– Нет, я приезжаю на место, когда кого-то уже убили.
– А тогда зачем к нам приехала?
– Если ты постоянно смотришь мои репортажи, то должен был заметить, что я выезжаю не только на трупы. Я разговариваю со свидетелями…
– Деда, а ты кто? – повернулся к Ковальчуку внук. – Ты ведь депутат.
– Одно другому не мешает, – заметил Александр Евстафьевич и посмотрел на супругу. – Жанна, ему спать пора.
Жанна довольно быстро смогла уговорить Дениса, и они отбыли, оставив нас с Александром Евстафьевичем вдвоем.
– Пить, как я понимаю, ты не будешь? – спросил он, отвинчивая пробку с бутылки «Синопской». – А я выпью. Ты сама себе накладывай, что хочешь. Ну, твое здоровье!
Он хлопнул рюмку водки, закусил огурчиком домашней засолки и приступил к делу.
Александр Евстафьевич желал в самое ближайшее время встретиться с Иваном Захаровичем и просил меня эту встречу организовать. Предупреждая мой вопрос, объяснил цели встречи.
– У нас есть общий враг – Ящер. Это раз. За то, что он Светку держал взаперти, я ему лично горло перерезать готов. Во-вторых, я хочу, чтобы Иван Захарович помог мне в поисках. Ты тоже, Юля, не забывай про них. Думаю, что Светку опять Ящер прихватил. Ты ему без надобности, как и соседка твоя, и оператор. А вообще, он вас и убить мог. Но, видимо, и так на нем крови много. Не захотел лишний грех на душу брать. Просто по башке дал.
– Александр Евстафьевич, а почему он все-таки Светку взял? Ведь это все из-за вас, – я опять подняла интересующую меня тему.
– Думаю, ему нужны мои связи и возможности, – вздохнул Ковальчук. Его вздох и взгляд говорили: «Ну и настырная же ты, журналистка!» – Не деньги. Денег у него больше, чем у меня. Значительно больше. Но связи ведь часто оказываются важнее и ценнее?
Я кивнула.
– Кстати, ты в курсе, что барон немецкий, некий Отто Дитрих фон Винклер-Линзенхофф, в «Крестах» сидит?
Так: он еще не знает, что разговаривает с супругой барона, порадовалась я. Оставим эту информацию пока в тайне, а то неизвестно, как папа рыжей отреагирует. Он ведь сам вроде собирался стать тестем барона.
Вслух я сказала, что знаю. Только что из Управления.
– Снимать его будешь?
– Пока нет. Слишком сложно получить разрешение на съемку подследственного. – И я прочитала на эту тему целую лекцию, добавив, что именно требуется для получения разрешения на интервью с разными категориями заключенных, а также объясняя, что разрешение на интервью и разрешение на съемку – это разные вещи.
Александр Евстафьевич удивился.
– Даже если ты лично хорошо знакома с начальником «Крестов»?
– Во-первых, я с ним лично вообще не знакома. Во-вторых, нового начальника я даже ни разу не видела, только предыдущего. В-третьих, разрешение на посещение и съемку представителям СМИ дает начальник ГУИНа, а не начальник «Крестов».
– Так ты что, каждый раз за разрешением к начальнику ГУИНа бегаешь? – поразился Ковальчук.
– Лично я бегаю в пресс-службу. А они уже все и делают. Личный контакт – прежде всего, вы же сами в курсе. Вот вы со мной сейчас его устанавливаете. Правда, когда ваш коллега депутат Ефимов жив был – царство ему небесное, или где он там сейчас, – он сам занимался аккредитацией. Но да, конечно, каждый раз нужно получать разрешение.
– Ты в курсе, в чем немца обвиняют?
Я кивнула и рассказала про Ящера и частных детективов, которых он нанимал, чтобы разобраться в случившемся.
– Тут дело не только в детективах. Ящер так высоко забрался… – Александр Евстафьевич многозначительно посмотрел в потолок. – В общем, сверху приказ спустили: снять с него все обвинения, извиниться, ну, и так далее. И побег ему спишут. В общем… Ну что я тебе объясняю? Сама понимаешь, да и в органах твои приятели тебе, наверное, уже все рассказали. Но органам нужен был козел отпущения. И тут люди Ящера подставляют немца. С какими целями, могу догадаться. Чтобы потом этого немца Ящер освободил – ну, или вытащил, или я не знаю, как сказать, а потом взял за горло. Чтобы немец под его дудку плясал. Славик ведь любого другого мог подставить, кроме себя. Бомжа какого-то, еще кого-то, мол, пришли квартиру грабить, а тут – Тамара… Ее и убили, как ненужную свидетельницу. Да что я тебе опять все объясняю? Славику нужен немец, и так, чтобы Отто Дитрих дернуться не мог. Чтобы Отто делал все, что скажет Славик, когда скажет Славик и как именно скажет Славик.
