Андрей почесал в затылке. Я же перевела разговор на немца. Сан Саныч обещал мне свидание на завтра. Велел позвонить ему с утра.

– Но почему вы его все-таки держите? – спросила я. – У вас же против него могут быть только косвенные улики. Вы можете мне сказать, что там накопали частные детективы, нанятые Костей Неандертальцем?

А накопали они свидетелей, которые видели немца у дома Ящера, где также проживала и убитая Тамара, причем как раз в тот временной промежуток, на который патологоанатом определил время смерти модели и сожительницы Ящера.

– Одного? – уточнила я.

Сан Саныч с Андреем кивнули.

– У немца внешность-то вроде запоминающаяся. И выделяется он выражением лица среди наших граждан. И пятеро свидетелей, Юля. Пятеро!

– Кто-нибудь видел, как он входил в квартиру или выходил из нее?

– Это – нет. Видели, как он входил в подъезд и покидал его.

– В квартире нашли хоть один отпечаток пальца немца?

– Нет. Но там все отпечатки были тщательно стерты.

– А Отто Дитрих что? Он что-то сказал?

Барон, слава богу, молчал и требовал адвоката, консула и меня.

Я закрыла глаза, призадумавшись. А что, если Иван Захарович ошибся? Могло быть такое? Или его кто-то ввел в заблуждение? Или Костя Неандерталец по каким-то причинам, ну, пусть для подкрепления своего весьма своеобразного имиджа, взял на себя (не при общении с органами, конечно) убийство Тамары, когда его на самом деле совершил немец. В припадке ревности. Кто у него там в роду имелся? Тевтонские рыцари? Крестоносцы? Приближенные фюрера? Ну и взыграла кровь? Плюс экстремальные условия для немца – Россия. И мало ли что Тамара ему могла ляпнуть? Отвыкла она с иностранцами общаться за то время, что жила с Ящером. Мужик отечественный и мужик немецкий – это две большие разницы, как говорят в одном известном городе в третьем государстве. Немец же все буквально понимает, да и русский язык он знает далеко не идеально. Вот и понял как-то не так то, что наш мужик воспринял бы в порядке вещей…

– А в плену барон у кого был? – устало спросила я.

– Не знает он.

– То есть как – не знает?!

– Не представлялись ему похитители, – хмыкнул Сан Саныч.

– А где его держали? Что требовали?

Сан Саныч развел руками.

– Он считает, что в состоянии найти дом. Можно, конечно, вывезти его в тот район. Это под Выборгом.

– Меня с собой возьмете? – тут же оживилась я.

– Если дашь расписку, что не попытаешься освободить законного мужа, – усмехнулся Андрей.

– Хоть десять! Может, я, увидев место… И Иван Захарович насчет места что-то сможет сказать. Мы с Пашкой заснимем его, ну и… сами понимаете.

– Мысль, – кивнул Сан Саныч. – А вообще, Юлия Владиславовна, вы завтра, когда встретитесь с ним… поспрашивайте там этого… барона. Тогда я еще вам свидание дам.

Понятно: органы желают, чтобы я по возможности делала за них их работу. Сделаю! В особенности, раз я сама заинтересована в ее результатах.

Мы распрощались, и я поехала домой, то есть это я думала, что домой.

Звякнул засов, скрипнул замок, открылась дверь – и Отто Дитриха подтолкнули в спину. Немецкий барон вошел в небольшую камеру «Крестов», где в два ряда стояли трехъярусные нары. Дверь за его спиной с грохотом захлопнулась. На Отто Дитриха уставились пять пар глаз. Он понял: с этими людьми ему в ближайшее время предстоит делить тяготы тюремной жизни. С другой стороны, от них можно получить массу ценной информации, на основании которой фон Винклер-Линзенхофф в дальнейшем напишет книгу. Значит, следует побыстрее установить с ними дружеский контакт. Жаль только, у него нет с собой бутылки. За бутылкой контакт с русскими очень хорошо устанавливается.

– Здравствуйте, товарищи, – сказал Отто Дитрих.

– Здравствуй, – пискнул прыщавый юноша с верхней шконки. Остальные четверо промолчали.

– Ты кто такой? – наконец спросил мужчина с обветренным лицом, лет пятидесяти на вид.

