Хотя психологическое воздействие на противника является столь же старым средством, как и сами войны, причем на более ранних ступенях развития оно заключалось главным образом в том, чтобы демонстрацией силы внушить противнику страх, а себе самому придать мужество (самая примитивная форма — воинственные крики диких), однако систематическое применение пропаганды как оружия впервые отмечено в мировой войне 1914–1918 годов. Германия была совершенно ошеломлена этим оружием, потому что, согласно немецкому мировоззрению, военный конфликт мог разрешаться только военными средствами. Член английского парламента Понсонби в своей книге «Ложь во время войны» говорит следующее:

«Применение оружия лжи в тех странах, где нет всеобщей воинской повинности, более необходимо, чем там, где мужчины призываются в армию автоматически».

Созданная осенью 1914 года военная служба информации имела вначале только одну задачу — собирать различного рода информацию о противнике. Трудность этой задачи заключалась в том, что союзники организовали блокаду Германии и не оставили почти ни одного канала для проникновения к ним материалов нашей пропаганды. Что же касается их пропаганды, то она почти беспрепятственно шла в Германию через немецкую прессу и в особенности через прессу нейтральных стран. В довершение всего германским офицерам службы информации было строго-настрого запрещено «заниматься политикой». А когда случаи нарушения этого приказа стали учащаться, то в августе 1917 года появилось следующее распоряжение:

«Поскольку офицеры отдела информации могут заниматься политическими вопросами в служебном порядке, они должны ограничиваться только выполнением данных им приказов. Самостоятельная политическая деятельность офицеров должна немедленно пресекаться вышестоящими начальниками, о чем следует каждый раз сообщать начальнику отдела информации».[143]

Это мероприятие вполне соответствовало традициям офицерского корпуса держаться вдали от всяких политических вопросов, но в сущности именно оно стало причиной того, что впоследствии наши офицеры оказывались абсолютно неосведомленными и не могли правильно оценить влияние политических событий на ход войны. И поскольку занимавшиеся этим органы не имели возможности сделать общий вывод о значении пропаганды для войны, то противник был застрахован от проникновения нашей пропаганды в его ряды. Сбрасывавшиеся с самолетов в конце войны немецкие листовки были весьма малочисленны и буквально тонули в огромной массе листовок, распространявшихся противником. Непонимание руководящими немецкими органами значения политической пропаганды в военное время было настолько глубоким, что управление разведывательной службы министерства иностранных дел совершенно серьезно решило привлечь на совещания по вопросу о влиянии пропаганды противника на солдат врача-психиатра, который в качестве эксперта должен был на основании анализа материалов пропаганды противника «доказать» его ненормальное душевное состояние.[144]

Пропаганда, направленная против Германии, осуществлялась противником, во-первых, в форме фронтовой пропаганды, то есть в виде миллионов листовок, обращенных к немецким солдатам (через солдат листовки проникали и на территорию Германии), во-вторых, в форме кампании, развернутой в прессе, которая благодаря своей организации и методам психологического воздействия доносила свои идеи до самых отдаленных уголков света. Идейным руководителем пропаганды этого рода начиная с февраля 1918 года являлся Лорд Нортклифф. Он объединил различные существовавшие до тех пор самостоятельно органы пропаганды и превратил их в один из важнейших инструментов войны. Ллойд Джордж писал ему после заключения перемирия следующее: «Я хотел бы заверить Вас в том, что я бесконечно благодарен Вам за те большие услуги, которые Вы за время Вашей службы оказали нашему общему делу. У меня есть много прямых доказательств успеха Вашей неоценимой работы, немало способствовавшей поражению противника».

Уже упомянутый нами Артур Понсонби также заявляет в своей книге, что официальная британская пропаганда под руководством Нортклиффа работала исключительно успешно. Метод англичан, заключавшийся в сбрасывании с самолетов миллионов листовок, превосходил все, что мы могли им противопоставить. В книге «The Secrets of Crewe House» дано описание деятельности нашей пропаганды. Правда, часто встречающееся в ней заверение об «истинности приведенных фактов» не совсем вяжется с описанием подложных писем, фальшивых заголовков и сфабрикованных переплетов, которыми мы пользовались в целях пропаганды.

История пропаганды в первой мировой войне является прежде всего историей пропаганды ужасов. Именно с этого времени пропаганда становится чем-то вроде позорного клейма, налагаемого на противника; она завоевывает себе в широких кругах весьма дурную славу, которая до некоторой степени и объясняет ее успехи и неуспехи во время второй мировой войны. Двух десятилетий, прошедших со дня окончания первой мировой войны, оказалось недостаточно, чтобы забыть о пропаганде ужасов и этим освободить пропаганду военного времени от ее основного зла — лжи. Многие противники министра пропаганды Геббельса признавали за ним определенный пропагандистский талант, но нет никакого сомнения, что при существовавшем в ту пору положении вещей и при наличии богатого опыта пропаганды, извлеченного из первой мировой войны, сделать немецкий народ невосприимчивым к пропаганде противника мог и гораздо менее талантливый человек. Стоило только напомнить немцам об опасности пропаганды ужасов, о лорде Нортклиффе и о его методах. К тому же из памяти многих немцев, переживших первую мировую войну, все эти «ужасы» еще далеко не изгладились. В Германии не было ни одних курсов для пропагандистов и агитаторов, на которых ложь пропаганды противника не разоблачалась бы на основании устаревших уже приемов борьбы с пропагандой ужасов. Разоблачение вражеской пропаганды становилось предметом политических занятий в школах, а редакции газет и журналов были буквально завалены этими материалами.

По сути дела пропаганда ужасов не являлась уже настоящей пропагандой. «Факты», которыми она оперировала, представляли собой выдумки самого дурного пошиба. В массовой литературе еще в двадцатых годах были разоблачены наиболее известные факты лжи и вскрыты их корни. Ложь об отрубленных детских руках в самых различных версиях обошла всю мировую прессу. Даже в 1927 году эту ложь еще можно было встретить на страницах лотарингских школьных учебников, а в 1946 году ее приводил в качестве примера на Нюрнбергском процессе защитник радиокомментатора Ганса Фриче.[145] Тысячи граждан со всех концов мира заявляли тогда о своей готовности усыновить изувеченных детей, и даже сам римский папа обещал выразить протест германскому правительству, если ему будут предъявлены неопровержимые данные. В своей книге «Diary of the World War» американский полковник Репингтон впоследствии отметил, что из всех этих случаев «не доказан ни один».

Огромную убедительную силу имела и легенда о «распятии канадца», и рассчитанная на католиков ложь о насилиях над монашками, и так называемые «показания свидетелей» о муках католических священников, которых якобы подвешивали к колоколам. Однако ни одно из этих обвинений, предъявленных Германии и распространенных пропагандой противника по всему миру, впоследствии не было доказано.