Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Италия единой станет и гнет скинет.

Но ни один его не славит полк.

Центурия, IX, 5. Перевод Наза Веца

После объединения Италии, угождая французскому капиталу, которому служил, он затеял обреченную войну с Пруссией, закончившуюся разгромом его армии, собственным пленением и позорной капитуляцией.

Власть в Париже перешла в руки рабочих предместий, объявивших Парижскую коммуну строем справедливости. Угроза распространения опасных для владельцев всех рангов идей объединила и победителей, и побежденных, сломивших сопротивление коммунаров, и вождь карателей генерал Тьер расстрелял тысячи коммунаров у стены на кладбище Пер-Лашез. Во Франции была объявлена Третья Республика, давшая череду безликих президентов, опиравшихся на власть капитала. Но обаяние первого Бонапарта было так велико, что его почитатели объявили его наследником сына Наполена III и красавицы Евгении, тоже молодого красавца и блестящего английского офицера кавалерии принца Лулу, как ласково называли его родители, императором Франции Наполеоном IV. Но он не ступил даже на ступеньку трона, а, ущемленный безмерно скупой и не отличавшейся умом былой красавицей Евгенией, своей матерью, отправился на колониальную войну с зулусами как офицер английской кавалерии. По дешевке приобретенное для него скаредной матерью снаряжение подвело из-за своей ветхости, и в разгар боя лопнувшая подпруга передала принца Лулу в руки озверевших дикарей, его тело потом было даже трудно опознать. Третья империя Франции не состоялась, став жертвой колониальной политики. Раздел колоний между европейскими государствами был яблоком раздора, как и соревнование промышленников. Назревало всеобщее напряжение.

Так, пройдя своей страшной дорогой, СМЕРЧ завершился серебряным веком, трагедией Парижской коммуны и расцветом и торжеством капитализма. На смену шел XX век, как железный и кровавый, с невиданным размахом достижений прогресса, социальных потрясений и человеческих жертв. Предтечей его событий стал очередной французский президент, о котором говорили: «Пуанкаре — это война!»

Достижения и преступления

Охватит мир кровавая война.
За ней придет беда еще страшнее.
И никого не пощадит она.
Заморские войска спешат скорее.
Нострадамус. Центурии, IX,
Перевод Наза Веца

Новелла первая. Люди гибнут за металл

И запах лимона там станет отравой,
И ветер гнилой сгубит вражьи войска;
Удушье страшней даже раны кровавой.
Победа в отражении будет легка.
Нострадамус. Центурии, IV,
Перевод Наза Веца

В Мариинском императорском театре давали «Фауста» Гуно. В начале спектакля царская ложа была пуста. В ней сидел только один неряшливый, по-мужицки одетый человек с темной бородой. Это был Григорий Распутин. Царское семейство запаздывало.

Наконец появилась неприступно горделивая императрица Александра Федоровна под руку с полковником своей армии — самим императором. Позади шли их красавицы дочери Ольга, Татьяна и Анастасия. Дамы не успели вовремя переодеться для театра, задержались в госпитале, где все вместе, как простые сестры милосердия, ухаживали за ранеными, даже выносили за ними горшки.

А теперь нарядные, благоухающие, источая радость юности, вслед за величественной матерью девушки вошли в ложу, когда Шаляпин пел уже знаменитую арию Мефистофеля.

Его великолепный бас заполнял всю громаду театрального зала от кресел партера до переполненной студентами и курсистками галерки.

В начале второго куплета царь, подсел к Распутину императрица и дочери расположились рядом, а великий князь Дмитpий Павлович и князь Феликс Юсупов стояли за их спинами оба в щегольской офицерской форме.

С чисто шаляпинской выразительностью звучали строки:

Тот кумир — телец златой.
Он небо презирает.
Ни добра, ни зла не знает.
Не видит власти над собой.
По веленью «бога злата»
Край на край идет войной
И людская кровь рекой
По клинку течет булата.
Люди гибнут за металл!
Люди гибнут за металл!
Сатана там правит бал!
Там правит бал!
Сатана там правит бал!
Там правит бал!

Распутин наклонился к царю и заговорил:

— Федька-то наш нынче самого диавола представляет, врага рода человеческого. Сатаной в зал кричит: «Люди, мол, гибнут за металл!» А ведь и впрямь истинно. Гибнут русские мужики невесть за что либо в болотах немецких, либо в окопах на родной земле. И еще ведь что говорит-то, будто он правит нами. И взаправду сатана правит, как есть — правит. Так ведь ты, царь-батюшка, Россией правишь. Пошто дозволяешь им поперек правды народной идти, на убой людей гнать? Я еще перед тем, как война началась, из госпиталя Тобольского, когда монашка бешеная меня ножом пырнула, тебе телеграмму посылал. Христом Богом молил не зачинать войны этой проклятущей! Так ведь не дали тебе, сердечному, народ свой сберечь, к чужой выгоде поступать заставили. Так послушай теперь старца своего — кончай воевать, разом кончай, не медля. Германцы пойдут на мир с тобой. А союзники… им бы побольше русских людей уложить на наших полях, да свои карманы понабить при том. Ты послушай меня, дурака. Ведь правду мне видеть дано. Для того и при тебе нахожусь.

Царь делал вид, что слушает музыку, но глаза его на красивом лице с аккуратно подстриженной бородой бегали и едва ли видели сцену.

Акт кончился, и публика устремилась в фойе. Вышли и дамы из царской ложи, направляясь в дамскую комнату привести себя в порядок.

Гуляющие оглядывались, провожая их восхищенными взглядами.

Девушки под строгим надзором матери прихорашивались перед зеркалом, обмениваясь впечатлениями дня.

— Когда я слышу со сцены, что «люди гибнут за металл», меня мороз по коже продирает, я вспоминаю раненых, — говорила Татьяна, припудривая лицо.

— А я сегодня плакала вместе со своим солдатиком которому обе ноги отрезали, а у него в деревне семеро детей. Все спрашивает меня, кто их кормить будет? — призналась Анастасия.

— Нет ничего страшнее чужих страданий, — сказала Ольга. — Мне хотелось бы самой пострадать вместо тех, кто так мучается у меня на глазах. Маме же достались отравленные газами. Я бы не выдержала.

— Ради России нашей выдержать все надобно. Так Господь Бог велит и пастыри наши православные. Церкви ставят в память погибших, — набожно крестясь, произнесла Александра Федоровна.

— А я сама слышала, как старец наш, Григорий Ефимович, сказал: «Не строй церковь, пристрой сироту!»

— Перед мудростью Григория Ефимовича только преклоняться нам всем, — сказала Александра Федоровна. — И никто, кроме него, Алеше нашему помочь не может. Сегодня после встречи с ним он даже сам ходил без посторонней помощи.

— Истинно святой отец, — согласилась Татьяна.

— А какое про него говорят, слушать страшно, — заметила Ольга.

— А ты, старшая, не слушай сплетни враждебные, — строго заметила мать.

— А мы не верим! — воскликнула Анастасия. — Мы его сами видим и слышим. Слова худого не скажет, недаром папаша в дневник записали: «Все слушал бы и слушал его». Это про Григория Ефимовича. Мне папа сами показывали, — вполголоса сказала Анастасия.

38
{"b":"132393","o":1}