— Мне подобрать и съесть? — приподнял брови четверть-оборотень. Я преспокойно кивнула и тот час же пожалела об этом: губы Эдуарда расцвели самой настоящей дьявольской улыбкой, и он, внешне расслабленный, неспешно и чуточку развалисто направился ко мне. Чёрт, чёрт, чёрт!!! Ну кто меня за язык дёргал?!

— Что-то не хочется мне её есть, — промурлыкал белокурый парень. — Зато хочется съесть знаешь, кого?

Знаю.

Я отступила на несколько шагов назад.

Чёрт бы тебя подрал, знаю. Но знал бы ты, как я не хочу, чтобы ты меня ещё хоть раз коснулся! Знал бы ты, как мне это противно!.. О, и если бы ты это узнал, то рассмеялся от души: на какие ухищрения идёт гордячка Кейни Браун, чтобы выиграть спор!.. Что ж, мы ещё посмотрим, как его попытаешься выиграть ты. А ведь ты тоже попытаешься, я это точно знаю.

… Когда я очутилась в объятиях Эдуарда, мир закружился вокруг меня размытой каруселью, а ветер, подхватив волосы, рассыпал их по воздуху. Звёздное небо над моей головой тоже летело по одному бесконечному кругу… Впрочем, нет. Всё было на своих местах, кроме меня, которую легко кружил белокурый парень. Знаете, я надеялась, что всё окончится именно таким вот безобидным детским баловством. Господи, спасибо тебе за это! И почему я ни у кого не узнала, что позволяет себе четверть-оборотень на первом свидании?

Стоп! Свидании?!! У нас с ним что, свидание?!!

Проснулась, мать твою так. Доброе утро, Кейни!

А чёрт!!!

— У тебя такая нежная кожа, — остановившись, шепнул четверть-оборотень и поцеловал моё плечо.

— Ты говоришь это каждой девушке, с которой гуляешь? — как бы невзначай спросила я у него. И знаете, вопрос его обескуражил. А что я такого сказала?

Ну да, и впрямь! Взять бы твой язык, Кейни, и половину от него откромсать. Тебе б легче жить стало.

Ага, а вторую половину как? Скормить голодающим детям в Африке?

Да хоть так.

Ну, если они дадут мне лекарство от шизофрении…

— А ты умная девочка, Лэй, — пристально глядя в мои глаза, медленно начал Эдуард и поставил меня на землю. — Если я скажу „нет“, ты мне не поверишь. А если я скажу „да“, это будет как-то… — он дёрнул щекой.

— Я выбираю „да“.

— Говорю каждой, — белокурый парень непринуждённо поднял руки. — Всё, сдаюсь!

Последнее слово заставило меня вздрогнуть: давненько я мечтала услышать его из эдуардовых уст! С тех пор, наверное, как впервые подралась с ним в Кругу Поединков. Это было на самом деле почти три года назад, но как по мне — вечность. Потому что в этой вечности утонуло столько напрасных трудов и попыток! Сколько я упражнялась, училась, тренировалась и отрабатывала навыки… И вот, стоило мне натянуть на свою худощавую фигурку платье — и всё? Он уже сдаётся?

Сдаётся. Как и любой другой девчонке. Теперь я понимаю, что они сходят по нему с ума оттого, что он даёт им почувствовать над собою власть. Какую-то элементарную, наигранную, примитивную, поверхностную, но всё-таки власть. И с удовольствием подчиняясь их мелким капризам, он твёрдо держит в руках нити своих марионеток, не позволяя им заходить слишком далеко. Это странно, это удивительно, но это так. Поэтому, не обольщайся, Кейни. Просто не обольщайся. Игра ещё не закончена, а до рассвета далеко.

Но он сказал „сдаюсь“. Я должна сказать: „Руки за голову, лицом к стене и без грязных шуточек“?

— Действительно сдаёшься? — я неожиданно сама шагнула к Эдуарду и коснулась пальцами его губ. На какое-то мгновенье мне показалось, что они не произносили такого. Что это была просто диковинная иллюзия.

Ага, про сон сказать, как про не сон, а про не сон сказать, как про сон.

— Да, сдаюсь, — шепнул несколько удивлённо белокурый парень и, взяв мою руку в свою, поцеловал мои синие от холода пальчики. Чёрт, я начинаю опять мёрзнуть, а он и впрямь сказал это разнесчастное „Сдаюсь“.

