— Ракетчик? — с живостью обернулся к Званцеву Павел Сергеевич.

— Нет, электромеханик. Хотел создать электропушку, да энергии в стране для нее не хватило, — пояснил Званцев.

— Энергия у нас будет. Химическая. Мощность, если подсчитать, у ракеты умопомрачительная.

— Он еще и сухопутные противотанковые электроторпеды придумал, — добавил академик. — Надеюсь, такой человек вас заинтересует.

— Такие ребята нам нужны, — глядя на Званцева, подтвердил Павел Сергеевич. — Вместе с ним будем создавать завтрашний день с требуемыми мощностями и далеким заглядом. Так ведь? Как ваше имя?

— Званцев. Или просто Саша.

— Так вот, Саша. Мы тут с Николаем Андреевичем спорим, сколько чертей можно разместить на острие булавки, а сами собираемся реактивный самолет создать. Очень нужен фронту.

— Да, — подтвердил Николай Андреевич. — И несмотря на слепую любовь Павла Сергеевича к тому, кто может нам дорогу открыть.

— Куда? Из вагона? — осторожно спросил Званцев.

Павел Сергеевич рассмеялся:

— Из вагона и прямо к звездам!

— А я про побег подумал, — признался Званцев.

Павел Сергеевич стал серьезным:

— А вот об этом и не думай. Не для того нас сюда запихнули, чтобы дать такой шанс. Дорога отсюда другая. Через формулу: «Объект — в воздух. Всем — воля!» Понимаешь?

— Группы конструкторские должны мы здесь создать для разработок по различным темам. На блатном языке «шабашками» их называют. Могу взять вас в группу ракетчиков. Цель — межконтинентальная ракета. Сперва надо модель ее запустить. И за это обещают свободу. А там и вашу идею осуществим. Идет?

— Я готов! — радостно воскликнул Званцев.

— Ну вот и вери найс, — подхватил академик. — Не зря мы с ним у зарешеченного окна встретились. Я тоже готов помочь, не как физик, как инженер.

— Ваши инженерные выдумки в легенды превратились, дорогой наш академик. Один с размаху остановленный маховик в лаборатории Резерфорда чего стоит! Невиданная доселе мощность! А о турбодетандере и говорить нечего.

Этим возникшим в арестантском вагоне «шабашкам» суждено было внести немалый вклад в развитие военной техники.

И когда с полигона в бескрайние степи с грохотом обрушившейся при ясном небе грозы поднялось вверх цилиндрическое тело модели «межконтиненталки», как между собой называли ее разработчики, а через некоторое время получено было сообщение о месте падения ракеты, создатели ее обрели обещанную свободу. Товарищ же Берия еще больше упрочил свое положение в Кремле, обвешав подручных орденами.

И снова Званцев вернулся было в родные Подлипки, где начинал по приказу Орджоникидзе свою эпопею с электропушкой и где теперь Павел Сергеевич, став Главным конструктором, на месте эвакуированного завода имени Калинина собрал мощный инженерный коллектив, который замахивался не только на другие континенты, но даже на космос.

Однако остаться работать в Подлипках Званцеву не пришлось. Как это уже раз случилось в тридцатых годах, когда к нему пришел молодой армянин с небольшой бородкой, предлагая объединить их усилия для создания электроорудия, и с тех пор их дружба с Андроником Гевондовичем Иосифьяном стала неразрывной, так и сейчас не смог Званцев не принять предложения друга и, распрощавшись с Павлом Сергеевичем, вернулся в созданный вместе с Иосифьяном в самое тяжелое время войны институт.

Профессор Иосифьян принял его с распростертыми объятиями, усадил в кресло в своем кабинете с расписным потолком.

— Я уже знаю все, — говорил он. — Оформить тебя здесь — пара пустяк. Кроме того, нарком помнит тебя и рад твоему возвращению, но…

— Что «но»? — насторожился Званцев.

— Пока тебя не было, все изменилось, Саша. Наши с тобой приемы работы теперь недопустимы. Всюду контроль — и сверху, и сбоку…

— Что значит «сбоку»?

