– Я могу узнать, чем он занимается, – сказала Верка.

– Не трать время. Афганец до тебя постарался. Вот здесь все написано.

Я извлекла из конверта нужный листок и зачитала вслух информацию о Диме. Ничего примечательного. По образованию инженер-электронщик, работал в «почтовом ящике», после развала СССР занялся бизнесом. Женат, двое детей школьного возраста, живет с женой (первой и последней). Звезд с неба никогда не хватал. С руководителями корпорации, за исключением американца и москвича, знаком с юности: вместе работали и вместе пили. А ведь доказано, что путь к истинному взаимопониманию между мужчинами пролегает через совместное потребление спиртных напитков. Сейчас Дмитрий Анатольевич возглавляет направление легкой промышленности: в корпорацию входит несколько компаний, которые шьют постельное белье, подушки и еще какие-то вещи, не требующие особых навыков.

– Странно, – медленно произнесла Верка, услышав про Димин род занятий.

Подружка никогда не думала, что на пошиве постельного белья и подушек можно сделать деньги, которыми ворочает Дмитрий Анатольевич. Содержание моделек и игры в казино, до которых Дима большой охотник (Верка чаще всего пересекалась с ним именно в игорных заведениях), обходятся гораздо дороже.

– Это еще раз подтверждает, что нам следует искать, где собака зарыта, – сделала вывод я.

– Мама, а почему ты исключаешь простую продажу жен? – спросил сынок, внимательно слушавший нас всех. – Американцы покупают себе хозяек и платят нашим за посредничество.

– Бред, – тут же сказала Верка. – Иностранцы с лишним долларом просто так не расстанутся. Если это и так, то они ведь не по миллиону отстегивают? Даже, наверное, не по сто тысяч. За сколько реально американец купит такую жену, о каких мы тут говорили?

Верка посмотрела на меня. Мне было точно известно, что фирме-посреднику по усыновлению американцы (приезжавшие в Россию при участии моей туристической компании – вернее, я обеспечивала только прием) максимально платили двадцать тысяч долларов, причем эта сумма включала часть расходов (за исключением гостиницы) в России – оформление документов и взятки (о чем американцам, естественно, не говорилось, так как им все равно не понять нашей системы). За жену-зомби, по-моему, столько бы платить не стали. Но пусть двадцать тысяч. Отсюда вычитаем расходы. Сколько остается посреднику? Стоит ли игра свеч?

Ведь в данном случае риск гораздо больше, чем при усыновлении сироты из дома малютки. У женщин есть родственники, которые могут забить тревогу, кто-то вполне может обратиться в органы, и ведь всех все равно не купишь, пусть какие-то менты и находятся на дотации у «корпорации»… Да и многим ли мужикам (пусть даже американцам) нужны в жены не нормальные женщины, а нечто непонятное, во что, в частности, превращается или превратилась Лена?.. И опять же далеко не все находятся в детородном возрасте, не говоря уже о внешней непохожести на образец с глянцевой обложки самого захудалого журнала.

– Все, Ланка, завтра едем к этому самому Святому Дону Жуану, – заявила Верка.

– Я с вами, – объявил Костя.

– Боюсь, что тебя туда не пустят, – заметила я. – Вроде бы там только женщинам подыскивают мужчин. Да ведь и кто-то должен остаться, знающий, куда мы отправились.

– Тогда я, – сказал сын.

Усмехнувшись, я заметила, что он на девочку никогда не смахивал, у него уже усы проклевываются, которые он ежедневно рассматривает у зеркала – на сколько сотых миллиметра выросли.

– Сбрею! – сказал сын.

Я закатила глаза: вначале Верка платит за такси, теперь Сашка сбривает свою гордость. Ну и День Победы.

А Сашка тем временем болтал, что у мамы его приятеля, у которого он сегодня ошивался, есть парик. Сашка может его позаимствовать, а потом друг его вернет на место, даже не ставя маму в известность.

– Мам, ну пожалуйста! Ну ты же понимаешь, как мне интересно! И ведь с тобой и тетей Верой должен быть хотя бы один мужчина!

