– Понятно, – сказала я.

– Надеюсь, Юлечка Владиславовна, вы не станете сообщать вашим знакомым из органов о местонахождении Карена Мартиросяна? Не нужно разбивать сердце моей сестры. Если она совершит очередную попытку самоубийства, это будет на вашей совести!

– Не собираюсь я никому ничего сообщать. Только я, если честно, не доверяла бы этому Карену Мартиросяну.

– Таки конечно, – кивнул адвокат. – Человек горячий, восточный. Сейчас любовь, через минуту: «Зарэжу!» Софочку спасать надо. Юленька, какие у вас идеи на этот счет? Если отбросить вариант сдачи Карена органам… Куда бы его отправить, причем так, чтобы Софочка не резала себе вены? И так, чтобы Карен забыл о спасении Левочки? Чем бы его занять?

По-моему, ответ был один: натравить Карена Мартиросяна на Саида, падлу. Он же ради кровника побег совершил! Вот только вопрос: где взять Саида? Я, признаться, в жизни его не видела и не представляла, чем он занимается, кроме вырезания армянских семей.

– Юленька, а вы не могли бы поинтересоваться этим вопросом у ваших знакомых из органов? Ведь они же получили ориентировку на Карена? Вам об этом сказали? Ваш интерес будет вполне естественным. Вы еще и репортажик можете сделать. С моей стороны – любые комментарии! Что попросите, то и скажу в камеру. И Яков Соломонович, я уверен, тоже интервью даст – о том, как он зря пострадал за Саида. Но цель вы поняли? Нужен Саид, падла!

– Может, Яков Соломонович заявит, что хотел бы с Саидом лично познакомиться? Из-за кого ему морду били? И желает изменить внешность, чтобы ни в коей мере не быть на Саида похожим, даже без бороды и усов.

– Как вам угодно – скажу, Юлечка Владиславовна, – кивнул Яков Соломонович. – Можете хоть сейчас оператора приглашать.

Я ответила, что вначале должна поговорить со знакомыми сотрудниками. Может, Саид, падла, и не скрывается? Я что-то не слышала, чтобы его объявили в розыск хотя бы в одной стране.

– Но если он вырезал… – открыл рот Яков Соломонович.

– А вы уверены, что это он? Если Карен был объявлен в розыск в семи странах, наверное, у него немало врагов. И не совершал он в этих странах просто кражи из супермаркетов. И вообще, на самом ли деле у него всех детей вырезали?

– И его ли это были дети, – смеясь, добавил Зиновий Яковлевич. – Так мы рассчитываем на вас, Юленька?

– Рассчитывайте, – кивнула я. – Что смогу, узнаю. Потом решим, что вы перед камерой наговорите.

Затем я поинтересовалась делом Левочки. Зиновий Яковлевич вздохнул, выражая этим вздохом многовековую скорбь еврейского народа.

– Пока в «Крестах», – с грустью сообщил он. – И даже под подписку его не выдернуть.

– Теперь передачки придется мне носить, – вздохнул и Яков Соломонович. – У Софочки – любовь!

– Но единственный сын… – попыталась заметить я.

– Может, Карен денег даст на подкуп контролеров? – подал идею Зиновий Яковлевич. – Яш, ты спроси у него. Или Софочке скажи. По телефону. Я договорюсь, как передать. Не ты же, Яша, Карена содержать должен? Пусть платит Софочке за постой. И тебе за квартиру.

– Что говорит Лева? Рита успела ему что-то сказать перед смертью?

Зиновий Яковлевич опять вздохнул.

– То ли Левочка тогда плохо соображал…

– Конечно, плохо соображал, – вставил Яков Соломонович. – В том, что касается женщин, Левочка всегда плохо соображает. Как Софочка в том, что касается мужчин.

– Или Рита уже не совсем адекватно…

– Разве нормальная женщина когда-нибудь займется борьбой? – воскликнул Яков Соломонович. – Хотя о мертвых или хорошо, или… Царство ей небесное.

– В общем, Рита сказала что-то типа: «Он триедин, я его узнала. Это точно был он. Он явил себя в трех лицах». Левочка очень хорошо запомнил про триединство. Его это слово поразило. Он никак не мог ассоциировать с Ритой ничего божественного.

Я от удивления открыла рот.

