у нас гость! Сейчас я на кухне такой ростбиф сварганю, самое оно к водочке, как в лучших ресторанах Европы. Специально этому обучен!

— С ростбифом мы подождем, а пока задерживаем тебя Рысин Михаил, по поводу убийства двух школьников шестого класса.

— Я не убивал. Я учусь в кулинарном техникуме. Уже давно в школу не хожу. В ресторане «Националь» на практике был. Повар и другие свидетели этого есть, даже иностранные. Так что у меня полное алиби…

— Алиби, говоришь? А откуда знаешь, в какое время это произошло и что несчастье именно в твоей старой школе случилось?.. Тебя там узнали и адрес твой домашний дали, — холодно закончил старший лейтенант.

— Это очкарик заложил! Он всегда ябедой был, — пробормотал Миша, растерявшись.

— Но никого, надо думать, не убивал и из пистолета по детям не стрелял? — добавил старший лейтенант.

Миша Рысин от этих слов сразу скис и, глядя исподлобья, совсем по-детски промямлил:

— Это получилось нечаянно. Я не хотел стрелять. Я только показывал… Больше никогда не буду!

— Это ты на суде говорить будешь, а сейчас собирайся, пойдешь с нами.

Мать Миши, войдя в комнату и услышав последние слова, вскрикнула и бросилась к мужу.

— Я не отпущу его! — поднялся с кресла подполковник.

— И не надо, вас мы тоже задерживаем за незаконное хранение оружия. Поедете вместе с сыном. В одной камере предварительного заключения будете, — пообещал старший лейтенант.

— Это самоуправство! Вы понимаете, с кем имеете дело? У вас, лейтенант будут большие неприятности, пообещал Рысин-старший.

— Старший лейтенант, — поправил его тот. Для меня вы сейчас гражданин, нарушивший закон. Гражданка Рысина, соберите их веши.

Будто очнувшись и придя в себя от этих слов, Рысина проговорила:

— Вы допускаете большую ошибку! Вспомните потом мои слова… Мне есть к кому обратиться, и в их защите я уверена. А вы… еще сильно пожалеете об этих своих действиях.

Она вышла в другую комнату за вещами, затем позвала туда сына переодеться. До нее дошло, что дело оборачивается серьезной неприятностью.

— Я буду звонить всем, кому надо, — шепнула она уходящему мужу.

Тот молча кивнул.

Едва за выходящими из квартиры закрылась дверь, Рысина бросилась к телефону и звонила, звонила без конца, набирая нужные номера.

— Главное, — говорила она кому-то в трубку, — не дать делу большой огласки. Очень важно, чтобы молчала печать… Или пусть представляет все как несчастный случай, если нельзя умолчать совсем. Ведь дети всегда склонны к баловству… У ребенка всегда может быть нервный срыв. Вы меня понимаете?.. А за адвоката спасибо. За нами не пропадет.

Старший лейтенант выполнил свое обещание: оба задержанных оказались в одной камере. Но не одни. Подполковник с омерзением разглядывал спящего в углу алкоголика и прикорнувшего рядом с ним бомжа, бросал опасливые взгляды на несомненного рецидивиста, развалившегося на нарах.

— Чего уставился, подполковник? — усмехнулся тот. — Что я, твоих погон не видал. Это ведь не бобровая шапка. Ту я в карты проиграл. А вот что ты натворил, что здесь ночуешь?

— Не твоего ума дело.

— Фу-ты ну-ты… Какая фанаберия барская! В одном месте сидим, значит, одной веревкой повязаны. Срок, может, и разный будет — об этом говорить рано. А сейчас здесь помалкивай больше, хоть ты подполковник, хоть «енерал», — посоветовал «рецидивист».

Дверь открыл милиционер и позвал старшего Рысина к начальнику отделения милиции.

Это был майор с усталым и сердитым скуластым лицом. Он не посмотрел на вошедших, углубившись в рапорт старшего лейтенанта.

Подполковник Рысин уселся напротив него без приглашения.

Майор поднял на него умные, чуть насмешливые глаза:

— Сидите, сидите, подполковник. Сейчас разберемся.

— Я хочу подать рапорт о поседении в моем доме вашего сотрудника, который позволил себе оскорбление граждан, в квартиру которых он вломился.

— Пишите, — протянул ему бумагу майор. — И в этом же рапорте дайте свое объяснение, каким образом оказалось в вашем доме столько боевого оружия, без охраны и, как я понимаю, письменного разрешения на его хранение. Я подожду, пока напишете.

Он нажал кнопку звонка на столе и сказал появившемуся в дверях милиционеру.

— Мальчика, что в школе стрелял, — в детскую комнату, к лейтенанту Смородиновой. Я ей поручил вести дознание.

Рысин при этих словах встрепенулся, отодвинул недописанную бумагу:

— Товарищ майор! Поскольку сын мой несовершеннолетний, то я прошу вашего разрешения присутствовать при его допросе. Это не противоречит законности?

— Нет, мы родителей по мере возможности сами вызываем в таких случаях. Не всегда, правда, они находятся…

— Служба госбезопасности будет благодарна вам, — пообещал Рысин.

— За что же? — удивился майор. — Я выполняю свои служебные обязанности, установленные для моей должности МВД.

— Ну, это службы родственные.

— Идите, подполковник, вас проводят в детскую комнату, — прервал этот разговор майор.

Рысин вышел из кабинета начальника без сопровождения конвойного, вошел без стука в указанную дверь и увидел своего сына, сидящего напротив миловидной девушки в милицейской форме.

— С разрешения начальника явился присутствовать при вашей беседе с моим сыном, Михаилом Рысиным, — отрекомендовался он.

— Здесь идет не беседа, а допрос, — поправила девушка-лейтенант, строго взглянув на подполковника.

Девушка не оказала вошедшему никакого почтения, даже не встала при появлении старшего по званию. Это не понравилось Рысину-старшему. Он почувствовал в этом предвзятость лейтенанта Смородиновой, тем не менее промолчал, отодвинул стул и без разрешения уселся рядом с сыном.

— Продолжим, — сказала следователь, придвигая начатый лист протокола допроса.

Вопросы, задаваемые Мише, в основном были те же, какие задавал старший лейтенант при задержании. Только теперь все ответы фиксировались в протоколе.

После очередного вопроса Рысин-отец счел нужным вмешаться:

— Я подполковник госбезопасности, госпожа лейтенант. И я не допущу ни личного оскорбления, ни запугивания моего сына, с которым вы обращаетесь недопустимо, игнорируя истинное объяснение случившегося как несчастный случай.

— Для этого нужно объяснить несчастным случаем возможность доступа Михаила к незаконно хранящейся коллекции оружия в вашем доме. И то, что сын ваш взял из нее заряженный пистолет, расхаживая с ним по улице, принес в школу, где в момент выстрела дуло оружия оказалось направленным в группу детей. Да?