Советский Союз стал могущественной сверхдержавой, выведя первого человека в космос, достигая межконтинентальными ракетами в Тихом океане мест, равноудаленных Американскому континенту, раньше американцев взорвав первую термоядерную бомбу, накопив тысячи и тысячи термоядерных боевых головок. И «ястребам» их Пентагона пришлось отказаться от безумного плана одновременного уничтожения атомными бомбами ста советских городов, когда в один прекрасный день вдруг опустели людные улицы их городов, остановились бесчисленные автомашины, и все люди собрались у телеэкранов, с ужасом смотря сенсационный фильм «На другой день», где увидели свою возможную судьбу после ответного удара из Советского Союза.

Эту страну, быть может, многие ненавидели, но все боялись. Без помощи извне в ней свершилось не западногерманское чудо на американские деньги по плану Маршалла, а за счет лишений, труда и энтузиазма народа, вопреки разнузданному террору, восстановлена была разрушенная гитлеровским нашествием промышленность, наука и техника оказались передовыми и даже обгоняющими прославленную Америку.

Однако всякое величие имеет свою оборотную сторону.

Не забыты оказались тяжкие периоды не только Гражданской и Великой Отечественной войн, но и крутые репрессии сталинского периода, когда Берия и его подручные творили чудовищные преступления против лучших людей страны, когда единение всего многонационального народа достигалось цементирующим единообразием обязательного мышления. Неизбежно, как реакция на это, появились течения «шестидесятников» и более поздних из последователей, восставших против попрания общечеловеческих прав и свобод человека.

После разоблачения культа личности Сталина Хрущевым на XX партийном съезде с последовавшей за тем реабилитацией погибших или невинно брошенных в лагеря людей, после двадцатилетнего правления «добрым» Брежневым в Гулаге находилось уже не 1 300 000 человек, как при Сталине, а 1 800 000.

Диссидентское движение росло, породив новую волну русской эмиграции, боровшейся за рубежом. И в самом Советском Союзе назревали события грядущей ломки всего устоявшегося и казавшегося незыблемым.

К 1981 году страна, внешне могучая, вставала не только перед потенциальным противником Запада в «холодной войне», но и перед внутренним, быть может, более опасным противником, рожденным самим строем жизни. Светлую идею коммунизма уже проклинали только за то, что ею прикрывались негодяи, забывая о тех честных людях, которые пали за нее.

Но в Советском Союзе наступал заключительный период его существования, притом без какого-либо внешнего или ядерного вмешательства.

Наступил период последней стадии существования страны, строившей социализм в отдельно взятой стране, сверхдержавы, ядерный потенциал которой остался при ней, несмотря на все произошедшие изменения. В великой стране из угла противоречий сами родились те силы, которым суждено будет все изменить, как это и было предсказано в катренах Нострадамуса:

Но не надо думать, что на этом кончатся все тяготы народные…

Люба встала с постели первой, не накидывая халата, нагая, уселась на стуле перед уже проснувшимся Василием Николаевичем и, улыбнувшись ему, стала набирать номер его домашнего телефона.

— Я вас не разбудила? Это я — Люба. С добрым утром, дорогая Калерия Сергеевна, — щебетала она. — Я только что примчалась на работу, а Василий Николаевич со всеми вчера приглашенными до сих пор не выходили из кабинета, заседают. Дым в кабинете плотнее ваты. Не продохнешь. Хоть бы вы на него повлияли. Себя не жалеет. А машину за Мишей я уже послала.

Василий Николаевич с недовольным видом, завязывая галстук черед зеркалом, косился на свою голую секретаршу:

— Хоть бы прикрылась чем, — буркнул он. — Натурщица!..

— Я, Вася, сторонница свободных взглядов. «Долой стыд» — передовое течение, — потягиваясь и кладя телефонную трубку, вызывающе заявила она.

— Однако это не следует из марксистско-ленинского учения.

— Ах, боже мой! Я и не подумала! — засмеялась Люба. — Моя философия, Вася, вся в тебе и ради тебя. Сейчас наброшу хламиду поярче. Кофе пить будешь?

— Поздно уже. В кабинет подашь. Николай Мишу отвез, сейчас за мной приедет.

— Ты пройди в свой подъезд через подвальный переход.

— Знаю. Пользовался уже.

Калерия Сергеевна, проводив младшего сына в школу, пила кофе вместе со своей дочерью, хорошенькой Варварой, которая уже с утра успела позаботиться о своей внешности. Старший сын Иван после ночных гонок по улице на мотоцикле, конечно, спит. Его сейчас не добудишься.

Муж Калерии Сергеевны партийный работник. Сама она — руководитель женского движения в области. Не часто всей семьей садятся за стол. Вот и сейчас надо торопиться на работу. Калерия Сергеевна подошла к окну и, отдергивая занавески, взглянула на улицу. К дому подъехала машина Николая, отвезшего Мишу, а из своего подъезда, не подозревая, что за ним может наблюдать жена, вышел статный и солидный Василий Николаевич.

Калерия Сергеевна горько усмехнулась: «Не начал еще стареть, самец! Гоголем держится». Ей давно уже были известны все его хитрости. «Но сколько наглости у этой Любки! Звонит, будто она уже на работе, а сама сейчас выскочит из соседнего подъезда, подгадает, чтобы второй секретарь Бирюков, с которым она кокетничает, с собой захватил, шлюха!» «Мужики все — павианы, — продолжала она размышлять. — Это у них в природе, ради размножения с помощью многих самок. У французского короля Людовика XV особый министр был, ведающий метрессами. Стоит ли нарушать семейное благополучие из-за какой-то Любки-метрессы! Куда опаснее Варин роман с безусым молодчиком, который ни к чему не способен. Любовь? Какая там любовь! Не больше, чем запрограммированное природой влечение самца к податливой самке. Борьба за выживание вида. Спустя какое-то время по завершению природного задания наступит охлаждение. Таков весь животный мир. А человеческий требует еще условий для создания семьи. Терпели же французские королевы всяких «маркиз де Помпадур»!» — успокаивала она себя, спускаясь по лестнице.