Определить степень эффективности подобных мероприятий для удержания фронта летом 1944 года не представляется возможным. Ясно одно, что группы армий «Центр» и «Южная Украина» в результате этого избежали бы тех катастроф, первая из которых, заключалась в том, что войска группы армий «Центр» были отброшены назад до границы Восточной Пруссии, а вторая — в том, что русские одним рывком продвинулись до Венгерской низменности.

Если предпосылка для катастроф, происшедших летом 1944 года, заключалась уже в решении удерживать фронт таким, каким он был весной этого года, то осуществлению русских замыслов способствовало и то. что немецкое верховное командование исходило из предвзятого мнения, что главный удар противника будет направлен против группы армий «Северная Украина» с целью отбросить ее к Карпатам и разорвать весь Восточный фронт. От этого предвзятого мнения командование не отказал ось даже тогда, когда в середине июня на участке группы армий «Центр» против дуги фронта от Бобруйска до Витебска стали заметны явные признаки развертывания крупных сил противника. Исправить эту ошибку в оценке сил противника было уже невозможно. Прежде чем удалось перебросить по железной дороге (нехватка горючего вынудила к использованию этого вида транспорта) достаточные силы из группы армий «Северная Украина» на участок группы армий «Центр», ее фронт, оборонять который ей было приказано, несмотря ни на что, был прорван в нескольких местах, поэтому из котлов в районе Бобруйска, а также восточное Минска и Витебска вышли лишь остатки 3-й танковой, 9-й и 4-й армий. Этот первый решающий успех русских нарушил и без того крайне неустойчивое равновесие. У всех остальных групп армий пришлось взять часть сил, чтобы уже на границе Восточной Пруссии, у Нарева и в среднем течении Вислы кое-как заполнить брешь шириной более 200 км. Теперь русским было легко прорвать в середине июля фронт группы армий «Северная Украина» и, отбросив ее к р. Сан и к Карпатам, нанести в конце августа сокрушительный удар группе армий «Южная Украина» так, что лишь остаткам ее сил удалось спастись бегством через Карпаты.

После того как это произошло, необходимо было задержать мощное наступление русских как можно дальше к востоку. Это значительно облегчило бы обстановку, особенно в начальной стадии русского наступления, если бы к тому же Гитлер принял постоянно предлагавшееся ему решение отвести группу армий «Север» за Западную Двину и за счет этого выкроить себе новые резервы. Это решение, однако, не было принято вначале из-за Финляндии, затем из соображений морской стратегии и, наконец, когда эти мотивы стали уже неубедительными ввиду потери Финского залива, просто из пустого упрямства Гитлера.

Летом 1944 года немецкому верховному командованию в последний раз представилась возможность, исходя из обстановки и соотношения сил, добиться определенных успехов в обороне на Восточном фронте, проявив достаточную гибкость в руководстве боевыми действиями своих войск,

Но после потерь, понесенных в летне-осенней кампании 1944 года, и после того, как союзникам удалось осуществить вторжение, предпосылок для успешного ведения даже оборонительных действий у немецкой армии не осталось совершенно. В течение последних девяти месяцев до капитуляции было сделано много оперативных ошибок, в результате которых пролилось много лишней крови. Общая обстановка на всех театрах войны приближалась к той, которая сложилась в начале июня 1940 года во Франции: в военном отношении она была непоправимой. Немцы уже не могли надеяться на такие критические моменты, которые потребовали бы принятия новых оперативных решений, ведущих к известному успеху. Вопрос о том, не лучше ли было бы ради усиления немецкой армии на Востоке отказаться от наступления в Арденнах, обреченного на неудачу из-за громоздкости своих оперативных задач, и перебросить использовавшиеся там силы на Восточный фронт, относится уже к области стратегии, то есть к вопросам, связанным с общим руководством войной.

Если рассматривать весь ход войны с точки зрения оперативного руководства на отдельных театрах, не принимая во внимание (по недостатку места) событий, происходивших после 1941 года на юге и западе, то становится совершенно очевидным, что все операции носили такой же характер, что и на востоке (слишком долгое удерживание позиций у Эль-Аламейна, отказ от эвакуации Туниса, неоправданно упорная оборона отдельных пунктов во время вторжения и т. д.).

Непреложные законы войны немецкое командование могло игнорировать до тех пор, пока оно опиралось на необычное превосходство в командном составе, вооружении и боевой подготовке, а также на многократное превосходство морально-боевого духа своей армии, которое оно умело искусно использовать. Когда же эти предпосылки постепенно отпали, война снова стала «нормальной».

Признать это Гитлер не хотел. Если в операциях первых лет войны большую роль играла смелость войск, о которой сам Клаузевиц говорит, что «на войне у смелости особые привилегии», что «сверх учета пространства, времени и сил надо накинуть несколько процентов и на нее»,[36] то с 1942 года появилась ложная смелость, которая, чтобы не выразиться еще более сильно, по словам Клаузевица, заключается в том, чтобы «дерзать против природы вещей, грубо нарушая законы вероятности».[37] Операции немецкой армии были в конце концов лишены всякой разумной основы, а руководящие ими лица были скованы в своих действиях. Поэтому они были заранее обречены на провал.

ЛИТЕРАТУРА

Grеinег Н., Die Oberste Wehrmachtfuhrung 1939–1943, Wiesbaden, Limes Verlag, 1951.

Paget R., Manstein, seine Feldzuge und sein ProzeB, Limes Verlag, Wiesbaden.

Plettenberg M., Guderian. Hintergrunde des deutschen Schicksals 1918–1945, ABC–Verlag, Dusseldorf.

Сегодня, когда наш разум с быстротой молнии постигает мировое пространство и его геополитическое, политическое и военное значение и связи, мы уже почти не представляем себе, каким узким был наш кругозор в продолжение десятилетий, предшествовавших второй мировой войне. Даже наша маленькая Европа вызывала у нас благоговение своими громадными, да что там, — бесконечными просторами. В то время как другие народы в течение целых столетий пытались покорить мир, мы, немцы, воевали внутри своих границ и наряду со многим другим теряли перспективу, теряли возможность предвидеть грядущее. В этом виновны не одни мы. Континентальное положение нашего народа, окруженного подчас враждебными ему державами, вынудило нас быть осторожными и ограничиваться концентрацией своих сил главным образом для защиты от Востока и Запада. Немецкие генералы, привыкшие смотреть в этом направлении, стали в ходе истории виртуозами ведения только континентальной войны. В этом ничто не изменилось даже тогда, когда развитие техники позволило нам создать мощный военно-морской флот и такую же авиацию.

Чем был для нас, немцев, Средиземноморский бассейн? Страной, куда мы мечтали совершить поездку; районом, где когда-то происходили величайшие исторические события; рынком сбыта да, может быть, такой областью, где можно найти союзников, которые могли бы обеспечить защиту границ Германии с юга.