Шут с ними, в конце концов, с выражениями! Я пришел не для того, чтобы подмять под себя секретаршу, и не собираюсь этого делать, как бы сооблазнительна и доступна она не была. Получу ответы на несколько вопросов и отправлюсь холостяковать в Светкину «конуру».

Пришлось вернуть бутылку в карман. С показным удовольствием отхлебнул прекрасный чай, выбрал на блюде самый маленький кусок бисквита.

— Признаюсь честно, принять ваше приглашение меня заставила необходимость поговорить наедине…

Девушка понимающе улыбнулась и пересела ближе ко мне. Дескать, все ясно-понятно, не тяните время, приступайте к задуманной «беседе». Ворот халатика сам собой распахнулся больше, чем требуется, обнажив выпуклости грудей почти до сосков-«клубничек». Еще несколько подобных выражений и девица переберется на мои колени, которые превратятся для неё в пересадочную «станцию» на пути в постель.

— Сами понимаете, Катюша, в Росбетоне нельзя откровенничать — окружающие сочтут длительную беседу между мужчиной и женщиной… как бы это выразить… началом любовных… переговоров.

— Ну, до чего же ты старомоден, Костенька, — «упростила» наши отношения девушка. — Сейчас жизнь — более проста и поэтому более приятна. Ушли в прошлое приторные ухаживания, целование рук, признания в вечной любви, — она поднялась и заходила вокруг меня, менторским тоном изрекая современные законы взаимоотношения полов. — Главное — не подцепить какую-нибудь заразу… Ну и чтобы мужчина был для женщины приятен… Есть такие — не поговорят, не пообщаются — в первые же минуты знакомства валят на диван или прямо на пол… Бррр! Противно! Поднимаешься с чувством, будто на тебя вылили ведро помоев… Ты не такой — внимательный, ласковый, не зря с тобой Алферова сошлась…

Неожиданно монолог прервался. Катенька сзади обхватила меня и прижала голову к обаженной груди. Так ловко, что мои губы оказались возле одной из «клубничек». Отказываться от «угощения» не в моих правилах. Девушка застонала и прыгнула мне на колени. Совершенно голая — халатик выполнил свою миссию и за ненадобностью брошен на пол.

— Разложить диван или… так? — часто дыша и гримасничая, спросила она. Похоже, место и поза мало интересовали, главное — поскорей. — Говорят, сидя лучше… получается…

— Погаси свет…

— Зачем? Когда видишь — больше наслаждаешься… Бог человеку дал обоняние — поэтому мы пользуемся духами, осязание — ласкать, гладить, зрение — видеть…

Говорила и, не теряя времени, умело расстегивала пояс на моих брюках. снимала рубашку.

Оттолкнуть — не оставалось сил. «Клубнички», казалось, выросли, налились сладкими соками, загорелое тело, магнитом притягивало жадные ладони. Из головы будто ветром вымело разработанный план беседы. Осталось только жгучее желание.

Я поднялся и на руках перенес горячую девушку на диван, где она продемонстрировала понимание мужских проблем и умение их разрешать…Странное соитие: без охов-ахов, будто любовники не занимаются сексом — выполняют приятную работу.

Наконец, девица молча выгнулась, укусила меня за грудь и отпала.

— Ты кончил или — продолжим?

Я промолчал. Бесстыдный вопрос остался без ответа. — Понятно, — прокомментировала мое молчание любовница. — Отдохни… Кстати, о чем ты хотел со мной поговорить?

Тон голоса — деловой, без примеси разнеженности и усталости. Будто недавнее сумасшедшее общение на диване — прелюдия беседы, некое вступление. Катенька лежит на боку, положив кудрявую головку на подставленную ладошку, правая нога заброшена на мой живот, уменьшившиеся в об»еме умиротворенные «клубнички» нацелены на мое лицо.

— Скажи, пожалуйста, у тебя никто не спрашивал обо мне и Слепцовой?

Глазки широко раскрылись.

— А ты и её трахнул? Вот это мужик, вот это силушка богатырская! Фроська, небось, осталась довольна? Не зря Соломина глядит на тебя, как коза на кочан капусты… «Кочанчик» дай Боже — до самого сердца достал…

— Прекрати дурацкие бредни, — обозлился я. — Отвечай на вопрос: интересовался кто-нибудь моим посещением депозитария или не интересовался?