Верка тут же заметила, что парики и у нее дома имеются, так что нам, наверное, завтра с утра следует наведаться к ней, где и преобразить себя до нужной кондиции – средств для этого в Веркиной квартире гораздо больше, чем в моей.

Затем Костя внезапно заметил, что завтра – понедельник, пусть и выходной. Вроде бы в нормальных церквях службы в понедельник с утра не бывает. Хотя он мог и ошибаться.

– Но это-то ненормальная, – заметила я. – И мы даже не знаем, что они понимают под словом «служба».

– Групповуху, – усмехнулась Верка. – Ты что, Ленку не слушала? Так что вполне могут встречаться в любой выходной день. Надо съездить на разведку. Ведь даже нормальные церкви открыты для прихожан каждый день? Служба – не служба. А эти явно заинтересованы в привлечении все большего и большего количества народа. Нас кто-то должен принять.

Затем Верка повернулась к Косте и велела ему завтра разбудить ее в десять утра, чтобы мы хотя бы в двенадцать смогли выйти из дома.

Я в очередной раз закатила глаза. Верка случайно не заболела? Или, может, Лена смогла ее как-то по-особому загипнотизировать? Если так пойдет и дальше, Верка завтра объявит, что идет работать в НИИ инженером и будет жить на одну зарплату.

10 мая, понедельник

Костя в самом деле смог разбудить Верку, за что ему следовало дать орден или, по крайней мере, медаль, а за его ангельское терпение – еще один: мой брат принял на себя удар. Подружка не привыкла просыпаться раньше часу (а случалось, и трех, и четырех), поэтому в настроении была соответствующем. Все выплеснулось на Костю. На меня, я подозреваю, она орать не решилась, зная, что я не братец, терпеть не буду и отвечу достойно, так что мало не покажется.

Позавтракали мы довольно быстро, после чего загрузились в мою машину (Веркину уже забрали в автосервис) и отправились в подружкину квартиру. После ряда манипуляций мы свою внешность (в особенности Сашкину) здорово преобразили. Верка по ходу дела заявила, что нам было бы неплохо познакомиться с каким-нибудь гримером и позаимствовать у него кое-что из средств, используемых в работе. Но даже без гримерского реквизита у Верки нашлось немало интересного (хотелось бы мне знать: откуда и зачем?).

Сынок в скором времени оказался девушкой с рыжими косичками, Верка еще нарисовала ему на физиономии веснушки, зачатки усов сбрила ему сама, заявив, что так они будут лучше расти, потом слегка подвела ему глаза (это сынок делать не хотел, заявив: «Что я гомик, что ли?» Но Верка смогла его убедить: надо для пользы дела.) В джинсах он остался своих, Верка подкинула ему свою блузку (в мою он со своими широкими плечами влезть не смог) и выдала красный свитер с лилией на правой груди. Я заметила, что красный рыжим не идет, надо бы что-то зелененькое. Осмотрев Сашку, Верка со мной согласилась, нашла длинную кофту изумрудного цвета с пуговицами и кушачком (от матери, что ли, осталась?), в которую мы и облачили Сашку.

– Ну ты хорош, – сказала я.

– Хоть бы никто из знакомых не увидел, – вздохнул Сашка.

– Никто и не узнает, если даже увидит, – заметила Верка и посоветовала Сашке потренироваться говорить писклявым голосом, а вообще ему лучше молчать, изображая робкую девушку.

Я на этот раз выглядела поскромнее, не в своих элитных шмотках из бутиков, а в поношенных джинсах, Костиной рубашке и старом свитере, давно валявшемся в шкафу. Костя у меня никогда ничего не выбрасывает. Раньше я ругалась, а теперь, после того как мне неоднократно приходилось переодеваться для разных вылазок, думаю: молодец, братец, в жизни на самом деле все может сгодиться, причем никогда не знаешь, что именно и когда. Косметику я не использовала, так что выглядела, с моей точки зрения, на три с плюсом, ну, может, на четыре с минусом. Верка без косметики оставаться не желала, физиономию накрасила, только гораздо меньше обычного. Мы надели штормовки, а не наши роскошные плащи, чтобы не выделяться среди прихожанок. Правда, мы еще не знали, как выглядят те. Ведь если это церковь Святого Дона Жуана, то ждать можно чего угодно.