«Ну и вляпалась», – подумала я.

По крайней мере, парень дышал. Пока я размышляла, у него в кармане тренькнул сотовый. Парень не очнулся, а я вытащила трубку, нажала на нужную клавишу, но ничего произнести не успела. Вежливый мужской голос сообщал, в каком месте следует забрать двадцать пять тысяч долларов.

Я застыла на месте. Связь уже прервалась, а я все держала трубку в руке, потом отключила ее и сунула парню в карман. Он так и не очнулся.

Вообще-то за двадцать пять тысяч долларов я могу хотя бы доставить его до какого-то медицинского учреждения. Но что я там скажу? Ведь меня обязательно спросят, кто он такой и где я его взяла? Что я буду объяснять? Ведь вроде бы медицинские учреждения обязаны сообщать в милицию о лицах, поступивших с пулевыми ранениями. Общения с милицией мне за последние дни хватило на всю оставшуюся жизнь, только до настоящего момента меня ни в чем не подозревали, а если я появлюсь с этим типом… Я снова покосилась на него.

А он открыл глаза. И посмотрел в мои.

– Настя… – попробовал улыбнуться он, но это у него плохо получилось. – Вот и встретились…

– Лешка?! – закричала я.

Никуда, кроме, как к себе домой, я его доставить не могла.

В те годы, когда я пыталась пробиться на эстраду, я бралась за любую халтуру – пела на дискотеках и в ресторанах, часто за мизерные гонорары. Трое друзей – Антон, Федор и Лешка – регулярно посещали один небольшой ресторанчик, где я выступала два раза в неделю. Дни их посещений и моих выступлений часто совпадали. Или ребята специально стали приходить на меня?

Мы познакомились. Федор меня не принимал вообще. Для него словосочетание «ресторанная певица» равнялось слову «проститутка». Он и относился ко мне соответствующим образом. Антон же и Лешка проявили неподдельный интерес. Я выбрала Антона. Правда, вместе мы были недолго: я быстро поняла, что он смотрит на меня, как на новую игрушку, причем поющую. В общем, поиграл и бросил. Леша хотел занять его место, проявлял настойчивость, но я была тверда в своем намерении больше не связываться ни с кем из их компании.

Потом я узнала, что Леша застрелил Федора и отправился в места не столь отдаленные. У них троих (включая Антона) был какой-то общий бизнес. Фирма досталась Антону. Что с ним стало, я не знала, да это меня и не интересовало.

А Леша, значит, вышел и взялся за старое.

Но какого черта он сел в мою машину? И почему Аньку понесло именно в этот двор? C другой стороны, я сама притормозила перед аркой. Могла ведь в другом месте остановиться.

Или это судьба?

Тогда я отказала Леше, а теперь он снова встретился на моем пути…

Но в любом случае – я не могу ему не помочь. Раз уж он все-таки оказался в моей машине.

Ребенок, слава богу, уже спал, описывать, что было с мамой, я не буду.

– Ты что, еще и раненых мужиков на улицах подбирать будешь? – орала она. – В детстве ты всех дворовых собак и котов в дом тащила, теперь решила устроить дома отстойник для бандитов? И что мы с ним будем делать?

Ответа на этот вопрос я не знала, молилась только, чтобы Лешка не помер у меня на диване. Рана оказалась сквозной, слава богу, вытаскивать пулю не придется. Даже без медицинского образования я понимала, что никакие жизненно важные органы не задеты – пуля прошла сквозь мышцы, или мясо, или как там это называется. Вот только бы заражение не началось. Да и крови много вытекло. Кое-какие представления о первой помощи у нас с мамой были, она еще медицинскую энциклопедию притащила, так что рану (вернее, входное и выходное отверстия) мы обработали, только извели все имеющиеся в доме бинты.

– Сейчас я за ними съезжу, – заявила я.

– Сдурела, что ли? – заорала мама. – Ты на часы посмотри!

– Есть и круглосуточные аптеки, – заметила я. – А у нас в доме нет больше ни одного бинта. Лучше я сейчас это сделаю, ты сама знаешь, что мне утром не встать.

