Да, я действительно была в объятьях, которые нельзя спутать ни с чем на свете, потому что это объятья Итима. Может быть, именно из-за них мне вдруг захотелось посмотреть в его глаза, по-детски задать ему тысячу вопросов, а потом увидеть, как он с улыбкой — да пусть даже без
— отвечает на них.
О-о-о! Как мне хочется, чтобы он ответил!.. Как мне хочется спросить!..
Но вместо всего этого я, как любой нормальный — ха-ха — человек, только что пришедший в себя, огляделась.
Мы сидели под иссиня-чёрным небом на деревянной скамейке, расположенной рядом с одним из подъездов дома Ким. Фонари горели на удивление ярко, а позади меня и впереди, через асфальтированную дорожку, пестрели клумбы цветов. Мальвы, ноготки, флоксии, маттиолы — это всё, что я могла припомнить. Будь здесь Джо, он бы назвал все присутствующие здесь цветы и даже припомнил их латинские названия вкупе с названиями порхающих здесь ночных бабочек.
Джо — он ботанику любит, не то, что я. Я вообще мало что люблю, потому что всё, что я когда-то любила, у меня забрали. Этого больше нет…
И Джо здесь тоже нет. Есть я, Итим, сидящий рядом со мной, Эдуард, устроившийся на каменном крыльце подъезда, и Жаниль, что в таких же, как у меня, джинсовых шортах и чёрной футболке сидит просто на асфальте.
… Плеск… Вода. Где-то бежит ручей…
Это здесь-то?!
Я не без труда обернулась и увидела чёрный поливной шланг, который заливал одну несчастную мальву. Вода давно уже выбралась за пределы клумбы и теперь расползалась по асфальту лужами. От одной из них отходили поспешные следы в сторону дома. Видимо, мы спугнули какую-то ночную бабку-огородницу. Чудаков на свете много.
Но какое мне до них дело? Я же так хотела…
Губы Итима ласково коснулись моего виска, отбивая у меня желание что-либо спрашивать. Просто из этого прикосновения я поняла, что слова приведут к ссоре, а мне не хотелось ругаться и уходить из объятий черноволосого оборотня.
Как-нибудь потом, когда уже нечего будет терять. Потом… Страшно подумать, что будут времена, когда я останусь без ничего и смогу задать вопрос…
Но и это будет потом. Не раньше.
Прильнув к Итиму как можно теснее, я встретила насмешливый взгляд белокурого парня. Излишним будет говорить, что это полностью привело меня в чувства, и что я напряглась, приготовившись отвоёвывать право на итимовы объятья…
Но Эдуард, встряхнув отмытыми от геля волосами, произнёс совсем другое:
— Вот это денёк сегодня! Ты меня поражаешь с каждым днём всё больше и больше, детка Браун. Мы же драться собрались, а не предаваться этим весьма интересным играм.
Я его слов не поняла, а хотелось. Дьявольски хотелось. Но я не успела и рта открыть, как заговорила Ким.
— Вот Король Рыжих-то удивился, — заметила она и отмахнулась от какой-то бурой ночной бабочки.
— Верно, — сосредоточенно произнёс белоголовый парень, рассматривая рваные дыры на своих старых и изрядно потёртых голубых джинсах. — Вроде всё нормально, едем драться…
И вдруг трое оборотней взорвались громким, весёлым, не лишённым истеричной нотки хохотом. Так внезапно, что я вздрогнула от неожиданности.
Но, по крайней мере, они знали, над чем хохочут. Не знала я, поэтому у меня возникло ощущение… отчуждённости что ли. Я почувствовала себя не в своей тарелке без особо видимых причин, да ещё и никто не собирался мне объяснять, что произошло. А в школе мы такого не проходили. Увы.
Первым перестал смеяться Эдуард. Даже скорее не перестал: его смех резко пресёкся, а беззаботная улыбка на красивом лице разбилась вдребезги и из-под её осколков выступила нездоровая бледность.
— Ты что, собственную смерть увидел? — ядовито осведомилась я, но тут перестали смеяться и Ким, и Итим. Непонятно только, то ли из-за своего Принца, то ли я что-то не то ляпнула…
— Ребят, да что вообще стряслось-то? — глядя на их серьёзные лица, я не выдержала. — Вы чего как один побледнели?!
— Это… — договорить белокурый парень не успел: его вырвало на флоксии.
