На следующий день оделась потеплее (неизвестно, сколько на улице стоять), поехала все-таки на машине (приткну ее где-то на набережной или на боковых улочках), вначале забрала Пашку, потом мы встретилась с Андрюшей и все вместе тронулись к месту предстоящего действия. Народу в ту же сторону двигалось много. Я, правда, не думала, что они все на «мероприятие», но ошиблась. Поговорив с двумя бабульками, поразилась до глубины души. Бабульки не в первый раз присутствовали на государственных похоронах. Меня, как журналистку, конечно, заинтересовало, почему они на них ходят. Оказалось – получить что-то надеются.

– А что раздают? – спросил Андрюша, пораженный не менее меня.

– Когда что. Денег, правда, никогда не давали, а вот конфеты были. И кисель наливали. Поставили большой котел, парня с поварешкой, стаканчиков у него была целая стопка одноразовых. Всем наливал. Это вроде как поминки. Ведь на поминальный стол подают кисель из ягод. Лучше б пирожки, конечно, дали…

– Какие пирожки? – спросил Андрюша. У Пашки работала телекамера. Покажем сегодня вечером народу, куда идут средства, выплачиваемые им в виде налогов. Потом еще правители удивляются, почему народ всячески увиливает от их уплаты.

Нам с готовностью объяснили, что для поминального стола делают пирожки из постного дрожжевого теста – с картофелем, яблоками, сухофруктами, ягодами, грибами, капустой, рисом.

– Ведь тут же есть пекарня, – добавили бабки.

– Где? – задал следующий вопрос Андрюша.

– Да в Лавре. Монахи хлеб пекут. Вы что, в самом деле не знали?

Мы втроем покачали головами. Нам сообщили, что монахи пекут хлеб черный и белый, перед Пасхой еще и куличи. Продукцию могут покупать все желающие. Хлеб очень вкусный и долго не черствеет. Нам посоветовали попробовать. Мы с Андреем и Пашкой кивнули и переглянулись с обалделым видом.

Мы вообще очень порадовались, что разговорились с этими двумя бабками, – они нам четко объяснили, как проходит процедура (не было оснований считать, что сегодняшняя будет чем-то отличаться от предыдущих государственных похорон, состоявшихся в Лавре), где что находится. Сами бабки спешили в собор, мы же решили осмотреться на улице.

В Лавре я, признаться, не была давно. В детстве меня родители в Некрополь водили, показывали могилы Чайковского, Достоевского. Помню, меня тогда больше всего поразило количество иностранцев на могиле Достоевского, даже японцев. Почему иностранцы остальных наших писателей не знают, а про него все слышали? Я, как домой вернулась, сразу же принялась читать, но мне не понравилось. Мама тогда сказала, что я еще маленькая, но когда мы в школе «Преступление и наказание» проходили, мне все равно не понравилось.

Достоевский оказался популярен и сейчас – в смысле среди иностранцев. О его популярности мы смогли судить, узнав, почем идет земля с его могилы. Андрюша не стал предъявлять удостоверение (как, впрочем, и я), увидев оборотистых молодых людей, открывших новый бизнес: продажу земли с могил великих русских людей (правда, с могил похороненных в последние годы почему-то пока не предлагают). Пластиковые пакетики пользуются большим спросом у иностранцев, и спрос, как и везде, определяет предложение: «Достоевский» – пять долларов, «Римский-Корсаков» – всего два. Только вот на каком поле эта земля собирается, молодые люди не уточняют.

– Юль, ты у нас о кладбищах репортажи делала? – вдруг спросил Андрюша, когда мы уже отошли от оборотистых парней.

– Специально этим вопросом не занималась.

– Но знаешь, кого в последние годы в Лавре хоронили?

Насколько я помнила, в Александро-Невской лавре похоронили предыдущего Митрополита Петербургского и Ладожского, начальника таможни, умершего своей смертью, одного депутата – но там вопрос спорный (в плане случайности автокатастрофы), Льва Гумилева, Галину Старовойтову, Анатолия Собчака. Больше, признаться, никого не могла назвать. Может, конечно, еще кого-то положили в землю в священных стенах. За деньги тут вроде бы не хоронят, надо все-таки быть «государственным деятелем». С другой стороны, ведь похоронили же одного человека, известного в определенных кругах (далеких от законопослушных), в Печорских пещерах, куда он при жизни приезжал покаяться в грехах, пожертвовал крупную сумму монастырю и забронировал себе место… Значит, наверное, кто-то и в Лавре может лечь. А скандал грянет только потом – заговорит пресса, телевидение гневные репортажи снимет, верующие митинги проведут, но будет уже поздно.