– Ты считаешь, что я буду у его постели дежурить? – рявкнула мама. – Ты его в дом притащила, ты им и занимайся. Хватит того, что я с твоим ребенком сижу.

– C кем? – послышался сонный голос Вадика, возникшего на пороге комнаты в пижаме.

– Вот разбудила ребенка своими воплями, – прошипела мама.

Насчет того, кто разбудил Вадика, у меня было другое мнение, но я сдержалась от его высказывания.

– Сынок, иди спать, – устало попросила я.

Но сын уже проследовал в гостиную и внимательнейшим образом изучал водворенного на диван перебинтованного мужика.

– Это кто? – повернулся он к нам.

– Твоя мама привезла тебе папу, – заявила бабушка, сверкая очами.

Вадик снова уставился на Лешку, который в тот момент открыл глаза. Заметив это, сын тут же спросил:

– А вы мой папа, да?

Лешка глазки закатил и снова нас покинул, а я развернулась и пошла к двери. Мама махнула рукой и занялась укладыванием Вадика. Я предполагала, что ей это с первой попытки не удастся.

Ночь с 23 на 24 ноября, со вторника на среду

Поскольку машину я оставила под окнами (как иначе было волочить раненого от стоянки, и так я с трудом справилась – Лешка-то оказался тяжелым), идти никуда не пришлось, я быстро прыгнула за руль и поехала в центр города, а если точнее – к Московскому вокзалу, где планировала совместить два мероприятия.

Машину поставила на Лиговском проспекте, прогулялась до угла с Невским, зашла в аптеку, работающую круглосуточно, прикупила бинтов, пластыря, еще каких-то лекарств, выписанных мамой из медицинской энциклопедии и справочника по лекарственным препаратам, а затем с замиранием сердца отправилась на Московский вокзал к камерам хранения. Мне почему-то все время казалось, что за мной следят, что всем встречным-поперечным интересно, куда я направляюсь в столь поздний час. Выглядела я на этот раз еще скромнее, чем в предыдущий выезд из дома (специально так оделась): черные джинсы, черная кожаная куртка не первой молодости, давно висевшая в шкафу, на голове – обычная вязаная шапочка непонятного цвета. Девочка-студентка, приехавшая в Питер получать знания и вот теперь по каким-то причинам отправляющаяся домой или только что оттуда вернувшаяся.

Пока я искала камеры хранения, обратила внимание на нескольких малолеток, тусующихся в этих местах. В последнее время в прессе промелькнуло несколько статей о детской и подростковой проституции, и Московский вокзал упоминался как одно из мест их обитания. Наверное, поэтому я и обратила на них внимание. Да и как было не обратить? Первый час ночи, а школьницы стоят кучками на вокзале, причем не в драных лохмотьях, а одетые вполне прилично, подобно мне, кстати, только ярко накрашенные, на мне же косметики не было вообще. Пара девчонок стояла с плейером, который они слушали, приложившись каждая к одному наушнику. Проходя мимо них, я поняла, что слушают они наш последний альбом, из-за которого мы раз десять переругались с Максимовым в пух и прах и я уже хлопала дверью, чтобы уйти из группы навсегда. Но осталась. И альбом получился классный. Все песни стали хитами. Не одна, не две, а все… Так приятно было. Прав оказался Леонид Борисович. Как всегда, прав.

А у девчонок на лицах было мечтательное выражение, в особенности когда мне подпевал Андрюша… Эх, дурочки, знали бы вы, кто сейчас проходит мимо вас… Правда, они, наверное, предпочли бы увидеть кого-то из наших мальчиков. Они же не знают, что к Андрюше еще Агнесса Геннадьевна прилагается.

Я проследовала к камере хранения, не обращая ни на кого внимания (хотя очень хотелось обернуться), набрала код (и как я только все запомнила? Но вообще-то память у меня великолепная – столько текстов приходится заучивать, причем очень быстро), открыла ячейку, удивилась, увидев внутри небольшую спортивную сумку с длинным ремнем, вынула ее, не заглядывая внутрь, опустила в прихваченную с собой. Честно говоря, я ожидала увидеть какой-то сверток. Хотя откуда я могла знать, во что упакуют деньги? И упакуют ли вообще.