— Началось… — еле слышно выдохнул Итим, но я, не обратив на это внимания, тупо уставилась на Эдуарда. И если раньше я ещё хоть что-то понимала или догадывалась, то сейчас — нет. Понимала я одно: просто так плохо не становится. Не становится плохо и вот с такой вот скоростью, особенно если учесть, что минуту назад человек — ну ладно, не совсем — хохотал во всю глотку.
… Однако на этом дело, как оказалось, не закончилось… Впрочем, по порядку…
Я ещё сильнее вжалась в Итима, и он обнял меня. Внутри меня всё беззвучно кричало, а может, это страх напополам с изумлением оказывал на меня такое действие?
Не знаю. И в данный момент совсем не это хочу знать.
Эдуарда всё ещё рвало. Сначала остатками еды, которую он, видимо, съел на банкете. Потом желчью. А после его тело выгнулось в мучительном спазме, и изо рта и носа у него сплошным потоком хлынула алая кровь.
Мне пришлось приложить усилия, чтобы не отвернуться: зрелище было далеко не из приятных. Я его видела — да, но по-прежнему не понимала, что происходит.
Как это может быть?! Как?! Как?! КАК?!!
Мозг лихорадочно работал, ища ответы, по-крайней мере, так мне казалось. Но даже так я не могла найти даже мало-мальски правдоподобного объяснения тому, что здесь творится. Теперь это приводило меня больше в ужас, чем в изумление, ведь никогда и нигде я не читала, не слышала ни о чём подобном.
Я не знала, что это. А оттого — боялась.
Ведь справедливо бояться того, чего не знаешь, правда?
Подтянув к себе ноги и устроив их на шероховатых досках скамейки, я, всё ещё не отрывая глаз от Эдуарда, прошептала:
— Итим, что происходит?
Голос прозвучал как у испуганной первоклассницы, но я едва ли это заметила. Я заметила только то, что черноволосый оборотень уклонился от ответа, только поцеловал меня в уголок губ и ответил:
— Не бойся, всё будет хорошо.
Он хотел меня подбодрить, и у него не вышло: в его простых, на первый взгляд, словах я услышала какой-то другой смысл. Словно то, чего не надо бояться, только впереди. Очень походило на случай, когда успокаивают ребёнка перед визитом к стоматологу.
Значит, и здесь стоматолог только впереди?
Боюсь, что так.
Поцелуй оборотня тлел на моей коже, а я, не чувствуя этого, во все глаза смотрела на Эдуарда. Кровь, густая, чёрная в ночи кровь текла у него по подбородку, а он всё стоял на четвереньках, пытаясь отдышаться. Воздух быстро, громко, с пронзительным свистом входил в его лёгкие и так же выходил наружу, спина вздымалась и опускалась, а глаза…
Впервые в жизни я ощутила по отношению к Эдуарду что-то, отдалённо похожее на жалость.
Глаза белокурого парня были покрыты белой мутью, и в них угадывалась БОЛЬ. Слишком сильная, слишком адская, чтобы называться просто болью.
Я ощутила, как Итим напрягся и посмотрел на бледно-зелёную Ким.
— Сиди, — пробормотала та. — Я сама дам ему кровь.
Что-о-о?!!
Я уставилась на подругу пятикопеечными глазами. Да что же здесь, чёрт подери, происходит?!!
Смотри, и увидишь.
Очень смешно, шизофрения!
Шатаясь, русоволосая девушка с трудом поднялась на ноги и тут же в бессилье рухнула на асфальт, разбив колени. Почти бессознательно я рванулась было помочь ей, но Итим удержал меня на месте и шепнул только: «Не вмешивайся!». Сложно было ему подчиниться — да и не подчиниться тоже — но я заставила себя сидеть и просто, бездумно смотреть.
Первая неудача не отчаяла Ким. Откинув заплетённые французской косой волосы за спину, она грациозно, точно кошка, поползла к своему Принцу, и я с тихим вздохом заметила, как её изящные ноготки переросли в когти. Она должна дать ему кровь. Зачем?.. Господи, я надеюсь, она не будет резать себе жилы…
И она не стала.
Изящно стянув с себя футболку, под которой, к слову, ничего не было, девушка полоснула когтями кожу над левой грудью, там, где сердце. Кровь, огибая остренький сосок, чёрными ручейками побежала вниз, по животу и стала впитываться в шорты.