Катька вдумчиво пожевала губками, положила голову на подушку, пристроив левую грудь на моем плече, колено придвинула пониже. Если её немедленно не укротить — повторение «сеанса» обеспечено. Соответственно, отодвинется ответ на мой вопрос.

Довольно невежливо я выбрался из горячих об»ятий хозяйки, снял с себя сооблазнительную ножку. Девушка обидчиво сморщилась.

— Ну, спрашивали, конечно, спрашивали. У нас бабы любопытные, мужики тоже по части секса старательные…

— Кто спрашивал?

Катенька принялась загибать пальчики. Судя по перечисленным фамилиям моей персоной интересовалась, по крайней мере, добрая половина сотрудников Росбетона. Опять — множество вариантов, из которых выбрать наиболее опасный просто невозможно.

И тем не менее, одна фамилия меня «зацепила». Может быть, потому, что я не только не знаю этого человека, но никогда не слышал о нем.

— Кто такой Фомин?

— Приехал из Москвы. Представитель какой-то фирмы-заказчика. Представляешь, подошел ко мне, погладил по плечику — бескультурье, фамильярность! Я, естественно, отстранилась, а он положил на стол шоколадку и снова огладил. По спине… Решил, мерзавец, что оплатил свою наглость копеешной шоколадкой… Говорит: пропустите к генеральному без очереди, очень нужно. И под шоколадку — стольник. Это — другое дело: любой труд требует оплаты, а секретарский — тем более…

— А почему этот Фомин спросил обо мне?

— А я знаю? — горячее женское колено пришло в соприкосновении с важнейшей частью моего тела, «клубнички» принялись расти на глазах. — Он не только о тебе распрашивал — Суреном Иванычем интересовался. Почему, дескать, отсутствует ваш главный экономист, когда он будет? Вроде, мертвяки оживают и возвращаются в свои земные кабинеты… Ты, что, решил допрос устроить? Пожалуйста, отвечу, только… позже. А сейчас…

Катенька владела множеством способов возбуждения особей мужского пола и выбрала для меня наиболее действенный, ведущий прямо к цели. Под влиянием многоопытной секретарши я задохнулся от нестерпимого желания, начисто позабыл про «допросы» и окунулся в огнедышащую печь, получившую в наше время короткое и емкое название «секс». Секретарша развила таквую скорость, так вертелась и подпрыгивала, что я с трудом удерживался на горячем «гейзере». Кровать отчаянно скрипела, люстра качалась, посуда позвякивала. На этот раз не обошлось без сладостных охов-ахов и похвал в адрес «кочанчика»…

— Что выбил из секретарши? — ехидно подмигивая, спросил Ромин на следующий день. — Продолжишь разработку или отвалишь?

— Отвалю. Безмозглая курица, зацикленная на мечтах снести золотое яичко… Единственно, что удалось узнать — фамилию некоего Фомина…

Про интерес, проявленный посетителем к погибшему Вартаньяну — ни слова. Не потому, чо не доверяю Ромину — очень доверяю! — просто решил оставить добытые тяжким трудом сведения для личного употребления.

— Фомин? Да это «знакомый», увидевший торжественный выход твоей милости из депозитария… Мы его малость провентилировали…

— Любопытно. И кем он оказался?

— Ничего любопытного — сотрудник хозяйственного управления Госдумы. Приезжал к Пантелеймонову с заказом на изготовление напольных ваз для цветов и другой экзотики типа мусорных урн. Зовут мужика Ефим Григорьевич. Возраст — тридцать пять. Женат. Супруга работает в этом же управлении. Ничего криминального не отмечено, но возьми на заметку — авось пригодится.

Опять Госдума? Не много ли сплошных и пунктирных линий сходятся в этом законодательном «квадратике»? Кажется, пришла пора бросить Кимовск и переселиться поближе к «музыкальной» банде и подозрительным депутатам. С убийством Слепцовой разберется местный угрозыск. Похоже, с таким же успехом, как уже разобрался с гибелью Вартаньяна и двух бетонщиков.

Ромин согласился — действительно, пора. Ехидное замечание по части достигнутых успехов в предыдущих расследованиях постарался не услышать. Есть у него такой талантище — не слышать неприятные для него высказывания. Вроде заглушек в ушных раковинах.