„Алиса со всех ног побежала за Белым Кроликом, который смотрел на огромный карманные часы и восклицал: „О боже, о боже, о боже! Я опаздываю! Герцогиня будет в ярости!“.

Вроде бы и отрывок из детской книги, а как трогательно!

Я улыбалась. Я напомню Эдуарду все его слова при первом же удобном случае. Тогда, когда он будет меньше всего этого ожидать. Подло? Но человек человеку волк. Или четверть-оборотень человеку тигр? Но я тоже совсем не…

— Только тогда… не как сейчас, — неожиданно признался белокурый парень, прижимаясь щекой к моей ладони, и посмотрел мне в глаза.

— Что? — я его, честно говоря, не поняла.

— Сейчас я говорю искренно.

— Да ну! — я рассмеялась так, чтобы это не оказалось издевательским хохотом. Один раз я уже чуть не оттолкнула от себя Эдуарда насовсем, тогда ещё, в баре. Второй раз мне что-то рисковать не хочется. Тем более, у меня что-то да выходит.

— Честное слово, Лэй, — с какой-то невероятной серьёзностью произнёс Эдуард. — И это меня пугает.

Я сумела пересилить себя и обнять белокурого парня только для того, чтобы скрыть гримасу торжества на своём лице. Мне очень хотелось шепнуть ему: „Меня тоже“: как-то всё просто выходит.

Яркий свет фонарей, витрин, пёстрые вывески, рекламные щиты, толпы разнообразнейших людей… Как я насмотрелась на всё это за сегодняшнюю ночь! Музыка улиц смешалась для меня со смехом и болтовнёй прохожих в один неразрывный гул. А это значит, что я потихоньку начинаю уставать…

Мы обошли, наверное, половину Чёрных Кварталов, когда мои ноги объявили бойкот, и я, споткнувшись, поняла, что больше не могу идти. Впрочем, проблема оказалась вполне решаемой. Стянув босоножки, я свободно пошла босиком, наплевав на возражения Эдуарда: мне ещё не хватало, чтоб он меня на руках таскал. Что я потом буду делать с манией величия?

Засовывать подальше в… Ладно.

По дороге мы разговаривали. Сначала о том, что видели: о вампирах, об оборотнях, людях. Потом белокурый парень начал рассказывать о Круге Поединков (меня, гадёныш, стервой помянул, хотя я сама выбрала эту тему), о нашей выпускной группе. Всё это я знала, но…

Но признаюсь честно: четверть-оборотня было интересно слушать. Просто слушать то, о чём он говорит. Он смотрел на мир как-то по-другому, не разделяя его на добро и зло, не делая между ними грани. Если для кого-то было чёрное и было белое, то для Эдуарда существовал лишь серый цвет. Цвет нейтрала. Я пыталась с ним спорить, но потом поняла, что против его природы не попрёшь. Он был отчасти человеком (белое), а отчасти — оборотнем (чёрное). Поэтому результат оказался цвета пасмурного неба. Признаю, я не философ, но я пыталась понять его взгляды на жизнь. И оказалось, что жизнь для него как… как губка, пропитанная смертью. То есть, что-то среднее.

— Смерть? — переспросил белокурый парень, обнимая меня за плечи. — А что ты подразумеваешь под смертью? Антоним, противоположность жизни? Но жизнь — это особая форма существования материи, при которой происходит рост, развитие, размножение и обмен веществ. Посмотри на вампиров, обладают ли они такими свойствами?

— Нет, — призналась я.

— Но в то же время назвать их мёртвыми тоже не получается, не так ли?

— Так.

— Поэтому однозначного понятия смерть не имеет. О каком именно ты спрашиваешь? — посмотрел мне в глаза Эдуард.

— О том, что будет, если тебе или мне пустят в висок пулю, — м-да, худших слов я, наверное, придумать не могла.

— Биологическая смерть, — понимающе кивнул четверть-оборотень. — Что ты хочешь услышать? Формулировку?

— Как ты к ней относишься?

— Милая моя! — рассмеялся белокурый парень и поцеловал меня в висок. — Я к смерти никак не отношусь, я отношусь только к разряду живых полукровок!

Улыбнувшись, я промолчала: сказывалась усталость. Всё, мне это надоело! Хочу домой! Хочу принять душ и упасть в постель, где меня ждёт Тэдди и… сворка маленьких кошмаров.

По моей спине прошёл холодок, стоило только вспомнить то кровавое озеро…

Нет, так дело не пойдёт. Просматривать кошмары и участвовать в них