– Юлечка Владиславовна, а вы никогда не задумывались, почему Бог являет себя именно таким образом? – спросил меня Яков Соломонович.

«Только теологических диспутов нам еще не хватало», – подумала я.

А Якова Соломоновича понесло. Оказалось, он давно думал, почему вопрос триединства сложно понять?

Я никогда раньше не задумывалась на тему триединства, от других проблем голова пухнет. Но тут спросила у Якова Соломоновича, почему же все-таки Господь выбрал такой путь представить себя людям.

– По одной простой причине, – сказал Яков Соломонович и хлопнул очередную рюмку водки. Оценив объем выпитого Яковом Соломоновичем только в моем присутствии (бутылка была практически пуста, а адвокат пил вино), я поняла, почему дядя Левочки ударился в религию. Кого куда несет после водочки. Господь не хочет, чтобы люди понимали суть триединства. Это тайна.

И еще я подумала, что кто-то мирской тоже не хочет, чтобы окружающие его люди понимали его тайну.

– Здравствуйте, – вежливо сказал невзрачный сухощавый мужик чуть выше среднего роста, лет тридцати пяти на вид.

Хозяин вопросительно посмотрел на вошедшего. Сесть не предложил. Руки не подал.

Посетитель сообщил, что его прислала женщина.

– А… артист, значит, – кивнул хозяин. – И давно ты у нее трудишься?

– Ну… – неопределенно протянул ничем не примечательный мужик.

– Что ж, каждый зарабатывает на жизнь, как умеет. Все артисты сейчас стараются получше пристроиться. Кто в рекламе снимается, кто в шоу всяких-разных участвует… Хочешь жить – умей вертеться.

Хозяин стал очень серьезным.

– Мне сказали: ты умеешь здорово изменять внешность. Продемонстрируй.

И хозяин вызвал по селектору своего заместителя – чтобы тот тоже взглянул на артиста.

Хозяин с заместителем остались довольны увиденным.

– Значит, раза по три за вечер вполне сможешь выйти, – сделал вывод хозяин. – Отлично. По клиенту от твоей постоянной работодательницы, по два от нас. Заявки уже есть.

Лариса Александровна предупредила Ольгу, что она работает в пятницу – весь вечер и, возможно, всю ночь. Две другие девушки, которых Веселко знала только как инструкторш, в четверг проводили ее в отсек, именовавшийся «бизнес-центром». Перед входом дежурили накачанные мальчики, но, узнав штатных сотрудниц, молча пропустили их внутрь.

Ольга оказалась в огромном овальном зале со светлыми стенами. Окна закрывали бежевые горизонтальные жалюзи, по стенам, на некотором расстоянии друг от друга, шли мягкие диванчики и низкие журнальные столики. Между диванчиками стояли напольные лампы с регуляторами света: включаешь розовый – и зал окрашивается в розовые тона, включаешь голубой – в голубые. При обычном же освещении становилось понятно: комната отделана в бежевых тонах.

У одной из стен возвышалась стойка бара, заполненного, казалось, всеми возможными напитками. Такого разнообразия Ольге не доводилось видеть нигде. Коньяк, виски, водка, джин, текила, шампанское, ликеры, вина… Там были высокие и пузатые бутылки, крохотные, чуть больше наперстка, рюмки и огромные бокалы, салфетки всех цветов радуги, маленькие и большие тарелки… И это не говоря о холодильнике, микроволновой печи, гриле, миксере, спрятанных от глаз клиентов.

– Ты когда-нибудь работала официанткой? – спросила Наташа, одна из коллег Ольги по выжиманию седьмого пота из клиентов на тренажерах.

Веселко покачала головой.

– Значит, за сегодняшний вечер должна научиться ходить с подносом. На каблуках, естественно.

– Разливать будет барменша: она точно знает, что с чем смешивать и в каких пропорциях, – добавила Агнесса. – Тебе нужно будет только доставить напиток адресату.

– Туфли взяла с собой, как велели? – спросила Наташа.

Ольга кивнула.

– Надевай. И поехали. Сейчас все покажем.

Они тренировались часа полтора, пока, по мнению Наташи и Агнессы, Ольга не усвоила азы, затем разучили «танец с подносами», который предстояло исполнить перед клиентами.

– Наш фирменный, – пояснила Агнесса.