– Мама, – сказал Сашка, уже отряхиваясь от пыли, – а ведь если камин затопить… Или дискетам ничего не будет?

Я уставилась на предмет обсуждения.

– Ланка, помнишь, когда мы тут были, парни говорили, что у них камин для красоты? – вдруг воскликнула Верка. – Или мы тут тогда вдвоем со Славкой сидели? Я помню, как Славка трепался… Ну, что престижно камин на даче иметь… У них же печка-плита на кухне, рядом с газовой, той, для которой газ в баллонах привозят. Ну, вспоминай! На кухне-то… А стена печки-плиты общая с той спальней, где я спала, и тепла для дома хватает. И твоя спальня рядом. Их и протапливают. А тут…

– Вон тепловентилятор! – показал пальцем в угол Сашок. – Зачем тепловентилятор, если есть камин?

– Ну, это вопрос спорный, – медленно произнесла я, потом посмотрела на сына. На его штормовке остались следы пыли, но не золы. По идее, этот камин никогда не топили, и все щипцы, совки, кочерга и прочие причиндалы стоят для вида.

Место для тайника очень подходящее. Если не топить, ничто не пострадает.

– Еще искать будем? – спросила Верка.

– Нет, хватит, – решила я не испытывать судьбу. Да и Костя уже, наверное, переволновался. – Поехали домой.

В это мгновение дверь в каминный зал распахнулась, щелкнул выключатель, комната озарилась светом, и мы увидели стоявшую в дверях Марину Васильевну с пистолетом в руках. На него был накручен глушитель.

15 мая, суббота

Сашка, Верка и я сыграли финальную сцену из «Ревизора» и даже в первый момент не сообразили достать оружие.

– Всем оставаться на своих местах, – приказала Марина. – Церемониться не буду. Вы уже видели, что я не церемонюсь с теми, кто пытается взять чужое.

– Слушай, а ты тут с какого боку? – рявкнула Верка. – Твое, что ли, брали? Тоже мне, правозащитница нашлась! Борец за дело трудового народа.

– Эти дискеты по праву принадлежат мне, – твердым голосом заявила Марина. Ее голубые глаза смотрели холодно и жестко. На лице, как и при первой нашей встрече, был наведен макияж, делающий Марину Васильевну на десять лет моложе. Если сложить воедино макияж и выражение, получалась физиономия преуспевающей стервы.

– Почему? – спросила я, думая, как бы половчее протянуть руку к заткнутому за пояс пистолету.

Словно прочитав мои мысли, Марина заметила, что ей не хотелось бы убивать меня и моего сына, поскольку она обязана мне жизнью, так что предпочитает договориться полюбовно. Она приказала нам выложить на журнальный столик все оружие и, естественно, дискеты и отойти к противоположной стене.

– Слушай, ты, мымра старая! – рявкнула Верка.

Послышался шлепок, за которым последовал истошный Веркин вопль. Подружка рухнула на пол, держась за бедро, с которого на пол уже капала кровь.

– Я разрешаю вам ее перевязать, – спокойно сказала Марина. – Но вначале выложите оружие на стол. Теперь вы понимаете, что я не шучу?

Я кивнула, достала пистолет и гранаты, Сашка с тяжким вздохом положил рядом с ними свои, извлеченный из Веркиного кармана пистолет и коробочку с дискетами, после чего я занялась Веркиной ногой, использовав в качестве жгута забытый в каминном зале ремень. Но Верку все равно требовалось побыстрее доставить к Рубену Саркисовичу. Правда, три раза за месяц – это многовато. Хотя она, наверное, теперь с Авакяна скидку стребует, как постоянная клиентка. Я также не исключала, что она все разы расплачивалась с ним своим традиционным способом. Но сейчас думать об этом было некогда.

Я достала из специально пришитого к штормовке кармана собранный мною индивидуальный пакет, вколола Верке обезболивающее и помогла ей принять сидячее положение. На глазах подружки выступили слезы, но изо рта лился поток площадной брани.

– Велите ей замолчать, Лана. Если вы, конечно, хотите решить вопрос мирным путем и уйти отсюда своими ногами.