Андрюша напомнил мне, что мои коллеги в последнее время много пишут про спецкладбища для богатых и про то, что делается в похоронном бизнесе.

– Ну и пусть пишут. Я в основном специализируюсь по тому, что до похорон. И по живым. Нет, Андрей, меня эта тема никогда не волновала.

Андрей предложил двигаться к непосредственному месту предстоящего захоронения. Там уже собрались мои коллеги, зеваки, а также коллеги Андрея, пытавшиеся отогнать зевак и журналистов. Приятель предъявил удостоверение, но его все равно очень вежливо попросили встать подальше.

Я тем временем осматривалась. Траурный помост был обит черным, яму выстлали бархатом. Про эту новую традицию мне уже доводилось слышать: криминальные авторитеты переняли ее у цыган. А то ведь гробы дорогие, из ценных пород деревьев, не гробы, а «Мерседесы» навороченные. Жалко такой опускать в землю, тем более в наше питерское болото. Цыгане, правда, еще ямы бетонируют, сверху кладут плиту, заливают бетонным раствором. А чего только не дают дорогому покойнику… Подозреваю, что близкие при жизни депутату женщины, включая рыжую, все-таки не будут снимать с себя золото и кидать в могилу, подобно цыганкам. И в карманы депутатские денег никто не положит. Хотя бы из тех соображений, что тогда и одной ночи депутату в могиле не пролежать. Бомжи не побрезгают раскопать.

– Интересно, охрану потом выставят или как? – тихо спросил один мой коллега у другого.

Я навострила ушки. Значит, и у депутатов теперь есть традиция что-то давать с собой на тот свет дорогому покойнику? Может, свод законов? Парни обсуждали охрану на престижных кладбищах – или на так называемых коммерческих площадках, все более входящих в моду. Все вычищенные, вылизанные, специально люди наняты для ухода за могилами и памятниками. Хочешь – цветы каждый день свежие будут приносить, хочешь – рюмку водки ставить и сами не выпьют – могильщики на престижных кладбищах трезвые, тщательно выбритые и чисто одетые. Это на дешевых безработные молдаване соглашаются холодную землю долбить, потому что питерцы туда не идут и на тех кладбищах на особые подачки рассчитывать не приходится.

Внезапно меня осенило… Года два назад я брала интервью у одного кладоискателя, с которым познакомил меня мой тогдашний любовник. Кладоискатель долго не соглашался на интервью, потом потребовал, чтобы ни в коем случае не называла ни его имени, ни конкретных мест, где он работает, и дала ему статью перед тем, как ее сдавать. О съемке не могло быть и речи. Я выполнила все условия.

Тот парень работает в области. На питерских чердаках практически ничего нет, более того, там слишком пыльно и грязно и нельзя воспользоваться рядом приборов, которые отлично срабатывают «на природе». Самыми подходящими для поисков герой репортажа считал места, где раньше стояли усадьбы, и старые погосты. Да и проще там, никто не мешает, никаких разрешений не требуется. Хотя, в принципе, чуть ли не с каждым старинным домом в Петербурге связаны легенды о сокровищах. Но тут ведь сразу же привлечешь чье-то внимание.

Я тогда спросила, сколько примерно человек в Питере занимается кладоискательством. Большая ли конкуренция? Постоянно и увлеченно – не более ста. Кто-то, конечно, что-то делает разово, но так, чтобы изучать старинные карты, теперь еще – шарить в Интернете, немного.

От того же парня я узнала про чисто питерскую специфику так называемых намывщиков. Это люди, специализирующиеся исключительно по рекам и каналам. Они тоже изучают карты и выискивают места, расположенные у старых переправ. У многих есть специальная подготовка (водолазная), нужное обмундирование и оборудование. Эти находят больше, чем землекопатели. В питерских водах лежат богатства, попавшие туда по несчастливой случайности, выброшенные в воду после революции, а также ценные вещи, которые люди скидывали в наши реки и каналы в сталинские времена перед обысками.