– И вы хотите того же самого, – вставила я.
– Примерно. Но я готов делиться. Я – человек немолодой, опыта у меня жизненного, скажу откровенно, побольше, чем у Вячеслава Николаевича, хотя за «забором» я никогда не был и об этом, признаться, не жалею. Я при всех режимах на плаву оставался.
– А почему вы до сих пор в коммунистах?
– Ты видела, кто у нас в демократы подался? Вот я и решил: останусь-ка все-таки коммунистом. А уж чем заниматься буду – вопрос другой. А вообще, Юля, – признался Ковальчук, – меня тошнит, когда те, кто вместе со мной боролись за светлое будущее, вдруг в одночасье стали не просто демократами, а еще и верующими демократами! Один бывший комсомольский деятель даже заявил публично, что православие, дескать, безопасно в политическом отношении. И вообще, если избиратели будут регулярно молиться, то это отвлечет их от активных действий, выражения протестов, они, так сказать, будут смиренно подставлять вторую щеку. Это ж надо было такое придумать!
Хотя прошлое Ковальчука казалось интересной темой, мы не могли уделить ему много внимания. Для начала следовало решить более насущные проблемы – сегодняшние. Главной из них для Александра Евстафьевича было освобождение Светки – из любого плена. Вторая по значимости проблема – освобождение немца. Вернее, требовалось не освободить немца, а прибрать его к рукам.
– Да, кстати, – вдруг спросила я, – а где он тут останавливался?
Я подумала, что ему в тюрьму ведь нужно передать какие-то вещи. Продукты мы с Татьяной (или одна Татьяна) закупим, но где же барахло Отто Дитриха?
Ковальчук любезно сообщил мне, что немецкий барон на этот раз снимал апартаменты в гостинице квартирного типа на Невском. Александр Евстафьевич рассказал, что в упомянутых им апартаментах живут в основном иностранцы, приезжающие сюда в командировки на неделю, на две и не желающие тратить лишние деньги на дорогие отели. В квартире есть оборудованная всем необходимым кухня, как правило, гостиная и одна спальня, может быть, и две. Предоставляются услуги горничной.
Однако когда Александр Евстафьевич лично приехал туда искать Отто Дитриха, немец уже съехал. Но ведь не в «Кресты» же он съезжал?! Где-то он болтался в перерыве между регистрацией по одному адресу и другому?
– А вещи он с собой забрал? – спросила я. – Они не в камере хранения гостиницы?
– Нет там его вещей.
Я глубоко задумалась. Значит, Сухоруков возил немца на место и заставил все забрать? Потом держал его где-то взаперти? Но по крайней мере вещи барона он нам с Татьяной отдаст? Должен же понимать, как тому хреново в тюрьме. Из личного опыта знает, а тут еще гражданин Германии и барон, появившийся на свет в родовом замке…
У меня был последний вопрос к Ковальчуку.
– Александр Евстафьевич, – сказала я, – если вы хотите отмазать немца, то органам нужно представить кого-то другого. Как я понимаю, Ящера теперь им предъявить не удастся. И Костю Неандертальца, наверное, тоже. У вас есть кандидатура?
Ковальчук кивнул.
– Депутат Ефимов, – сказал он как о чем-то само собой разумеющемся. – Он устроит всех.
Конечно, сам Ефимов за себя уже постоять не сможет: он мертв. А свидетелей всегда найти можно.
– Я выступлю, – продолжал Ковальчук невозмутимо. – Ведь Ефимов с Тамарой в самом деле были любовниками. Можно и такое развести: вновь вспыхнувшая любовь, ревность, латиноамериканские страсти… А если что – и кого-то из других ефимовских баб приплести. Но мне одному, боюсь, не справиться, – он вздохнул. – Поэтому я и обращаюсь к Ивану Захаровичу. Договоришься? Естественно, все эксклюзивы – твои.