«Где Костя?» – мелькнула мысль. Эх, если бы братец сообразил проверить, как мы тут справляемся, смог заглянуть в каминный зал и еще выстрелить и попасть в Марину… Я бы его не только в Германию, я бы его в тур по столицам европейских государств отправила. Или по злачным местам Амстердама – на выбор. Но рассчитывать на чудо не приходилось.

А у меня оставалась только «ручка». Я считала, что смогу до нее добраться, например, для вида решив поправить на Верке жгут. Но для начала хотелось выслушать Марину.

Она тем временем проследовала к журнальному столику, взяла с него коробочку с дискетами, вынула их, опустила в глубокий карман плаща, а коробочку откинула в сторону. Проделала она все это одной рукой, не опуская пистолет, направленный в нашу сторону. Затем отшвырнула наши пистолеты к камину, опустила себе в карман две гранаты, а две другие аккуратно переложила на стоявшее у двери кресло. Сама осталась подпирать косяк, глядя на нас холодными глазами.

– Я повторяю, что разговариваю с вами, Лана, только потому, что вы спасли мне жизнь. И у нас были общие враги. Теперь их нет, так что нас с вами ничто не объединяет. Наоборот… Вы, как я знаю, имеете… тесные отношения с Алексеем Петровичем Карташовым, которому я бы тоже предпочла пустить пулю в лоб. Но… В общем, мне нужно, чтобы вы ему кое-что передали. И убедили его не соваться туда, куда не просят. Если, конечно, он хочет остаться в живых. И если вы хотите, чтобы он и все ваши родственники были живы. Речь идет об огромных деньгах.

Я в этом и не сомневалась. Из-за мелочовки Лешка навряд ли стал бы дергаться. Прошли те времена, когда курочка клевала по зернышку. Да и по Лешкиным понятиям прибыль меньше тысячи процентов – это не повод пошевелиться.

– Так вы собрали материал для своего репортажа века? – спросила я у Марины самым обыденным голосом. – У меня будет одна просьба: не упоминать в ваших статьях и книгах, или что вы там пишете, ни меня, ни членов моей семьи.

Марина сухо рассмеялась.

– Я такая же журналистка, как и вы, Лана. Журналисткой была моя умершая родственница Ольга, про которую я вам рассказывала.

Я посмотрела удивленно.

– Лана, ну неужели прошлый опыт не научил вас, что никому нельзя верить на слово? Или в России люди до сих пор остаются настолько наивными? Даже ведя такую жизнь, как вы? Вы увидели меня впервые и решили, что я расскажу вам всю правду? С какой стати? Мне нужно было вытянуть из вас все, что знаете вы, а для этого расположить к себе. Ну я и рассказала вам душещипательную историю на интересующую меня тему, чтобы вы тоже говорили не о своем афганском опыте, не о турфирме, а о новых лекарственных препаратах и о «проповедниках».

– Я ничего не знаю о новых лекарственных препаратах, – с мрачным видом ответила я. – Только догадываюсь, что церковь Святого Дона Жуана была прикрытием чего-то криминального. «Проповеднички», – я кивнула в сторону коридора, – совмещали приятное с полезным. Кстати, а что с Михаилом Ивановичем?

Марина Васильевна опять сухо рассмеялась и заметила, что этот идиот никому не нужен. Он в самом деле ничего не знал, уверенный, что и его компаньоны, как и он, только для полного удовлетворения совокупляются с одинокими женщинами.

Это было изначальной идеей. Рассказанное Мишей у меня в офисе – правда. Трое мужчин – Евгений Андреевич, Дима и Миша – задумали организовать эту самую церковь Святого Дона Жуана, потому что всегда активно кобелировали, одновременно являясь подкаблучниками. Мужики получали ни с чем не сравнимый кайф, в особенности когда жены рассказывали всем знакомым, что ее-то благоверный теперь остепенился, в церковь ходит, а не по бабам. Потом при помощи женщин «проповедники» стали расширять свой бизнес.

Муж самой Марины являлся главой небольшой фармацевтической компании в США. Марина по образованию химик, а не журналистка, она училась в Москве вместе с Колей – Николаем Вадимовичем, труп которого сейчас лежит на кухне. Коля всегда был проходимцем и «химичил» еще в институте, в советские времена создавая искусственные наркотические препараты, правда, ему все сходило с рук. Марина знала о его левом бизнесе, так как в институте они были любовниками, но потом разбежались, оставшись друзьями.