— Парторганизация, с которой нельзя не считаться. А они помнят былую твою, да и мою партизанщину. Тебе хорошо, тебе не сидеть на закрытых партсобраниях, а мне каково? Партдисциплина!.. Так что начинай, действуй, но помни: теперь все не пара пустяк. — Второй раз объяснял это другу Иосифьян.

И Званцев начал действовать. Он сразу почувствовал путы на руках и ногах. Приказы его не выполнялись тотчас, а долгое время обсуждались, тяготила необходимость согласования любых решений с малокомпетентными, но партийными работниками.

С каждым днем все сильнее Званцев начинал чувствовать себя инородным телом в родном институте.

К нему по-прежнему приходили профессора, заведующие лабораториями, с ним совещались, но ему казалось, что поступать они будут по-своему.

Однажды Иосифьян позвал его к себе. Так бывало всегда, и Званцев менее всего подозревал, что ожидало его.

— Так вот, Саша. — начал Иосифьян. — Забирают тебя от меня, разлучают нас.

— Как так? — опешил Званцев.

— Передают тебе через меня вызов наверх, а со мной вроде согласовали, хотя мое мнение никого не интересовало. Вот посмотри, какое тебе дают назначение с производством в полковники.

— Как в полковники? Я же только инженер-майор. Через подполковника сразу?

— А военинженером, как ты, рядовой необученным, стал?

— По занимаемой должности.

— Вот и сейчас готовься. Получаешь важное назначение, а вместе с ним и звание полковника. Видимо, сразу отправишься на фронт. Снова «помпотехом», только теперь не комбата старшего лейтенанта Зимина, а маршала.

— На фронт всегда готов, но с чего ради такое повышение?

— Мы с тобой женский фактор не учли.

— Женский? Ничего не понимаю…

— А помнишь, мы возвращались в 41-м, 16 октября, в Москву, когда все уходили из нее? Девушки зенитной батареи сбили немецкого разведчика, и он, падая, взорвался…

— Помню. Мы еще говорили о девушках, выводивших аэростаты воздушного заграждения над бульваром…

— Вот, вот! Все в аккуратных, выглаженных гимнастерках, в сапожках, в заломленных пилотках. Твой Печников еще сказал, что они без промаха бьют и на войне, и в жизни и что сам он трижды подбит.

— И что же? При чем они теперь-то?

— А ты вспомни, как потом к тебе почти каждый день приезжала товарищ Голубцова, которую намечали к нам парторгом. Все знакомилась через тебя с нашей работой.

— Так ведь ее к нам не назначили.

— Назначили ректором престижного технического вуза. Приглянулся ей видно… твой стиль работы, не считающийся ни с какими ограничениями.

— Ты все загадками говоришь, Андроник.

— А ты знаешь, кто она такая?. Жена Маленкова, заместителя председателя Государственного Комитета Обороны! Вот такая пара пустяк, дорогой.

По прошествии нескольких дней Званцев, получив удостоверение уполномоченного ГКО при 26-й армии II Украинского фронта и облачившись в форму полковника, срочно выехал на фронт.

Так началась новая страница его жизни.

Вместе с передовыми частями III Украинского фронта вступал он в дымящийся Будапешт, участвовал во взятии Вены.

В Вене он предстал перед генералом Гагиным, который координировал действия всех уполномоченных ГКО при различных армиях.

26-я армия принадлежала II Украинскому фронту и должна была занять Австрийские Альпы в провинции Штирия, куда Званцеву и надлежало из Вены направиться.

— Вы, полковник, — наставлял генерал Гагин, статный красивый, воплощение военной интеллигентности, — должны обеспечить демонтаж и отправку в СССР оборудования находящихся в Штирии заводов в компенсацию того ущерба который нанесло нацистское нашествие нашей промышленности, разрушив наши заводы и уничтожив наше оборудование.

Званцев опешил. Он ничего не возразил генералу, но эта роль пришлась ему не по душе. Сражаться, разминировать, восстанавливать взорванные мосты и дороги он, как инженер, был готов. Но забирать оборудование с австрийских заводов, в то время как сама Австрия была аннексирована Гитлером во время аншлюсса, казалось Званцеву недостойным, хотя война есть война и разрушения, оставленные гитлеровцами в оккупированных районах его страны, бесспорны. И все же…