Отто Дитрих представился, так пока и стоя у двери. Краем уха он слышал, что в русских тюрьмах живут по понятиям, теперь он жалел, что не узнал эти понятия в деталях.

– Фашистский оккупант, значит, – сказал сухонький дедок неопределенного возраста, сидевший на нижней шконке. – Вот тебе и погоняло!

– Просто Оккупант, – предложил приличного вида мужчина лет сорока. – Ладно, чего встал? Лезь на третий ярус. Или лучше шмотье свое туда закинь и садись. Подробно о себе расскажешь. Повезло тебе, Оккупант! Блатных в нашей хате нет.

– Сажайте его к рыжей, – велел Вадим, внимательно рассматривая Сергея. Чем он в свое время привлек Юльку? Это была обычная мужская ревность. Перед Вадимом был соперник, пусть и тот, от которого Юлька давно отказалась. Но ради этого мужчины она столько сделала, ради него преодолевала барьеры, прорывалась в «Кресты»…

– Светик, у нас для тебя подарок, – сообщили парни, впихивая Серегу в комнату, где содержалась рыжая.

Светик издала истошный вопль, потом замолчала. Вадим подумал, что неплохо было бы просверлить дырку в двери, чтобы понаблюдать за Светиком. Не в замочную же скважину смотреть! Жаль, дрели тут нет. Но ничего, и одних звуков достаточно. Светик и так уже их порадовала многочисленными концертами. Вадим был готов подарить Светика любому своему врагу.

Не успела я выйти из Управления, как зазвонила трубка. Меня домогался Ковальчук. Сил встречаться с ним уже не было, но – надо. Кажется, я и не отдыхала… Хотя какой тут отдых? Сплошные приключения, да еще и по башке дали.

Александр Евстафьевич пригласил меня к себе в гости. Ехать куда-то у него сил тоже уже не было, а я молодая, выдержу. Обещал даже ужином меня накормить.

Надеясь, что не отравленным, я поехала.

Жил депутат на Васильевском. Дверь была оборудована по последнему слову безопасности. Сколько комнат в хоромах, сосчитать не удалось, но и того, что я увидела, оказалось достаточно, чтобы понять: хорошо сидеть у кормушки, а если первая кормушка, у которой он оказался, была еще комсомольской, позже на смену ей пришла партийная, ну и так далее… М-да. Чтоб наши избиратели жили так, как их избранники!

Когда я позвонила, в коридор вместе с Александром Евстафьевичем вышла молодящаяся женщина, на которую была очень похожа Светка. Женщина подкрашивала волосы, стараясь сохранить изначальный огненно-рыжий цвет, но вот веснушки-конопушки, в отличие от Светкиных, на ее лице сильно поблекли. Или она когда-то пыталась их вывести? Приятная полнота – опять же, как у дочери, пухленькие ручки с ухоженными ногтями. Улыбалась она очень мило и приветливо – с такой улыбкой вполне можно идти в депутатские жены и не испортить карьеру мужу своим внешним видом. А судя по ненавязчивости, которую она продемонстрировала в дальнейшем, депутат вполне мог двигать и дальше на политический Олимп. То-то ему периодически хочется, чтоб бабы его плетками постегали… Наслушался, наверное, сокрушенных вздохов разных подкаблучников, которых и скалками обрабатывают, и сковородками, и отчета требуют за каждый сделанный шаг так, что избирателям и не снилось.

Рядом с женой Ковальчука стоял мальчик лет пяти. «Так у Светки же, кажется, сын есть?» – вспомнила я. Мальчик тоже был рыжим, но не таким ярким, как Светка. Круглое розовощекое личико, яркие глаза, слегка вьющиеся вихры торчали во все стороны, сам пухленький и кругленький.

– А я тебя знаю, – выдал он мне.

– Не тебя, а вас, тетя Юля, – мягко поправила его женщина.

– Вас, тетя Юля, – послушно повторил мальчик и тут же добавил: – А трупы ты настоящие показываешь?

– Настоящие, – я улыбнулась. Меня тем временем провели в кабинет Александра Евстафьевича, где уже на двоих был накрыт небольшой столик на колесиках.

– А ты их сама убиваешь?

– Денис! – в голосе женщины появилась строгость, но одной рукой она в это время ласково приглаживала мальчишеские вихры.